Берсеркер - Безжалостный убийца (Берсеркер - 12) - Страница 33

- А кто написал эту песню? Вы? Менестрель кивнул, потом заколебался:

- Точнее, моя здесь только музыка. Я был бы рад, если бы мог сказать, что и стихи принадлежат мне. Но я вынужден признать, что на самом деле их написал некий человек по имени Ли Хант. Он жил много сотен лет назад, и писал он не о вас, а о другой леди, носившей то же самое имя. Возможно, вы помните - однажды я уже говорил вам, что вы мне напоминаете...

Менестрель не окончил фразу. Молодая женщина с бессознательной грубостью перебила его:

- Где мы сейчас находимся?

Это был первый конкретный вопрос, заданный ею своему кавалеру. Женевьева говорила достаточно спокойно, но чем больше она думала о ситуации, в которую попала, тем меньше понимала.

Когда менестрель заговорил, его голос звучал более хрипло и низко, чем при пении.

- Мы на Земле, госпожа моя Женевьева, в городе, который называется Лондон. Сейчас мы находимся в знаменитом храме, месте, где поклоняются Богу. Этот храм называется Вестминстерское аббатство.

- В самом деле? Но я совсем не помню, как... как я оказалась здесь.

- В этом нет ничего удивительного, если учитывать обстоятельства. Но беспокоиться здесь не о чем; в свое время я все вам объясню. Ведь меня вы помните? - Под внешним спокойствием певца явственно чувствовалась тревога. Он поставил свой странный инструмент, прислонив его к скамье, а потом склонился перед леди, едва не опустившись на колени, и протянул к ней руку. Движение получилось несколько неуклюжим, и протянутая рука чуть не упала Женевьеве на колено, но вместо этого изящные длинные пальцы затормозили, коснувшись подушки. - Николас Хоксмур - к вашим услугам, - добавил он.

В этой обстановке Ник выглядел мужчиной среднего сложения и достаточно зрелых лет, но до того, чтобы считаться пожилым, ему было еще далеко. Он был чуть выше среднего роста, и его выправка не так бросалась в глаза, как в тот раз, когда Женевьева впервые увидела его - еще на экране видеофона. Слегка вьющиеся ореховые волосы Хоксмура красиво поблескивали, но на макушке они уже начинали редеть. Еще у него была небольшая заостренная бородка того же оттенка, что и волосы, и усы - тоже несколько более редкие, чем мог бы пожелать мужчина. Но конечно же, на самом деле Хоксмур боялся лишь того, что его примут за обычного щеголя, пустоголового красавчика, у которого за внешностью нет никакого внутреннего содержания. Чтобы избежать этого, Хоксмур наверняка прилагал немалые усилия. Так что, пожалуй, он смирился бы и с чем-нибудь похуже редеющих волос.

Что же касается лица Хоксмура, оно было довольно неприметным. Уж во всяком случае, не настолько красивым, как запомнилось леди после их предыдущих встреч. Нос у Хоксмура был с небольшой горбинкой, а глаза немного водянистые и какого-то невыразительного цвета, что-то среднее между серым и карим. Сегодня архитектор и пилот - как сам он представился - был одет на средневековый манер: в плотно обтягивающие лосины и короткую куртку. Ткань, из которой была пошита одежда, казалась плотной и прочной и не более яркой, чем глаза Хоксмура. Она весьма резко контрастировала с ослепительно белым платьем леди Женевьевы.

- Конечно, я помню ваше имя, - отозвалась леди Женевьева. - И ваше лицо тоже помню. Хотя мне кажется, что сейчас вы выглядите... выглядите как-то иначе. Полагаю, я виделась с вами всего пару раз, причем нельзя сказать, чтобы мы хоть раз действительно стояли лицом к лицу. Первый раз я видела всего лишь ваше изображение на экране видеофона. А во второй раз на вас был скафандр, и я вообще не могла рассмотреть ваше лицо. Мы тогда находились на космическом корабле, и когда я попыталась заглянуть внутрь вашего шлема...

Поскольку Николас стоял, склонив голову, он не мог видеть, как леди Женевьева побледнела от нахлынувших воспоминаний, но он явно почувствовал, что это может произойти, и потому поспешно перебил Женевьеву:

- Мы действительно находились на корабле. Но сейчас мы оба здесь, госпожа моя. Здесь, в этом прекрасном месте. Ведь оно действительно прекрасно, не правда ли? И вы в безопасности. В полной безопасности насколько в моих силах было это обеспечить. А мне... мне по силам многое.

Бледность отступила. Леди Женевьева готова была поверить в заверения о безопасности, расточаемые ее кавалером, но ей хотелось получить более подробные объяснения. Она слегка покачала головой, словно для того, чтобы унять ощущение неуверенности, и подняла руку в вопросительном жесте, указав на две большие каменные башни, маячащие сразу за монастырской стеной. Эти монументальные башни-близнецы насчитывали в высоту несколько десятков метров. В косо падающих солнечных лучах их стены отливали серо-коричневым. Каждая башня была увенчана по углам четырьмя небольшими шпилями. В ближайшей башне было, пожалуй, метров сорок, но она выглядела настолько огромной, что казалось, будто она прямо-таки нависает над монастырским садиком. Над каменной громадой и монастырским двором пронеслась морская чайка, издав пронзительный крик.

Хоксмур взглянул в ту сторону, куда указала Женевьева.

- Эти башни, леди Женевьева, образуют западный фасад аббатства. Между ними расположен главный вход. Я проектировал их и руководил их строительством... Ну, если быть совершенно правдивым - а я хочу быть с вами правдивым, - это сделал мой тезка. Он жил даже раньше, чем человек, написавший слова этой песни. Но я полагаю, что могу совершенно честно и беспристрастно сказать, что я бы выполнил эту работу не хуже, а то и лучше, если бы у меня была возможность работать с настоящим камнем и известкой. Помните, я как-то уже говорил вам, что я архитектор?

- Да, помню. На самом деле мне кажется, что я могу вспомнить каждое слово, что вы мне когда-либо сказали. - Леди грациозно поднялась на ноги и глубоко, полной грудью вдохнула. - Но меня не отпускает ощущение, что мне следовало бы помнить больше, много больше. Я имею в виду - помнить о событиях недавнего времени. Очень важных событиях. И мне кажется, что, если я как следует постараюсь, воспоминания вернутся. Но...

- Но вы не уверены, стоит ли стараться?

- Да! - Леди Женевьева запнулась, потом шепотом добавила: - Потому что я боюсь...