Бесноватые - Страница 18
— Тебя не вгоняет в депрессию необходимость изображать пантомимы для людей, которые даже не осознают, что ты стоишь перед ними? — спросила Мариса.
— Некоторые осознают. Одна пожилая дама подошла ко мне в перерыве, потрогала мое платье и сказала: «Ты Золушка, правда?», а я сказала: «Да, это я». И она тогда сказала: «Золушка, можно тебя кое о чем попросить?», и я сказала: «Да, конечно». И она сказала: «Золушка, где, черт возьми, я нахожусь?» Когда я смотрю со сцены, я как будто вижу ожившие картинки из комиксов про стариков и инвалидов, расположенные по краю зала. Вчера вечером одна старушка встала в середине сольного номера Баттонза и закричала: «Помогите мне!» Никаких сказочных концовок, уверяю тебя.
— Люблю читать личные объявления в этой газете, — сказала Мариса. — Вот и говори после этого о поисках любви в неправильных местах.
Эмма прочла через плечо подруги пару строк и недовольно воскликнула:
— Нельзя планировать то, что должно быть особенным. Ведь она такая, не правда ли, — особенная? Я имею в виду настоящую любовь. А ведь если не быть осторожной, можно ее испортить прямо с самого начала — это все равно что воткнуть вилку в торт, покрытый безупречной глазурью, и всю ее разломать, потом ведь никогда ничего не поправишь.
— Не очень уверена, что мне нравится такое сравнение. Конечно, она должна быть настоящей. Люди, которые дают объявления, просто сами этого не понимают. Можешь прочесть мне любое описание из раздела объявлений, а я тебе скажу, что оно означает на самом деле.
— Хорошо, — Эмма снова раскрыла газету, — давай посмотрим. Пожилой джентльмен.
— Слово «джентльмен» его выдает. Ни один мужчина моложе сорока лет себя так не назовет. «Пожилой» означает древний, мумифицированный, старше, чем Райдер Хаггард. [24]
— Ну, вот тогда. Остроумный.
— Практические шутки, глупые приколы.
— Моложавый.
— Перестал расти в возрасте одиннадцати лет.
— Непредубеждённый.
— Хочет, чтобы ты трахалась с его друзьями.
— Любитель клубной жизни.
— Наркотики. Целый вечер будет орать тебе в ухо и проведет все воскресенье в постели.
— Хмм, — Эмма прищурила глаза, глядя на подругу, и перевернула страницу. — Боюсь, ты слишком цинична.
— Поверь мне, — сказала Мариса. — Мужчина должен быть особенным, или он вообще ничего не стоит. Ты вот встречаешь своего принца каждый вечер, и для тебя в этом нет никакого откровения.
— Да-а, но в нем сто пятьдесят пять сантиметров роста, и пахнет от него так, что сил никаких нет. Хорошо, — она снова вернулась к странице. — Свободный дух.
— Человек с рюкзаком.
— Профессионал.
— Работает в обувном магазине.
— Обыкновенной внешности.
— По-настоящему уродлив. Ему место в церкви возле фонтанчика со святой водой.
— Одинокий.
— Уже отчаялся.
— Тихий.
— Гарольд Шипман. [25]
— Бедная Примроуз. [26]Думаешь, она знала больше, чем выдала?
— Да, я так думаю. Наверное, у нее был восемнадцатый размер. [27]
— Домашняя.
— Прикована к постели. Возможно, униженная. Вполне может быть, что ей показан медицинский секс. Клизмы, орошение труб, все такое…
— Бе-е, — Эмма состроила рожу. — Семейный человек.
— Остались дети после развода, ему нужна экономка.
— Артистичный.
— Ни разу не появлялся на людях.
— Спортивный.
— Редеющие рыжие волосы, потное красное лицо, жирные ноги, носит рубашки для регби.
— Счастливый и удачливый.
— Без работы.
— Спонтанный.
— Появляется у тебя перед дверью среди ночи. Боже, я ненавижу мужчин. Я их действительно ненавижу. Я действительно ненавижу их.
— Да нет же. Вот, послушай женские объявления. Вот, смотри: «Милая дама, бодрая и миниатюрная».
— Это просто. Она микроскопически мала, а лицо у нее — как у куницы.
