Бесовские времена (СИ) - Страница 89

— Я не знаю. Но по здравом размышлении могу предположить, что Черубину Верджелези и Франческу Бартолини убила женщина. Моего наивного брата, Джезуальдо Белончини, Тиберио Комини и Джанмарко Пасарди — убил, конечно, мужчина. А Иоланду Тассони, возможно, прикончил…тоже мужчина, но для кое-кого бывший и женщиной. Во всяком случае, в этой чёртовой семейке я ничему не удивлюсь.

Все замерли. Только духовник девицы, мессир Дженнаро Альбани, по-прежнему тихо сидел в углу и лишь поднял глаза на свою духовную дочь.

— Что? Убийц… трое? Семья? — Портофино замер с открытым ртом.

— Кровная связь… гнилая кровь… — ошарашенно проронил Песте, почувствовав, как по коже волной пробежала дрожь…

— Да. Они, полагаю, отводили друг от друга подозрения, обеспечивали друг другу благоприятные обстоятельства, следили за свидетелями. Я не верю, что они не действовали скопом.

— Да кто же это, чёрт возьми? — всколыхнулся Портофино.

— Мой Господь… — Ладзаро Альмереджи вдруг опустился на колени на плиты пола у двери. — Дурак… — он яростно сжал кулаки, — я же видел…её… Возле чулана… ключи!.. она же открыла сундук… Откуда у нее ключ Черубины?? Тупица! И у башни она же… Я не верил… и его я видел. Ты… о… Наталио? Глория?

Гаэтана спокойно кивнула. Кивнул и Дженнаро Альбани, тихо прошептав слова молитвы.

— С моим братом сделку заключил через Джанмарко Пасарди Наталио Валерани. Может быть, конечно, внучок Глории, любовник Комини, тут и не причём… не знаю. Да только сомнительно. Но замыслила все, конечно, Глория. Черубина Верджилези в часовне на Пасхальной службе сказала Франческе, что Глория Валерани помогла ей найти прекрасный дом в Пьяндимелето. Мозги у нее немалые, а лицемерия и двуличия её не занимать.

— Господи, — Чума, казалось, пытался стереть с лица многодневное наваждение. — Вы это слышали своими ушами? Про Пьяндимелето?

— Разумеется. Просто значения не придала, да и давно дело было.

— Почему же молчали? — взъярился Тристано д'Альвелла и тут же умолк: девица снова взглянула на него взглядом Медузы Горгоны, и он почувствовал, что каменеет.

— А кто и о чём меня спрашивал? Вы спросили, не имел ли кто вражды с братом? Не имел! Пока Ладзаро не сказал, что, возможно, причина убийств — в сделках с землей и недвижимостью, мне и в голову ничего не приходило. Чтобы начать думать — умному человеку нужен повод.

— Ты… Гаэтана… ты знала, что Джулио… — Камилла сглотнула комок в горле, — любовник старика Комини? Откуда?

Девица пожала плечами.

— Здравый смысл и немного наблюдательности. Щенок купил на Пасху седло для лошади за шесть дукатов, украшеное золотыми оверлеями! Откуда у Глории и Наталио такие деньги? А когда вечером у брата однажды задержалась — прихворнул он, так видела своими глазами, как Джулио от Комини выходил, в кармане монетами позвякивая.

— И ты знала, что Комини… содомит? — изумилась Камилла.

Гаэтана снова пожала плечами.

— Конечно. Я их наперечёт всех знаю, и место сборищ их в подвале за Западной башней всем прекрасно известно.

Аурелиано Портофино почесал в затылке.

— Но почему двуличие? — Песте всё ещё не оправился от потрясения. — С чего вы взяли, синьорина, что она лицемерна? Вы ловили её на лжи? На дурных поступках?

Гаэтана Фаттинанти снова пожала плечами.

— Я видела, что Наталио за дукаты удавится. Я знала, что Джулио ради дукатов под содомита лег. Глория — мать Наталио и бабка Джулио. И они все друг друга прекрасно понимали — это я тоже видела. Чего же вам ещё, помилуйте?

Теперь наконец голос снова подал мессир Тристано д'Альвелла.

— И вы синьорина… это правда… намерены взять в мужья… то есть намерены стать женой мессира Ладзаро Альмереджи?

— Да, и что?

— А не хотели бы вы возглавить тайную службу в замке? — д'Альвелла не очень-то и иронизировал.

— Глупа та женщина, что занимается мужским ремеслом, но, будь я на вашем месте, не языком бы трепала, а направила бы своих людей арестовать негодяев. Сразу сбежать — это привлечь к себе внимание, и всё же сейчас им в замке отставаться не резон, и я на их месте… рвала бы когти. А ведь optimus testis confitens reus.

— Я так и сделаю, синьорина, — Тристано д'Альвелла исчез.

— Гнилая кровь… — снова тихо прошептал Песте. Мысли его путались. — Глория Валерани… Умная, сдержанная, праведная… — Чума был ошарашен. — Что она в микстурах и лекарствах разбирается, это Дианора говорила. Она даже Бениамино советы давала… Но я её никогда бы не заподозрил.

Дженнаро Альбани судорожно вздохнул.

— Дочь моя, пока убийц не задержали — будьте осторожнее, — и, ссутулившись, тихо вышел.

Гаэтана столь же величаво покинула покои мессира Грандони в сопровождении мессира Альмереджи, сколь царственно вошла в них. Шедший за ней Ладзаро не думал об убийцах, но заторможено, словно в полусне озирал красотку, которой предстояло… да, которой предстояло… взять его в мужья. д'Альвелла не оговорился. Ладзаро на миг представилось, что он проваливается в страшную бездну, точнее, падает куда-то… Голова его кружилась, и пол двигался под ногами. И это… его будущая жена. Решаясь на брак, Ладзарино не хотел ни измен, ни бравых похождений — просто устал от них, но теперь с грустью понял, что его желания, в общем-то, не имеют значения. Хотел, не хотел… Ему просто никто не даст ни изменить, ни метнуть кости, ни выпить лишний стаканчик. Он хотел праведности, устав от греха. Теперь он на праведность был обречён. Ладзаро смиренно склонил голову.

Что ж… коемуждо поделом его.

Портофино, Грациано и Камилла, оставшись одни, несколько минут сидели молча, и каждый был погружен в свои мысли. Первым пришёл в себя отец Аурелиано.

— Наталио… — он невидящим взглядом смотрел в стену. — Живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана… — инквизитор содрогнулся. — Я знал, что он бездушен и циничен, но… Един в трех лицах. Конечно… что им стоило: ведьма травит и убирает следы, двое кладут жертву на постель… Все по очереди исчезают, после прикрывают друг друга… Бедная Черубина. Да, глупая овечка.

— Но неужели Гаэтана права, и Глория… сама… отравила Черубину? — Чума был ошарашен. Когда он понял, что было причиной убийств, он и подумать не мог, что убийцей может оказаться Глория. — И Дианора ничего не замечала? Впрочем, Ладзаро прав — я сам, если бы что и заметил, глазам не поверил бы.

Камилла сидела бледная, закусив губу, и наконец проронила.

— Стало быть… на меня напал Джулио… Глория просила спуститься к колодцу и принести ей воды, а он поджидал меня на лестнице… Она много раз хвалила его мне, но он казался таким ничтожным… И тогда она… Мне померещилось, что она нарочито… но… я не была уверена, что это Джулио, гнала и мысль об этом. Я тоже не могла поверить…

Песте скрипнул зубами, а Портофино вскочил. Он не слышал Камиллу, думая о своём.

— Ведьма… Я же носом чуял… Тогда на отпевании… смердело же… — инквизитор, не попрощавшись, выскочил в коридор.

Гаэтана Фаттинанти оказалась права не только в своих умозаключениях, но и в своих пророчествах. Глория Валерани уже покидала свои покои, надежно упаковав деньги в дорожный сундук, когда на неё обрушились люди д'Альвеллы. Её сына и внука схватили в комнате мессира Валерани, тоже сидящих на дорожных узлах и ожидавших наступления темноты. Оказалось, они оба уже отпросились у герцога в короткую поездку в Рим, а Глория сказала герцогине, что неважно себя чувствует и хочет провести пару недель в своём поместье.

Тристано д'Альвелла и Аурелиано Портофино уединились перед допросом в подвале, где хранились запасы герцогских вин. Здесь их не могли ни увидеть, ни подслушать, и Тристано смело признался Портофино, что боится. Боится увидеть негодяев и допрашивать их. Он боялся даже подойти к живым мертвецам, внутри которых ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана, грабивших живых и хладнокровно делавших из них покойников. Портофино понимал его и успокоил тем, что тоже боится. Правда, боязнь мессира Портофино разнилась со страхами мессира д'Альвеллы. Иквизитор опасался, что едва увидит мерзкую ведьму, может в гневе придушить её, а это, воля ваша, противоречило процессуальному кодексу Святой Инквизиции.