Бес в серебряной ловушке - Страница 128

– Мне сейчас не до младших чинов. За Мак-Рорка ручается доктор Бениньо. Если вы находите его свидетельство ненадежным – назначьте мальчишке экзекуцию, вы же капитан.

Офицер поклонился – он давно умел понимать своего полковника с полуслова и теперь знал, что дело можно считать замятым.

Орсо же после ухода подчиненного еще с минуту сидел неподвижно. А затем встал и вынул из секретера договор о найме, подписанный Годелотом.

Мешок был вовсе не тяжел, но угрожающе позванивал, и Годелот всерьез опасался что-то в нем повредить на ходу, стремительно шагая к кабинету доктора. Отчаянно хотелось действительно оставить мешок у двери и сбежать на выволочку к полковнику, на порку к капралу или просто провалиться сквозь землю после неуклюжей сцены перед доктором.

Гнев и даже просто неодобрение Бениньо вызывали у него куда более жгучий стыд, нежели командирские взыскания. Придирки офицеров любой солдат выучивается воспринимать философски – ведь командир на то и поставлен, чтоб отравлять подчиненным жизнь.

Но доктор Бениньо – совсем иное дело. Он говорил с Годелотом как с равным, будто признавая его право на уважение без всяких достижений и особых причин. Он верил в способность провинциального подростка понять совершенно невероятные вещи и постичь немыслимые для того тайны. И разочарование этого человека уязвляло шотландца намного больнее любых плетей.

Подойдя к кабинету, Годелот уже собирался было опустить мешок на пол, но тут дверь щелкнула, выпуская пожилую горничную. Отступив в сторону, шотландец поклонился, но горничная, кивнув в ответ, спокойно пошла прочь по коридору, видимо решив, что солдат отправлен занести мешок в кабинет.

Несколько секунд шотландец колебался, а потом несмело вошел и осторожно положил свою ношу на стол. Наверняка ему следовало немедленно уйти… Но он так и не поблагодарил доктора за заступничество. Подождать его здесь? Или лучше скромно выйти и дождаться снаружи?

Все эти мысли еще бродили по кругу, когда взгляд подростка случайно упал на стол, где по-прежнему возвышалась кипа документов. Годелот прикусил губу и опасливо оглянулся. Он ничего не успел узнать в прошлый раз. Не рискнуть ли?..

Однако, словно в ответ на эти мысли, натертый пол в коридоре гулко отозвался на поступь врача, и шотландец вздрогнул, отшатываясь от стола.

Бениньо вошел в кабинет, захлопнул дверь и воззрился на шотландца холодно и выжидательно.

– Итак, друг мой, – начал он сухо, – после того как я взял на себя грешок перед вашим полковником, я жду от вас некоторой откровенности. Удовлетворите же мое любопытство: куда вас понесли черти именно сегодня, когда самовольная отлучка грозит вам наказанием? Вы взмылены, будто жеребец-трехлетка.

Годелот поклонился:

– Доктор Бениньо, прежде всего, благодарю вас. Вы…

– Не тратьте мое время на политесы, Мак-Рорк! – отрезал врач, и шотландец сжал зубы. Похоже, Бениньо рассердился не на шутку. Однако Годелот уже успел взять себя в руки:

– Доктор, все просто. У меня было свидание. Я несколько месяцев добивался этой девицы, ее отец не больно меня привечает. Она всего второй раз согласилась на встречу. Кто же знал, что так выйдет с Марцино? Если бы я просто не явился, она никогда больше бы мне не поверила. Вот и все, доктор. Простите.

Бениньо несколько секунд смотрел на шотландца, а потом неожиданно сварливо проворчал:

– Женщины… Сколько от этого племени печалей. Ладно, Мак-Рорк, ступайте.

В комнатушке Пеппо царил полумрак – закрытые ставни сохраняли остатки прохлады. Тонкие иглы предзакатных солнечных лучей, пробивавшиеся сквозь щелястое дерево, освещали стол, на котором виднелись чернильный прибор, несколько листов с бо`льшим или меньшим разнообразием клякс, а также еще несколько предметов. Сам оружейник задумчиво сидел на краю стола.

