Беременна не от того босса (СИ) - Страница 29

— Настенька, садись, пожалуйста, — вмешивается его более властная супруга. — Тебе сейчас лучше отдыхать. Какой у тебя срок?

— Мама, — предупреждающе зовет Александр.

— Все-все, поняла! Никаких лишних вопросов. Я все равно в раю.

Я непонимающе смотрю на Александра. Он устало потирает виски.

— Мама уже лет десять мечтает стать бабушкой.

— Он до этого встречался с какой-то англичанкой, так она глотала противозачаточные, как конфеты, — откровенничает Марья Николаевна, проверяя то, что дымится под крышкой.

— Мама, — повторяет Александр.

Она лишь отмахивается от него.

— Родная земля и здесь помогает, — заключает она, и я невольно улыбаюсь, продолжая потягивать воду.

Вот что значит нормальная семья. Когда любую новость воспринимают адекватно, когда шутки или случайные оговорки не перерастают в скандал. Я думала, что, если выйду замуж, у меня будет все, как у матери с отцом. Молчаливые войны, взаимное пренебрежение, состояние развода еще при живом браке. Но, оказывается, бывает и по-другому. И эти люди, которым уже лет шестьдесят, тому наглядное подтверждение.

— Кстати, Сашенька, что у тебя с машиной? — переключается Марья Николаевна, обращаясь к Александру.

Тот открывает рот — видимо, чтобы поправить, что никакой он не «Сашенька», но лишь обреченно мотает головой.

— А что с машиной? — спрашивает он.

— Ну, надпись на двери какая-то… странная.

— А мне понравилась, — встревает Волков-старший. — «Я «сердечко» Настю Овечкин». Немного по-детски и над падежами надо поработать, но в целом довольно романтично. В наше время, Марь, правда, такое писали мелом на асфальте у девушки под окном, но если Саня может себе позволить, то почему нет.

Кажется, если где-то есть на свете карма, то она меня нашла.

Удивительно, но обед в компании родителей, которых я не видел как минимум несколько лет, выдается настолько приятным, насколько это вообще возможно. Все смеются и шутят, а про будущего внука или внучку говорят так, как будто это желанный и долгожданный ребенок. Хотя чего это я — так оно и есть.

То, что я сказал Насте, правда. Мне на самом деле все равно, от кого она забеременела. Но мысль о том, что наша единственная ночь любви привела к такому исходу, все равно греет душу. Когда я нашел Настю на полу в ванную, такую вымотанную и уставшую, понял, что больше не смогу отпустить ее. Даже если она будет молить об этом. Даже если сама захочет.

Сегодня все прошло лучше, чем я надеялся. Кажется, Настя приходит в себя и кажется — только кажется, — готова меня простить.

А еще эти ее маленькие шортики… Грр. Похоже, стояк стал моим перманентным спутником по жизни. В идеальном мире она остается у меня на ночь, и я вколачиваю ее в матрас до потери сознания.

Но в реальности меня вновь спасают душ и собственная рука. Едва закончив с обедом, я пулей вылетаю из-за стола и включаю самый холодный душ, который только способен вынести. Если так пойдет и дальше, то мне придется умолять Настю переспать со мной еще раз. О других женщинах я думать сейчас просто не в состоянии.

Кстати, а может, это идея. Попробовать провести ночь с кем-нибудь еще. Так сказать, перенаправить энергию. Сходить в клуб, выбрать девушку…

Я с досадой смотрю на налившийся кровью член, которому не помогает даже ледяной душ. Да я просто проклят. Что это за идиотская традиция удовлетворять себя в душе, когда у меня по дому ходит самая прекрасная женщина на земле?

Не особенно сознавая, что делаю, я принимаюсь толкаться в руку, при этом тяжело дыша. Но в своем воображении вижу совсем другую картину: подо мной податливое мягкое тело, напряженные соски на приятно округлой груди, которую хочется смять руками или в которую хочется даже зарыться лицом.

