Беременна от сына президента (СИ) - Страница 3

— У меня тоже есть. Где — то пятьдесят.

— Вот, у меня тоже есть заначка, — приносит Генка пять тысяч, почти падая на стул рядом. Меня прошибает нежность к моим недалеким братьям. Какими бы они не были, но за семью стоят горой. Сколько парней они в свое время от меня отогнали. Сколько избили и сломали рук тех, кто думал, что я набиваю себе цену.

— Ребят, мы справимся ведь… Мы что-нибудь придумаем.

— Даже не сомневайся, — садится Витя передо мной на корточки, вытирает побежавшую по щеке слезу. – Завтра пойду по всем своим паханам, у кого что смогу, одолжу.

— А я тогда кредит попробую завтра взять. Может дом заложим?

— За него много не выручишь, я ж узнавал, — икает Гена, смотря на меня виноватым взглядом.

— Ладно, давайте не унывать, утро вечера мудренее.

Только вот к следующему вечеру все, что мы собрали это сто пятьдесят тысяч. А за дом давали еще сто пятьдесят в кредит.

— Черт, — взрывается Витя, а у меня слезы на глазах наворачиваются. – Времени совсем нет! Нужно уже в понедельник занести деньги…

Боль сковывает изнутри, словно в сердце огромный ржавый штырь торчит. Собственная несостоятельность ощущается камнем на душе. Неужели ничего нельзя сделать. Неужели бабушка умрет?

Слезы бесконечным потоком, руки закрывают лицо, дрожа от тихой истерики. Мне нужно к ней. Мне надо извиниться, побыть рядом столько, сколько смогу.

Встаю с дивана, иду собираться. Надеваю джинсы, футболку и кроссовки. Беру самой любимой бабушкиной еды.

— Ты куда? — появляется Витька, пока Гена снова бухает, на этот раз с горя. – К бабушке?

— Да, хочу быть с ней, пока она… – Говорю с трудом. – Пока она еще жива.

Беру сумку, иду уже к выходу, когда Витька вдруг окликает меня.

— Арин.

— А? Тебя подождать?

— Нет, слушай, есть один стопроцентный вариант.

Я цепляюсь за эту соломинку, словно за ветку над огромной пропастью.

— Так чего же ты молчал! — бегу к нему, хватаюсь за руки, трясу его как могу. — Говори! Немедленно! Как ты мог…

— Просто для этого придется…

— Что придется? Не молчи!

— Продать твою девственность.

Я отвожу руки резко, словно ошпарившись. Смотрю на лицо Вити, принявшего самый виноватый вид. Может мне показалось? Может я просто ошиблась?

— Что ты имеешь ввиду?

— То самое. Есть клуб, там дают деньги за подобное. Любые, какие попросишь.

— А откуда ты… знаешь про этот клуб?

— Слухи ходили, но ты сама понимаешь. Арин.

— Это что, чтобы спасти бабушку мне проституткой нужно стать? — выдаю все на одном дыхании, пока сердце отбивает чечетку. Я никогда даже… Никогда не хотела, не думала. Это все не для меня.

— Арина, — хватает Витя меня за руки. – Это только одну ночь. Мы получим деньги, оплатим бабушке операцию и забудем про это. Никто никогда не узнает.

Поворачиваю голову, смотрю на Гену, который ведет пальцами по губам в замочке.

— Никому. Если бабушка выживет, пить брошу, вот те крест!

— Я не знаю, я не смогу. Это же надо с каким — то непонятным... А если я забеременею? Как мне потом жить?

— Нет! Моя Манька принимает таблетосы если я пульнул не туда, я их куплю в городе и никаких последствий не будет.

— Да что ты с ней болтаешь, она больше о своей чести печется, чем о жизни бабушки, которая нас вырастила, подняла! Хочет ей смерти.

— Нет! Господи, конечно нет! Я, — закрываю глаза, не до конца понимая, на что соглашаюсь. – Я готова.

— Отлично!

— Но все должно быть задокументировано! Я не хочу, чтобы нас обманули.

— Будет соглашение, все юридически заверено, типа как выплата за услуги, но указано какие не будет. Ну, сама понимаешь…

— Понимаю. Это противозаконно.

Наверное, осведомленность Вити должна меня насторожить, но все о чем я могу думать, это о том, что совсем скоро стану той, кого сама презирала. Вроде моей соседки по квартире Полины, которая имеет нескольких богатых поклонников и гордится этим.