Последнее письмо Годелота дало нескончаемый запас пищи для размышлений, которые и породили ряд выводов.

За унесенной из Кампано ценностью охотятся минимум двое: кондотьер и доминиканский монах, на столе условно обозначенные кружкой и чернильницей. По словам Лотте, они союзники. Но ни один кондотьер не имеет такой власти, чтоб самочинно организовать атаку на провинциальное графство и не понести за это наказания…

Но у кондотьера есть свой наниматель – герцогиня Фонци. Пеппо осторожно коснулся пальцем подсвечника. Алонсо упоминал, что герцогиня, которой служит Годелот, а значит, и его командир, – женщина очень богатая. Вероятно, она не обделена и могуществом. Так не по ее ли наущению все эти вояки и церковники рвут жилы, разыскивая двоих мальчишек и их случайный трофей? Выходит, трофей этот нужен не монаху и не полковнику. Он нужен их хозяйке. А что же надо человеку, у которого есть власть и деньги, но нет сил, даже чтобы встать на ноги? Только одно – исцеление. Возможно, таинственная вещица обладает какой-то особой силой.

Пеппо задумчиво постучал пальцами по столу. Не в этом ли разгадка? Быть может, свиток, заключенный в ладанке, – это заклинание, рецепт какого-то лекарства или секрет колдовского обряда.

Оружейник поежился и торопливо сгреб кружку и подсвечник на край стола. У него под половицей лежит какая-то подозрительная чародейская гадость. Эта мысль не особо ободряла, и подростку снова отчаянно захотелось избавиться от таинственного свитка. Ей-богу, ну чего ему стоило заткнуться и не дерзить Винченцо в тот вечер? Глядишь, ничего бы и не случилось…

Тяжело вздохнув, Пеппо сел за стол и взялся за перо. Право, он мог бы два дня есть на те деньги, которые потратил на бумагу ради этого чертова письма. Стараясь не поддаваться волнению и не спешить, подросток добросовестно изложил Годелоту свои соображения и бросил перо на стол. Все это бесполезно. Они могут до бесконечности бегать к распятию и обратно, письма ничего не решат. Но он так и не придумал, где можно встретиться с другом, не ставя никого под угрозу. Выругавшись сквозь зубы, тетивщик запечатал письмо.

Для вояжа к госпиталю Пеппо не стал мудрствовать и натянул францисканскую рясу, так хорошо себя зарекомендовавшую. От природы не лишенный артистизма, он уже навострился правдоподобно сутулиться, припадая на одну ногу, и монотонно бормотать на ходу, всем видом являя престарелого и слегка тронутого «серого брата». Без приключений добравшись до госпиталя, падуанец сгорбился у распятия и забормотал чуть громче, нашаривая в широком рукаве рясы письмо. Затем опустился на колени, припадая лбом к ногам Спасителя, нащупал щель в постаменте… а пальцы вдруг наткнулись на острый уголок сложенной бумаги. Пеппо машинально отдернул руку: новое письмо? Случилось что-то нешуточное, если Годелот не дождался ответа. Но рассуждать об этом было не время. Подросток осторожно вытянул послание из щели, сдерживая нетерпение, встал, кособоко поклонился распятию и захромал по улице, отчаянно пытаясь не ускорять шагов.

…Алонсо был занят на кухне, и Пеппо весь извелся, дожидаясь приятеля, чтоб прочесть письмо. Малыш примчался на зов и, взгромоздясь на табурет, развернул лист. Начал читать, но тут же запнулся:

– Риччо, я эту букву не знаю. И вот эту тоже.

– Как не знаешь? – нахмурился Пеппо. – Ты знаешь все буквы. А ну, рисуй!

Ощупав контур на песке, оружейник покачал головой:

– Это «Р», только корявая. А это… черт ее знает, похожа на «Ф». Давай дальше.

Алонсо смущенно шмыгнул носом и снова принялся разбирать букву за буквой. Оружейник же машинально вычерчивал те же знаки пальцами на столе, будто пытаясь отчеканить их в собственной памяти, и старался не выказать досады на сегодняшнюю странную бестолковость всегда смышленого мальчугана. Послание было не слишком длинным, но содержало оглушительные вести: