Берлин, май 1945 - Страница 12
Геббельс предан своему суверену Гитлеру, карабкается изо всех сил, чтобы заслужить его похвалу, одобрение, и копит их в дневнике. В то же время он со злобной ревностью поглядывает на каждого, кто может приблизиться к его господину, оторвать и себе листок от венка. Он старается представить своих соперников в самом невыгодном свете перед лицом истории, к которой, надо думать, апеллирует дневник. В этой тетрадке, охватывающей всего лишь полтора месяца, достается министру иностранных дел Риббентропу, Борману, с которым он позже находит контакт, профсоюзному фюреру Лею. Улетевшему в Англию Гессу: «Борман рассказывает мне о Гессе. Он был суррогатом из мании величия и скудоумия». Поносятся дуче, Антонеску, Павелич, Маннергейм…
Геббельс расчищает площадку для триумфального постамента, на который взойдет фюрер лишь в его сопровождении.
Он мстителен. Признавая «долю правды» за жалобой ОКВ[9] по поводу усилившейся пропаганды СС, плохо влияющей на армию, он тут же в долгу не остается: «Я жаловался на Браухича. Он тоже слишком настойчиво бьет в собственный барабан».
Дневник Геббельса — в сфере каждодневных дел министра пропаганды третьей империи. В мае — июне 1941 года это сфера подготовки к нападению на Советский Союз, начало войны.
Геббельс — один из немногих посвященных в готовящуюся операцию «Барбаросса» и активный ее участник.
«Дрожу от возбуждения, — записывает он 5 июня. — Не могу дождаться дня, когда разразится шторм».
Первые отголоски подготавливаемого нападения появляются в дневнике 24 мая. Геббельс направляет своего представителя к Розенбергу, которому предназначался пост министра по делам оккупированных восточных территорий, для согласования действий в готовящейся операции.
«Р.[10] должна быть разложена на составные части», «на Востоке нельзя потерпеть существования такого колоссального государства.
…У нас прекрасная погода, но нет времени для отдыха. Вечно звенящий телефон приносит новые и новые известия. Напряженная и возбужденная жизнь. Пожалеешь, когда это кончится.
Небольшая прогулка в лесу. Строится новый норвежский домик. Он будет стоять на весьма идиллическом месте.
Просматривал новые цветные фильмы. В этом деле мы далеко ушли…
Гаральду (его пасынку. — Е. Р.) все время снится Крит. Там на юге все обстоит хорошо».
25 мая.
«С Гуттерером и Таубертом совещались о подготовке против Р. Тауберт довольно много сделал в этом направлении. Имеются в виду 13 рот пропаганды, в каждом важном городе будет выделен пропагандистский отряд из состава роты, с задачей пропагандистского обслуживания населения. Объемистая и тяжелая задача, однако мы готовимся к ней вовсю…
Мы опубликовываем первый довольно оптимистический доклад о Крите. Он подействует в народе как приятная сенсация. В Лондоне господствует глубокий пессимизм по вопросу о Крите. После того как они убрали авиацию, там потеряны все надежды.
В США также похоронное настроение, Москва поражена смелостью этой операции — друзья, какие звуки! — мы лишь тихонько развертываем всю пропаганду. Господам англичанам мы ничего не подарим».
Он сейчас занят — активной дезинформацией, распространением ложных слухов о якобы готовящемся вторжении в Англию, чтобы замаскировать истинные намерения Германии.
«Посеянные нами слухи о вторжении действуют. В Англии царит исключительная нервозность.
Относительно России удалось успешно переменить характер информации. Множество «уток» мешает загранице понять, где правда и где ложь. Так и должно быть. Такова необходимая нам атмосфера» (25 мая).
26 мая.
«Вчера: на Крите высадились новые войска. Мы наносим там ужасные потери английскому флоту. Черчилль дорого заплатит за свое сопротивление…
Для наших информации снова достаточно материала и заграничных откликов. Самое главное — правильно использовать материал о Крите. Теперь мы можем снова ударить, где нам хочется. Это просто приятно…
Мы бьем в барабан что есть мочи. Пускаем в ход всякую старую заваль. Вечером еще много болтал. Хорошее, плодотворное воскресенье».
27 мая.
«…Риббентроп — партнер с отнюдь не джентльменскими манерами. Он путает политику с торговлей шампанским; ему важно околпачить противника. Но со мной это ему не удастся!»
29 мая.
«С Борманом я вполне могу договориться. Он делает все, что я хочу. У нас опять спор с министерством иностранных дел. Теперь по вопросу пропаганды против США. Министерство иностранных дел мечтает ничего не делать по этому вопросу, но этим мы в конце концов ничего не добьемся…
В Москве занимаются разгадыванием ребусов. Сталин, по-видимому, понемногу разбирается в трюке. Но в остальном он по-прежнему зачарован…
Антонеску хочет заменить своих генералов штатскими. Многого они не стоят.
Божественное лето! Тихо, прекрасный вечер. Но не радуешься этому».
31 мая.
«Операция „Барбаросса“ развивается. Начинаем первую большую маскировку. Мобилизуется весь государственный и военный аппарат. Об истинном ходе вещей осведомлено лишь несколько человек. Я вынужден направить все министерство по ложному пути, рискуя, в случае неудачи, потерять свой престиж.
За дело!
14 дивизий направляется на запад. Понемногу развертываем тему вторжения. Я приказал сочинить песню о вторжении, новый мотив, усилить использование английских радиопередач, инструктаж рот пропаганды по Англии и т. п. На все дано две недели. Уходит много времени, денег, энергии, но окупится. В министерстве посвящены в тайну только Хадамовский и [Фиш][11].
Если не проболтаются, а на это, учитывая небольшой круг посвященных, можно рассчитывать, то обман удастся.
Марш вперед!
Наступает напряженное время. Мы докажем, что наша пропаганда непревзойденная. Гражданские министерства ни о чем не подозревают. Они работают в заданном направлении. Интересно будет, когда все взорвется».
«Магда (жена Геббельса. — Е. Р.) жалуется опять на сердце. Беспокойство о Гаральде ее извело. Она показала мне новую обстановку замка. Скоро все будет готово, очень удачно получилось. Только бы не подвел водопровод. Хочу вскоре переехать.
Немного поболтал с Магдой. Мне ее очень жаль. Мы поправим ее состояние».
Почти вся материковая Европа уже либо под пятой фашистской Германии, либо в союзе с ней. Одна Англия мужественно воюет с Германией.
После многодневного упорного сопротивления англичан победа, одержанная в сражении за Крит, распаляет Геббельса.
3 июня.
«Прекрасный день! Великолепные успехи! Я счастлив и радуюсь жизни. Я пишу свою передовую, как говорится, сплеча.
Божественное солнце. Одурманивающий день троицы.
После обеда гости… Много болтали на военные темы. Победа на Крите воодушевила и воспламенила сердца. Для германского солдата нет ничего невозможного».
4 июня.
«…Моя статья о Крите — блестяща. Больше ничего интересного в официальном мире.
Могу заняться техническими вопросами…
Какой прекрасный июнь! Хочется где-нибудь у моря лежать на солнце и забыться. Когда-нибудь позже, может быть, удастся…
В мае мы потопили 746 тысяч тонн. Это навряд ли улучшит положение Англии. Я изучаю доклад о военно-экономическом потенциале обеих враждующих групп. Объективно составленный документ. Для Англии абсолютно безутешный. Почти во всех областях мы имеем колоссальное превосходство, даже если прибавить США. Британская империя медленно, но верно идет к гибели…
Вечером разговор по телефону с детьми, они ликуют и празднуют».