— Живая.
— Худая, как палка, постоянно на грани истерики.
— Пухленькая. Здесь даже есть фотография.
— Покажи. Господи, она похожа на Гинденбурга. [28]Я и не знала, что «Хенниз» [29]делают такие большие топы. Ей надо крепить к себе одежду канатными растяжками. Не показывай мне больше ничего, это вгоняет меня в тоску.
Эмма перевернула газету последней страницей вверх и указала на объявление.
— Вот этот милый.
— Он модель, больше он ни о чем и не думает. Ты просто теряешь время. И вообще, гетеросексуальные мужчины не занимаются увлажнением лица. — Она выглянула в окно, изображения в котором искажал дождь, и увидела, как проходящая мимо женщина застряла каблуком в решетке водостока, упала на мостовую, и из ее белых пластиковых пакетов, как опухоли, показались мясо и фрукты. Никто не остановился, чтобы ей помочь.
— Я где-то читала, что одинокая женщина в возрасте за тридцать пять имеет больше шансов быть похищенной террористами, чем выйти замуж.
— Это не может быть правдой, — Эмма полезла в сумку в поисках незаконной сигареты. — Вот, скажем, Луизина мать вышла замуж в сорок лет.
— Разве ее как-то раз не угнали вместе с самолетом?
— О, да.
Мариса оглянулась на стены, заляпанные следами никотиновых облаков, и осуждающе фыркнула:
— Я не могу выпить больше двух пинт сидра на голодный желудок. Пошли к мексиканцам?
— Нет, я не ем в местах, где на женских туалетах висит табличка «Для сеньорит». Там можно подхватить сифилис, просто взяв бесплатную мятную конфетку со стойки бара.
— Скажи, а здесь есть хоть кто-нибудь, кто нравится тебе внешне?
— Что, мужчина?
— Нет, кашалот. Конечно, мужчина.
— Даже и не знаю.
— Сзади тебя. Не оборачивайся. Похож на врача. На такую шею можно повесить стетоскоп.
Эмма изогнулась на табурете и понимающе улыбнулась. У него были короткие темные волосы и тонкие бледные черты лица. Он медленно листал газету, спортивный раздел.
— Шею можно было бы и побрить. Обратная сторона ладоней волосатая, как у обезьяны. А руки слишком длинные. Странно, что он не ест банан, — она всегда искала недостатки в красивых мужчинах. Иначе они бы были чересчур безупречными. Она тихо выдохнула через нос, глядя, как он листает страницы.
— Иди, возьми сахар и заговори с ним, когда будешь возвращаться.
— Не могу. Я употребляю заменитель сахара. Сама иди.
— Но он такой красавчик, разве нет? — Ты просто забыла надеть линзы.
— Черт, он уходит. Пошли за ним.
— Зачем?
— Посмотрим, куда он идет. Где твой приключенческий дух?
— Я не называю бесцельную беготню под дождем за незнакомыми мужчинами приключениями. Я думала, мы пойдем есть. — Он уже влезал в потертую кожаную куртку и направлялся к двери.
— Пошли, быстро, мы его потеряем! — Мариса пошла первой. Она всегда была первой, с тех самых времен, когда им было соответственно девять и семь лет. Мариса разбивала дверцу буфета, полного фарфоровых чашек, а Эмма была скромницей, всегда стоявшей в последнем ряду хора. Мариса перебегала через улицы с оживленным движением, Эмма выжидала на островке безопасности посреди потока машин. У Марисы была улыбка, которая раскрывалась, как аккордеон, а Эмма все чего-то ожидала, сомкнув губы и опустив глаза. Мариса играла в ужасные игры, Эмма была ужасно честной. Мариса была полна дьявольской лжи, у Эммы было сердце ангела.
Они шли за ним на расстоянии в семь шагов, и отскочили, когда он остановился перед витриной магазина подарков. Затем они зашли внутрь, следуя за его широкой спиной.
— Все эти розовые купидоны и пастельные мишки нагоняют на меня тоску, — Мариса сняла с полки резиновое сердце с ленточками и сжала его, отчего игрушка издала такой звук, как будто в ней разбилось стекло. — Зачем вообще делать такие вещи?