Берсеркер - Страница 7

– Это все тот же, – шепнула Мария.

– Где твои друзья? – настойчиво спросил Хемфилл.

Пощупав затылок, куда пришелся удар, незнакомец пробормотал совершенно бесстрастно, будто ни к кому не обращаясь:

– Повреждение.

Затем протянул руку к пистолету столь безмятежно и плавно, что едва не взялся за него.

Хемфилл отскочил на шаг, едва удержавшись от выстрела.

– Сядь, или я тебя убью! А теперь говори, кто ты такой и сколько здесь остальных.

Чужак спокойно сел. Его одутловатое лицо по-прежнему оставалось совершенно бесстрастным.

– Твоя речь не меняется по высоте от слова к слову, не так, как речь машины. Ты держишь смертоносный инструмент. Дай мне его, и я уничтожу тебя и… вот эту.

Похоже, этот человек – полоумный инвалид с промытыми мозгами, а не предатель всего рода человеческого. Как же им воспользоваться? Хемфилл попятился еще на шаг, опустив пистолет.

– Откуда ты? – обратилась к пленнику Мария. – С какой планеты?

Пустой взор в ответ.

– Ну, где твой дом? – не унималась она. – Где ты родился?

– Из родильной камеры. – Порой голос юноши срывался, как голос берсеркера, будто напуганный комик передразнивает машину.

– Конечно, из родильной камеры. – Хемфилл издал нервный смешок. – Откуда ж еще? А теперь спрашиваю в последний раз: где остальные?

– Не понимаю.

– Ладно уж, – вздохнул Хемфилл. – Где эта родильная камера?

Надо же начать хоть с чего-то.

Помещение смахивало на склад биологической лаборатории – скверно освещенный, заваленный оборудованием, опутанный трубами и кабелями. Вероятно, здесь ни разу не работал живой техник.

– Ты был рожден здесь? – осведомился Хемфилл.

– Да.

– Он чокнутый.

– Нет. Погодите. – Мария понизила голос до едва слышного шепота, будто вновь чего-то испугалась. Потом взяла юношу с недвижным лицом за руку. Он наклонил голову, чтобы поглядеть на соприкасающиеся ладони. – У тебя есть имя? – терпеливо, будто у заблудившегося ребенка, спросила Мария.

– Я Доброжил.

– По-моему, это безнадега, – встрял Хемфилл.

Девушка не обратила на него ни малейшего внимания.

– Доброжил? Меня зовут Мария. А это Хемфилл.

Никакой реакции.

– Где твои родители? Отец? Мать?

– Они тоже были доброжилы. Они помогали кораблю. Был бой, и зложити убили их. Но они отдали клетки своих тел кораблю, и он сделал из этих клеток меня. Теперь я единственный доброжил.

– Боже милостивый! – выдохнул Хемфилл.

Молчаливое, благоговейное внимание тронуло Доброжила, хотя это оказалось не под силу ни угрозам, ни мольбам. Лицо его исказилось, сложившись в неловкую гримасу, и юноша уставился в угол. Затем, чуть ли не впервые, по собственному почину вступил в диалог:

– Я знаю, что они были, как вы. Мужчина и женщина.

Если бы ненависть могла жечь, как пламя, Хемфилл испепелил бы все кубические мили смертоносной машины до последнего фута; он озирался во все стороны, заглядывал во все углы.

– Чертовы железяки! – Голос у него сорвался, как у берсеркера. – Что они сделали со мной? С тобой? Со всеми?

План сложился у него в момент, когда ненависть достигла наивысшего накала. Стремительно подойдя, он положил ладонь Доброжилу на плечо.

– Послушай-ка меня. Тебе известно, что такое радиоактивный изотоп?

– Да.

– Где-то тут должно быть такое место, где… ну, машина решает, что делать дальше… к какой тактике прибегнуть. Место, где хранится глыба какого-то изотопа с большим периодом полураспада. Наверно, где-то в центре корабля. Ты не знаешь такого места?

– Да, я знаю, где стратегическое ядро.

– Стратегическое ядро? – Надежда поднялась на новую, прочную ступень. – Мы можем туда пробраться?

– Но вы же зложити! – Доброжил неуклюже оттолкнул руку Хемфилла. – Вы хотите повредить корабль, вы уже повредили меня. Вы должны быть уничтожены.

– Доброжил… – перехватила инициативу Мария. – Мы, этот человек и я, вовсе не злы. На самом деле зложити – те, кто построил этот корабль. Кто-то ведь строил его, понимаешь ли, какие-то живые существа построили его давным-давно. Вот они – настоящая зложить.

– Зложить. – Он то ли согласился с Марией, то ли бросил ей в лицо укор.

– Ты разве не хочешь жить, Доброжил? Мы с Хемфиллом хотим жить. Мы хотим помочь тебе, потому что ты живой, как и мы. Неужели ты не хочешь помочь нам?

Юноша несколько секунд хранил молчание, созерцая переборку. Затем обернулся лицом к двум другим и сказал:

– Все живое думает, что оно существует, но его нет. Есть только частицы, энергия и пространство, и еще законы машин.

– Доброжил, послушай меня, – не сдавалась Мария. – Один мудрец некогда сказал: «Я мыслю – следовательно, существую».

– Мудрец? – переспросил тот своим ломким голосом. Потом уселся на палубу, охватив колени руками, и принялся раскачиваться вперед-назад. Быть может, в раздумье.

Хемфилл увлек Марию в сторонку.

– Знаете, у нас появился проблеск надежды. Тут масса воздуха, есть вода и пища. За этой железякой наверняка следуют боевые корабли, иначе и быть не может. Если мы отыщем способ вывести берсеркера из строя, то сможем переждать, и через месяц-другой нас отсюда снимут, а то и раньше.

Мгновение она лишь молча разглядывала его.

– Хемфилл… что эти машины сделали вам?

– Моя жена… мои дети… – Собственный тон показался ему безразличным. – Были на Паскало. Три года назад. Был этот берсеркер или ему подобный.

Мария взяла его за руку, как недавно Доброжила. Оба посмотрели вниз, на свои сплетенные пальцы, потом подняли глаза, мельком улыбнувшись над синхронностью своих действий.

– Где бомба? – вдруг подумал вслух Хемфилл, стремительно оборачиваясь.

Та преспокойно лежала в темном углу. Снова завладев ею, Хемфилл широкими шагами устремился к продолжавшему раскачиваться Доброжилу.

– Ну, ты за нас? За нас или за тех, кто построил корабль?

Встав, Доброжил посмотрел на Хемфилла в упор:

– Построить корабль их вдохновили законы физики, управлявшие их мозгами. Теперь корабль хранит их образы. Он хранит моих отца и мать, он сохранит и меня.

– Какие еще образы? Где они?

– Образы в театре.

Пожалуй, это лучший способ склонить его к сотрудничеству, завоевать доверие, а заодно узнать кое-что о нем самом и о корабле, решил Хемфилл. Потом – прямиком к стратегическому ядру. Он придал голосу дружелюбные интонации:

– А не проводишь ли ты нас в театр, Доброжил?

Они оказались в самом большом из попадавшихся до сих пор помещений заполненной воздухом зоны – с сотнями сидений, вполне подходящих по форме и уроженцам Земли, хотя наверняка были изготовлены для каких-то иных существ. Тщательно меблированный театр был хорошо освещен. Едва за пришедшими закрылась дверь, как на сцене проявились сидящие рядами изображения разумных существ.

Сцена обратилась в окно, открытое в огромный зал. Перед аудиторией за кафедрой стояло одно из существ – изящное, тонкокостное, сложением напоминающее человека, за одним только исключением: единственный глаз с ярким зрачком, бегающим туда-сюда, будто ртуть, растянулся на все лицо.

Речь представляла собой шквал тонких пощелкиваний и улюлюканий. Большинство сидящих было облачено в какую-то форму. Как только оратор смолк, аудитория в унисон завыла.

– Что он говорит? – шепотом поинтересовалась Мария.

– Корабль сказал мне, что утратил смысл звуков, – обернулся к ней Доброжил.

– А можно, мы взглянем на образы твоих родителей, Доброжил?

Хемфилл, следивший за сценой, хотел было запротестовать, но сообразил, что девушка права. В данный момент вид родителей парня может поведать куда больше.

Доброжил что-то переключил.

Хемфилла поразило, что родители юноши запечатлены только в виде плоских проекционных картин. Сначала на фоне однотонной стены возник мужчина в комбинезоне астронавта – голубоглазый, с аккуратной бородкой, с приятным выражением лица.