Бесовские времена (СИ) - Страница 72
Альбани ждал возвращения священника около домовой церкви больше получаса, потом осторожно вернулся в портал и увидел лежащего без чувств Соларентани. Теперь Альбани испугался. Он понимал, что в замке полно шпионов, и не надеялся, что приключение с Соларентани ему удастся скрыть. Если же последствия падения окажутся серьёзны — Тристано д'Альвелла этого ему не простит. Чертыхаясь, Пьетро решил, что, пока не уляжется суета, разумнее побыть вдали от замка.
Бениамино ди Бертацци пока не решился сказать Флавио Соларентани об угрожающей ему неподвижности. Ни слова не проронил и Даноли. Не сказал ему этого и Тристано д'Альвелла. Молчал и Грациано Грандони. В итоге эти скорбные слова Флавио услышал от Портофино. Тот быстро сумел преодолеть приступ слабости и уже полчаса спустя спокойно уплетал с дружком Чумой аппетитнейшие куски жареного морского чёрта. Когда Соларентани попытался заговорить с отцом Аурелиано, бормоча что-то о своей вине перед ним, инквизитор любезно успокоил его: какова бы ни была его вина — он уже наказан, худшего приговора и он, Портофино, ему не вынес бы. Старая же максима гласит «Non bis in idem»46. Флавио обречён лежать на одре до конца дней своих — и уже тем сохранить и целомудрие, и верность обетам — на что же он, Портофино, должен гневаться? Он будет снисходителен и милосерден, как добрый самаритянин.
Когда смысл сказанного дошел до Соларентани, его волосы побелели на висках.
Ипполито Монтальдо все последнее время избегал Флавио Соларентани, даже на службу ходил в городской собор. Последние недели сблизили его с Джованной и чуть успокоили, но он не мог до конца поверить, что любим, а ненавистный молодой соперник подлинно безразличен жене. Неожиданное известие о трагической случайности со священником и мерзкие подробности, сопутствующие дворцовым разговорам, изумили Ипполито. То, что распутник нацелился на Илларию Манчини, вроде бы говорило о том, что его отношения с Джованной были подлинно пустыми, но так ли? Ипполито боялся сказать супруге о произошедшем и внимательно следил за Джованной, ожидая, что кто-то непременно сообщит ей о трагедии.
Он не ошибся. После утренней службы, проводимой Портофино, Ипполито видел, как Джованна, стоя среди статс-дам и фрейлин, услышала новость от Иоланды Тассони. Глаза Ипполито Монтальдо потемнели и напряглись, он пожирал взглядом жену. Церемониймейстер видел, что Джованна уставилась в пол и закусила губу, но тут же лицо её несколько раз переменилось: сначала на нем проступило выражение презрительное, потом задумчивое и, наконец, откровенно озабоченное.
Ипполито подумал, что она пойдет к Соларентани и решил проследить за ней. Джованна Монтальдо вскоре осторожно оглянувшись на Лавинию делла Ровере, шмыгнула в коридор и торопливо свернула на боковую лестницу. Ипполито устремился следом. Джованна, миновав ступени, снова свернула в коридор, потом почти бегом устремилась к выходу во внутренний двор. Ипполито растерялся: супруга спешила совсем не в сторону лазарета. Тут он понял, что жена идет на какое-то договоренное свидание, ибо навстречу ей поспешила фигура в плаще. Ипполито замер за колонной, пытаясь унять стук сердца.
— Мне жаль, донна Монтальдо, но синьор Чезарино не смог найти то, что вы хотели. Он предлагает на выбор либо убор из топазов Фелино, либо сапфиры работы братьев Леркари…
— Да вы смеетесь? К зеленому платью и зеленым глазам — сапфиры? Он же говорил об изумрудном ожерелье и серьгах!
— Увы, их вчера купили…
Джованна Монтальдо досадливо хмыкнула.
— Почему синьор Чезарино не мог за неделю подобрать достойные украшения?
— У него большой заказ от Донны Элеоноры. Но есть еще великолепный убор из китайского нефрита — удивительно красивая вещь и недорогая… Я покажу.
Ипполито Монтальдо из тени внимательно наблюдал за женой. Джованна примеряла украшения, торговалась, препиралась с приказчиком и наконец, сбив цену, забрала нефритовые безделушки. У Ипполито потемнело в глазах. Стало быть… Он растерялся. Стало быть, она хочет принарядиться и только тогда навестить Соларентани? Он снова последовал за Джованной, которая уже устремилась вверх по лестнице, пробежала по коридору и исчезла в их покоях.
Из комнаты тем временем выскочила служанка и, пробежав по коридору, растаяла в темном пролете. Куда её послала Джованна? К Соларентани? Но постойте, он же в лазарете… Служанка пробежала обратно с платьем, за ней появился их слуга Альбано, несший блюдо под тяжелой крышкой. Потом мимо промчался их конюх Гвидо с корзиной. Что за приготовления? Ипполито растерялся. Он ждал, что Джованна сразу поспешит в лазарет к Соларентани, и теперь недоумевал. Слуги еще несколько раз мелькали в коридоре, и наконец, все стихло. Ипполито на негнущихся ногах прошел к парадной лестнице, спустился, вышел к коридору, что вел в лазарет. Пройти мимо него Джованна не могла, и Монтальдо устроился на скамье в тени. Он почувствовал, что устал. Устал нервничать, подозревать, ревновать…Пусть откроется все. Где она? Почему не идет к нему?
— Мессир Ипполито! Что вы здесь делаете?
Перед ним стояла Вивиана, их служанка.
— А? Что? Я… — он поднялся. — Что делаю? Ничего. Что ты хочешь?
— Госпожа велела разыскать вас.
— Меня?
— Ну конечно…Она уже полчаса ждет вас.
Ипполито потер ладонью лицо и направился к себе. Стало быть, Джованна решила навестить Соларентани вечером, попозже? Что ж… разумно. Он распахнул дверь и замер. Принаряженная Джованна в изумрудном платье сидела в комнате вместе с Маттео, своим пасынком, и при его виде вскочила.
— Ну, наконец-то! Где ты был?…
Стол был празднично накрыт, жена и сын, переглянувшись, дали знак двум скрипачам и виолисту. Зазвучала музыка, и тут Ипполито были вручены подарки — дорогое издание книги «О граде Божьем» блаженного Августина, его любимого автора, и великолепный набор для стола с золотой чернильницей, перьями и стилами. Монтальдо сжал зубы. Идиот… Сегодня ему пробило сорок семь лет.
Он оставался идиотом еще три дня, не спуская глаз с жены, но Джованна Монтальдо так и не удосужилась навестить Флавио Соларентани.
В череде скорбных событий последних дней мессир Альдобрандо Даноли был рад только тому, что новому убийству не предшествовали изнуряющие его видения. Он спокойно спал всю прошлую неделю. На турнир не поехал — хоть Грандони и приглашал его. Что ему до ратных забав? Когда Тристано д'Альвелласообщил им о гибели Тиберио Комини, был растерян и взволнован, но не столько гибелью этого едва знакомого ему и не очень приятного человека, сколько тем, что жуткий убийца продолжал множить свои жертвы.
Даноли часами, когда Флавио засыпал, проводил в церкви. Пытался молиться о болящем, но молитва замирала на устах. Когда в храм заходил Портофино, они обменивались несколькими словами о состоянии калеки, но чаще просто сидели молча. Даноли не мог утешить Аурелиано, да тот уже и не нуждался в словах утешения, мощь этого духа вновь была неуязвима. Иногда заходил и Чума, однако, под алтарными сводами не добавлялось голосов, но царило бессловесное понимание. Впрочем, порой они всё же перебрасывались короткими репликами.
— Это ужасно. Я же чувствовал, что несчастного ждет беда. Но я подлинно не видел, откуда она придет. Дурное сатанинское искушение…
— А что вы чувствуете или видите, когда смотрите на меня или на Грациано? — неожиданно спросил Портофино.
Даноли поднял на него удивленные глаза.
— Вы… вы спрашиваете, что вижу? — Аурелиано кивнул. Альдобрандо бросил взгляд на Чуму и прикрыл глаза и напрягся. — Мессир Грандони… он… окружен детьми. Двое идут ему навстречу. Он обнимает их. О… я вижу, это вы и этот… шпион подеста… Еще дети. Много детей… Вы, мессир Портофино, берете на руки мальчика и называете его Лелио…
Портофино и Грандони изумленно переглянулись.
— А что видите, когда думаете об убийствах? Возникала ли при взгляде на какого-нибудь придворного мысль о том, что он убийца?