Бесноватые - Страница 23

— Мистер Сильверштейн был очень высокого мнения о вашей матери. Достоинство… это слово нынче не так-то часто услышишь, — Мистеру Розену было неловко говорить о покойной, поэтому он занялся ключами, которые и вручил Саймону; они были на большом медном кольце. — Иногда трудно понять, почему наши клиенты решают вознаградить или, наоборот, проигнорировать каких-то своих друзей и близких, — сказал он. — Мы можем только выполнить их пожелания. Я уверен, у мистера Сильверштейна была какая-то особая причина желать, чтобы эта собственность перешла к вам.

— А вы не знаете, что это за причина? — спросил Саймон.

Мистер Розен пожал плечами:

— Возможно, у него остались приятные воспоминания о вас, о тех обедах у вашей матери. Как он сказал моему партнеру, вы поймете, что делать.

Саймон поблагодарил адвоката и ушел, теряясь в догадках о том, что бы это могло значить.

Он нашел здание — последний дом, стоящий на углу дороги, ведущей к морю, викторианского стиля строение из красного кирпича. На связке, которую передал ему мистер Розен, было шестнадцать ключей. Темный коридор внутри дома, отделанный линкрустой, [30]просто сочился влагой. Вся мебель стояла на местах, и комнаты были чистыми, но похоже, в доме не было электричества. Там и тут на медных крючках, вбитых в бежевые стены, все еще висели старинные газовые светильники. Саймон прокладывал путь через мрачный дом, осматривая комнату за комнатой, открывая одну дверь за другой, как будто искал дорогу в лабиринте. Когда солнце скрылось за дождевыми тучами, это лишило дом остатков света, и Саймон перестал видеть вовсе. Фонарика у него не было, но в кухне удалось найти свечи и спички. Когда он зажег свечу, дом как будто еще больше отодвинулся в прошлое. Саймон знал: для того чтобы привести эту собственность в порядок, потребуется небольшое состояние. И этих денег у него не было.

На верхнем этаже он обнаружил дверь, которую открыть не смог. Ни один из ключей к замку не подходил, все они казались слишком маленькими. В соответствии с планом дома, этот вход вел к анфиладе соединенных между собой комнат, которая тянулась через весь дом. Саймон попытался высадить дверь, но она сидела слишком плотно и легко выдержала напор его плеча. Он все же попытался подобрать ключ к замку еще раз и тогда услышал, что изнутри стучат. Стук был слишком громким, чтобы его могла издавать крыса, даже собака.

Саймон опустил свечу.

— Есть кто-нибудь? — позвал он, но ответа не последовало. Он чувствовал, что внутри, с той стороны двери, кто-то движется прочь. — Вы не могли бы впустить меня? — спросил он, но теперь движение прекратилось вовсе.

Саймон спустился вниз, чтобы попытаться разрешить эту задачу. У него было такое чувство, что в доме все еще кто-то живет — может, старик просто забыл упомянуть о жильце, который оставался в доме? Он сделал себе чашку чаю и уселся, задрав ноги на маленький кухонный столик, пытаясь решить, что теперь делать. И тут он увидел медный ключ, который был больше ключей на кольце, — он висел над раковиной.

На этот раз ручка повернулась, и дверь открылась.

Комната, открывшаяся перед ним, была обветшалой, но явно жилой. Дверь напротив вела в другие комнаты.

— Эй! — позвал Саймон напряженно, входя и поднимая свечу вверх. Через треснувшее окно в кухню ворвался пропитанный дождем ветер. В раковине были свалены грязные тарелки. С мочалки, кинутой на приоткрытую дверцу шкафчика, на голый пол капала вода. Саймон вошел в соседнюю комнату — это была тусклая коричневая гостиная, забитая вылинявшей викторианской мебелью.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул он снова. Он скорее почувствовал движение, а не увидел его — слабое дрожание досок пола, перемещение воздуха. Кто-то прятался в спальне, за дверью, которая все еще была закрыта. Повернув ручку, он услышал какое-то скуление. Возле старой медной кровати, забившись в угол так плотно, что перестал быть похожим на человека, прятался мужчина. Его туфли скребли по полу, а когда Саймон приблизился, он поднял руки над головой, как будто боялся, что его сейчас накажут.