А для меня это будет позор… Но если это спасет бабушку, то какой у меня выбор?

Витя сказал, что ничего собирать не надо – одежду выдадут, но я все равно взяла полотенце, гель для душа с любимым запахом яблок, а так, же смену белья. Все это я делала на автомате, онемевшими руками, еще не совсем осознавая для какой цели, я это делаю. Зачем куда – то еду на такси, зачем меня отводят мыться и делают прическу. На каждое действие этих молчаливых людей я смотрю на Витю, но тот одобрительно кивает.

— Все отлично, Ариш, ты умница.

Только вот почему я не ощущаю себя умницей или даже героиней. На душе гадко, хочется напиться воды, чтобы убрать тошноту, хочется оттереть лицо мочалкой, чтобы не видеть этот макияж.

Это не я перед зеркалом. Не я стою в короткой белой сорочке под наблюдением стольких людей.

— Клиент еще не приехал, можешь пока отдохнуть, — предлагает полноватый и вечно опаздывающий директор клуба, в который меня привезли. Подсунули соглашение.

Брат рядом, выпивает виски, смотрит на меня.

— Красивая ты Аринка. Даже жаль, что сестра.

— Закрой свой грязный рот. Как у тебя мысли то такие зародились.

Витя поднимается, идет ко мне, поворачивает к зеркалу, откуда на меня смотрит девушка с небрежной укладкой и макияжем, а ля, я только встала.

— А ты в зеркало на себя взгляни. Чуть макияжа и от простушки ни следа. Не волнуйся, ты не делаешь ничего плохого, — целует он меня в макушку и оставляет одну.

Минута. Две. Три. Я отсчитываю даже не минуты, секунды, словно человечество при неизбежном падении метеорита.

Катастрофа. Армагеддон. Именно эти слова крутятся в голове, пока до слуха доносится оглушительный звук часов. Страх скручивает внутренности узлом, кажется, что воздуха не хватает, а стены все больше давят. Сейчас расплющит меня.

Вскакиваю с кресла, начинаю метаться из угла в угол, пытаясь, договорится с собственной совестью, принципами.

Это просто секс. Рано или поздно это должно было произойти.

Я просто уважать себя не смогу. Даже в зеркало смотреться.

Лучше гордой, но убийцей.

Можно найти другой способ, можно же иначе!

Бабушка может умереть, а через пару дней твое тело даже не вспомнит, как его использовали.

Душа, душа будет помнить. Болеть. Кровоточить. Подсыпать соленых воспоминаний на раны.

Но бабушка будет жить!

Если она узнает, как я ее спасла, она откажется от меня, она не простит.

Она не узнает. Никто никогда не узнает. И ты забудешь, как страшный сон.

Такой страшный, что живот крутит.

Мозг осознает, мозг все понимает, почти смиряется, но что – то внутри бунтует, заставляет метнуться к двери и пытаться ее открыть, дергая ручку.

— Выпустите меня! Я передумала! Я так не могу!

Дверь резко открывается, и я вижу Витю.

— Витюш, милый, я не могу так, я правда пыталась, я приехала, но я так не могу! Как я потом жить с этим буду! Я возненавижу себя! Бабушка поймет, бабушка простит! — уже на истерике ору ему в лицо и вдруг получаю пощечину. Ахаю от неожиданности, смотрю на брата в слезах. За что?

— Успокоилась?

— Ты ударил меня…

— Просто хотел успокоить, объяснить, что, если ты сейчас уйдешь отсюда, мы заплатим в десять раз больше. И придется тебе, сестрица не высокопоставленный чистенький хуй сосать, а Джамала с рынка, который давно на тебя слюни пускает.

Я не сразу понимаю, о чем он говорит. Каждое слово через призму острой обиды за пощечину.

Витя матерится, идет к мини холодильнику и достает пакет со льдом. Прикладывает к моей щеке.

— Держи. Сильно больно? Прости.

— В десять раз больше? Ты уверен?

— А ты всегда подписываешь, не читая? Смирись, на эту ночь ты собственность того, кто тебя купил.

Даже думать про это не могу, а как представлю это самое «сосать» так съеденная еда наружу просится.

Меня ведут по длинным коридорам. На каждый стон или крик я дергаюсь в сторону или торможу, но сзади всегда есть внимательная рука, толкающая меня вперед. Я поджимаю губы, все время пытаюсь одернуть сорочку вниз. Никогда не носила таких коротких. Никогда не думала, что надену.