Бесконечная история (СИ) - Страница 20

- Тебе прямо сейчас понадобилось в туалет? – состроил гримасу Сэм и обернулся. Тренированный мужчина легко прыгал через тележки вслед за ними. – Давай потом, папе некогда?

- Вон у того дятла декоративного под плащом килограмм пять тротила, не потянет на новость века? – любопытствующе протянул архангел, пиля взглядом невзрачного юношу. – И что мирно не живется, ну взорвет он домик, ну легче кому станет? – Юноша под его взглядом заметно нервничал.

- Ты серьезно?

- Шучу, это теперь модно. Ты думаешь, здесь случайно нарисовался прыщавый террорист? Он уничтожит все тут одним гормональным взрывом, никакого тротила не понадобиться, - закатил глаза Габриель и сложил руки в имитированный пистолетик. – Мы замочим его или сначала представимся, а потом замочим?

- О чем ты, черт возьми?!

- Бонд. Джеймс Бонд. Пуф – и нету мальчика, трудится на благо анатомии ангелов или куда его там Азраэль устроит, - доходчиво объяснил Габриель, прицеливаясь. – В противном случае мы будем одними из тех лохов, кого прикончит единственный в своем роде террорист в универмаге деревни средней значимости.

- Стой, - Сэм резко замер, осененный идеей.

- Да я вроде не бегу никуда, - развел руками Габриель.

- Двух зайцев, - прошептал Сэм и повернулся лицом к самоуверенному фараону. – Уважаемый, у вас там террорист.

- Самый настоящий, - не мог не подтвердить архангел, для надежности тыча пальцем в отирающегося рядом с полкой для прокладок юнца. – Щас будет бум и мясо.

- Он выглядит нормальнее вас двоих, - заверил их охранник.

- Первое правило – самый нормальный и есть самый подозрительный, - менторским тоном заявил Габриель. – Иди и раздень его, и будет тебе счастье.

- Понимаете, мой друг немного болен, - начал оправдываться Сэм, осторожно ставя архангела на ноги. – Он совсем не знает, что несет…

- Ты за меня не говори, - обиделся архангел. – Я еще поадекватнее тебя буду, я по ночам за мужиками не бегаю, в отличие от некоторых!

- Я не…. – он смущенно замолчал, вспомнив последний сон. – Они сами.

- Да, беременные тоже ничего не делают обычно! – быстро ответил архангел.

- Я правда не…. Причем тут беременные, Гейб? – возмутился Сэм, совсем забыв про охранника. Тот посмотрел на них жалостливо, да отошел к юнцу. Тот стушевался и попытался бежать в сторону человека и архангела. Габриель мастерски вытянул ногу и, посвистывая, поставил парню подножку. Тот улетел в гору мягкой туалетной бумаги, чертыхаясь и высказываясь в лицах.

- А не причем, - пожал плечами Габриель. – Пошли уже, голодный я.

Сэм опустил голову и улыбнулся. Даже в самом безумном, невероятном и грустном всегда есть доля хорошего и здорового смеха. А он всегда бывает полезен.

*****

- Помоги, - пропыхтел Габриель, поднимая четыре тяжелых пакета.

- Ты ж всемогущий архангел?

- Тот, кто не нуждается ни в чьей помощи, никем не любим, Сэмми, - глубокомысленно заявил архангел, перетаскивая в номер мотеля купленные продукты.

- Твои слова противоречат действиям, - заметил Сэм, отнимая у него два пакета. – Только не ной, я тебя умоляю.

- Все желают быть любимыми, не в плане секса, - архангел опустился прямо на деревянное крыльцо, подперев щеку. – Даже ты, ты вообще особенно.

- Мне кажется, что я порою перестаю понимать тебя, - Сэм опустился рядом, пнув последний пакет. Дин в комнате учил Каса пользоваться джойстиком, но то никак не мог понять, зачем ему это надо.

- Если ты чего-то не понимаешь, спроси меня, и нас таких будет двое, - меланхолично ответил Габриель. – Готов поверить, что у ангелов тоже бывает ПМС. Вот такие кадиллаки, блин, - он разглядывал забрызганный бампер Импалы. – Это было лирическое отступление, - он не дал возможности Сэму обдумать свои слова. – Озвучь, пожалуйста, гениальную мысль.

Сэм посмотрел на Габриеля, склонив голову. Когда они сидели, меж ними не было особой разницы в росте, однако Сэму по-прежнему приходилось смотреть сверху вниз. Из-за такой необходимости не было нужды сидеть за километр друг от друга, и они касались коленями. Они касались.

- Я ничего не чувствую, - медленно протянул Сэм. – Но ты же вроде запер силы на замок, нет?

- Да, конечно, а ауру человек тоже по желанию вывешивает на солнышко просушиться, - закатил глаза Габриель и повернулся к нему лицом, одно колено устроив на деревянном крыльце. – Нет, я конечно крут, но яйца побеждают. Не могу я вечно за этим следить, всегда есть естественный фон силы. Считай, радиация курит бамбук на ее фоне.

- Значит, внезапно излечился? – уточнил Сэм.

- Нет, ну если ты в алгебраической прогрессии начнешь тянуть шею по сантиметру каждый день, то ты ее вытянешь до состояния жирафа. Но сделает ли это тебя сильным? – он постукивал по дереву.

- Теория Ламарка была признана неверной, - фыркнул младший Винчестер. – Но я примерно понял. То есть эта кровь уступает присутствию твоих сил, но она никуда не исчезает. И рано или поздно их противостояние уничтожит меня.

- Ну, не все так грустно, но жить морковкой – не самый лучший вариант, - пожал плечами Габриель. Он с какой-то детской радостью подставил лицо выглянувшему из-за облаков солнцу и счастливо зажмурился, наморщив нос.

- И ты сообщаешь мне это так равнодушно? – возмутился Сэм, стягивая куртку с плеч. Это было то время, когда в куртке слишком жарко, а без нее – холодно, но выбираешь то, от чего можно спастись подручными способами. Это примерно также, как и жарко под одеялом спать, и холодно без него, но стоит вытянуть одну ногу… И идеально. Так и спустить куртку до локтей оказалось идеальным.

- Я должен закатить семейную ссору?

- А тебе все равно?

- Дело не в том, все равно мне или нет. Дело в том, могу ли я допустить, чтобы с тобой случилось подобное, - он прислонил голову к балясине перил крыльца, слушая очень уютный шум маленького городка. – Я не имею права этого допустить. Но у тебя есть выбор, и я могу не исправлять… это сейчас.

- Наверное, Судьба не оценит тайм-аут в последний момент, - заметил Сэм, поневоле жмурясь и подставляя лицо солнцу по примеру архангела. – Есть обстоятельства, о которых я должен знать?

- Это будет больно.

- Вряд ли это причина для волнения.

- Я буду обессилен в течение нескольких часов, а может и больше. В зависимости от того, насколько все серьезно, - все было просто, а все, что просто, то и правильно. Или то, что первым приходит в голову. Как посмотреть.

- Тогда нам и правда лучше не затягивать? – спросил его Сэм, прислушиваясь к тихому спору Кастиэля и Дина где-то в номере. – Только чтобы Дин… не видел.

- Правильно, деревяшек я на своем веку видал слишком много, - кивнул Габриель, отрываясь от теплого дерева, и посмотрел на Сэма тем простым взглядом, который выражает готовность принять любое решение и жить дальше.

- Тогда… не здесь? – неуверенно заявил Сэм, поднимаясь на ноги.

- Не мнись ты, как юная фанатка, - проворчал Габриель. – Можем на шелковых простынях, я как-то к этим вещам равнодушен. Пошли на зеленую-зеленую полянку, но оттуда я тебя вытащить не смогу по причине отката.

- Прямо здесь, - заключил грустно Сэм и развел руки в стороны. – Весь твой.

- Так неинтересно, - покачал головой Габриель и встал на колени, положив руки ему на плечи. – Я понятия не имею, что будет после. Не приходилось первую помощь больным дьявольским бешенством оказывать…

Среди этой болтовни Сэм поначалу даже не почувствовал боли. Настолько привычный к ней, он не чувствовал ее роста, ждал команды, но не такого подвоха. Он чувствовал свое тело как переплетение миллионов сосудов: артерий, капилляр, вен, ощущал общий ток крови в каждом из них, противоречащий друг другу, хаотичный, полный, это было тяжело морально. Так Габриель получал доступ к его физиологическим процессам. Сэм в ужасе зажмурил глаза, понимая, что сейчас эти сосуды просто развалятся, ведь кроме них он не чувствовал ничего, и его не станет, лишь пять литров грязной крови. Он не двигался, и руки на плечах, давившие с нечеловеческой силой, видимо, удерживали не его, а самого архангела, наверняка чувствовавшего физическое отвращение к демонской крови. Длинные пальцы стиснули кожу через тонкую ткань футболки, но это была ничтожная боль по сравнению с той, что пришла тогда, когда Габриель стал изменять ток крови, пропуская его удивительным образом через себя. Словно сосудов бы стало больше, и часть из них светилась и ощущалась чужой шероховатостью там, где, по логике, и тела быть не должно. Их было меньше, они были короче и слабее, они давно уже не работали без желания хозяина, и теперь их посылали на работу. Этой работы Сэм не чувствовал, ему с лихвой хватало головокружительного до тошноты ощущения того, что его вдруг перевернули с ног на голову, поболтали сосуды из стороны в сторону и перевернули, заставив течь к чужому сердцу, а чужую кровь к его. Она ощущалась как своя и как чужая, как если бы разумом Сэм понимал пределы собственного тела, но чувствовал еще одно, дополнительное. Это было быстро, резко, но еще не больно, нет. Сэм терял сознание, но продолжал видеть. Чувствовал, как легче становится голове, ощущал что-то темное, неохотно выползающее из всех запасников, как чьи-то иные, громкие и светлые мысли приходят куда-то, а мозга уже и нет, как нет и тела, а теперь и сам он бежит по этим тонким красным каналам и панически следует любому сокращению стенок и импульсам, гонящим его и миллиарды таких клеток к одному большому очистителю. И вновь он становится собой, ощущает собственные мысли без налета чужого влияния, но только боль заслонила все это. Боль чужая, боль не его, боль от того, что кто-то не хочет уходить от него, и Сэм не мог заставить этого кого-то страдать и не отпускал, тянул назад, прощал. Допустить этого никак было нельзя. И тогда появилась она, настоящая боль. Возможно, кто-то думает, что тупая, тянущая и ноющая боль страшнее всего, ведь она изма-тывает. Но это те, кто не умеет с ней обращаться. Намного страшнее та боль, что одновременно с телом захватывает разум, и раз за разом накатывает страшными ударами, раскаленными и всеведущими. Тогда не стыдно кричать, срывая голос. Сэм не чувствовал и не слышал, что он кричал. Он не понимал, как он еще существовал, ведь в нем не осталось ни миллилитра нормально функционирующей крови, а та, что отпускала тень, слабела. Сил не было, чувств не было, один крик и сплошная боль. Так… не должно было быть. Он не должен был расплачиваться… так. Он никогда не станет прежним более, никогда не исцелится, эта разбитость навсегда…