Саймон присел на край постели. В комнате стоял затхлый запах, как будто в ней жили слишком долго.

— Вам нечего бояться, я вас не обижу, — сказал он, — но я не уйду, пока вы не скажете мне, кто вы.

Они так и сидели в молчании. Испуганная фигура медленно распрямилась, и человек сел.

Саймон в изумлении понял, что молодой человек боялся, что ему сделают больно или вытащат из комнаты.

— Меня зовут Саймон, — он протянул руку. — Вы знаете мистера Сильверштейна?

— Я мистер Сильверштейн, — ответил молодой человек тихо.

— Простите, но я не понимаю, как такое может быть. Говард Сильверштейн скончался, так кто же вы?

— Я — Маркус.

— Что ж, приятно познакомиться, Маркус. — Первой его мыслью было, что Маркус забрался в дом, чтобы спастись от непогоды, или был вовсе каким-нибудь жильцом-смотрителем дома. Затем он заметил, что мужчина удивительно похож на того человека, фотографию которого показал ему мистер Розен. — Вы сын Говарда, — сказал он удивленно.

Они сидели рядом на кухне. Маркус обнял ладонями кружку с чаем:

— Я не спускался сюда вниз, с тех пор как умер мой отец. Я был сидящим Шивой.

— Один? Он умер десять дней назад, — сказал Саймон. — Чем же ты питался?

— Там в холодильнике годовой запас еды, — объяснил Маркус. — Но газ выключили, поэтому я ел все в сыром виде. Мы всегда держали большой запас еды — на всякий случай.

— На какой всякий случай? — Он ждал. Бледный молодой человек сжал руки, лежавшие на коленях, но ответа так и не последовало. Он попытался зайти с другой стороны. — Ты всегда здесь жил?

— Нет, мы переехали, когда еще была жива мама, — Маркус улыбнулся при этом воспоминании. Его голубые глаза делались совершенно другими, когда оживали. Кожа его была белой, как бумага. — Тогда мы были счастливее. Но она заболела, и нам пришлось остаться в одном месте. Кто-то ее отравил.

— Зачем же ее было травить?

Маркус снова замолчал, пригубив горячего чаю.

— Откуда ты знаешь, что ее отравили?

— Отец сказал.

— Это что, доказано?

— Наш семейный врач сказал, что она умерла от естественных причин. Он приглашал отца на консилиумы, но отец ходил только пару раз. У меня в школе как раз была темная полоса, меня очень обижали, поэтому я рано ее бросил — решил остаться дома с отцом.

Саймон посмотрел на молодого человека и увидел, что в нем не было и крупицы счастья, только следы тягот, которые приходят к человеку с возрастом. Ему было трудно даже представить, насколько тоскливым было подобное существование.

— И с тех самых пор ты находишься здесь. — Да.

— Тогда ты должен пойти и пообедать с нами. Пока Маркус переодевался, Саймон ждал в его спальне. На стенах висели картинки из журналов — виды пустыни Аризоны, бескрайние пески и звезды. Вошел Маркус, застегивающий на ходу ремень на брюках.

— Я собирал их — выдирал из журналов «National Geographic», у моего отца подписка, — объяснил он и потянулся, чтобы дотронуться до любимого пейзажа. — Там так красиво. Как можно не чувствовать себя свободным в месте, которое настолько открыто небу?

Саймон смотрел, как Бекки устраивала разделанную печеную курицу в центре стола. В этот вечер он должен был обедать с невестой и привел Маркуса с собой, хотя ему и пришлось долго настаивать, чтобы заставить его покинуть дом.

— Я забыл, что у Говарда был сын, — сказал он. — Я не хотел испугать тебя.

— Извини, что я так себя вел, — ответил Маркус, жадно накладывая себе в тарелку картошку. — Я думал… я думал, что это кто-то другой.

Бекки была явно смущена видом молодого человека. Маркус был худой и белый, его густые черные волосы были острижены по старинной моде — коротко по бокам и сзади. Он производил впечатление человека, пришедшего из другого времени, походил на прохожего из старой черно-белой хроники.