Не знаю, сколько так стою, механически снимая напряжение. Но реальность возвращается мгновенно, будто я был пьян и резко протрезвел, едва открывается дверь, которую я, идиот, забыл запереть.

— Н-настя, — рычу я, одновременно кончая.

Эта девушка знает, как застать меня в самый неподходящий момент.

Настя вскрикивает от неожиданности, но, к ее чести, не сбегает. Лишь прикрывает глаза рукой.

— Я хотела спросить, раз сегодня обсудить работу уже не получится, не мог бы ты отвезти меня домой, — тараторит она. — Не знала, что ты тут…

— Думала, я моюсь полностью одетый? — злюсь я.

— Нет, но… Вроде бы мытье не включает в себя…

— А ты еще шорты покороче найди. — Не знаю, что на меня находит. Я как будто с цепи сорвался. — Посмотрел бы я на тебя на моем месте.

— Господи, Волков, ты что, озабоченный?

— Благодаря кое-кому, — решаюсь не юлить я.

— Слушай, я не знала… — она мнется, — …что все так серьезно.

Я прислоняюсь спиной к ледяной плитке, только это не помогает. При виде объекта своих желаний и фантазий я начинаю чувствовать отголоски вновь зарождающегося возбуждения. Если она сейчас не исчезнет с глаз моих, клянусь, что за себя не ручаюсь.

— И вообще, — говорю я наигранно спокойным тоном, хотя внутри закипает вулкан, — кто из нас озабоченный, если ты врываешься ко мне, когда я абсолютно голый, и даже не думаешь уходить?

Словно забыв о том, что не собиралась смотреть, Настя опускает руку и смотрит мне прямо в глаза через стеклянную дверцу душевой кабины. Из-за холодной воды стенки даже толком не запотели, и я вижу ее большие, как у олененка, серые глаза.

А она смелая. И это заводит еще сильнее.

— За тобой должок. — Она как будто чувствует всю власть надо мной и угрожающе улыбается.

Думаю, она имеет в виду наш первый и единственный секс, но реальность оказывается другой.

— Ты видел меня сегодня в состоянии и похуже, — поясняет она.

Поразительно, что картина сидящей на полу полуживой Насти вызывала у меня целую бурю эмоций, но ни одна из них не заставляла меня желать ее меньше. Стейси как-то отравилась креветками в одном азиатском ресторане, и я старался как можно меньше контактировать с ней в те дни, когда ей было плохо. Вел себя как кретин, в курсе, но теперь понимаю, что все дело в отсутствии настоящих чувств.

А сейчас… Есть ли у меня чувства? Эта мысль молнией ударяет по грудной клетке, отчего вновь становится трудно дышать.

— Так что? — Настя вырывает меня из мыслей. — Подвезешь?

— Почему бы тебе не остаться?

— Потому что у меня есть своя квартира, где я предпочитаю ночевать.

Резким движением я выключаю воду, открываю створку и выхожу, как есть, голый, чтобы взять полотенце. Настя едва заметно сглатывает.

— Хорошо. — Если она хочет поиграть в эту игру, то мы сыграем в нее вдвоем.

— С-спасибо.

К моему огромному удовольствию, Настя встала как раз перед полотенцами, и мне приходится тянуться через нее, чтобы взять одно из них. Вода капает ей на майку, но она, словно загипнотизированная, смотрит мне в глаза. Зрачки расширены, губы сжаты в тонкую линию.

Знаю: ей так же хреново, как и мне сейчас. И нет чувства слаще.

Губами касаюсь ее уха, отчего у нее изо рта вырывается резкий выдох, и шепчу:

— Не за что, золотце.

Но и Насте удается застать меня врасплох. Не знаю, насколько она отдает себе отчет в том, что делает, но в следующее мгновение я чувствую ее маленькие пальчики на своей плоти. Осознание этого разрывает меня изнутри.

— Господи, Настя, там мои родители, — разочарованно рычу я, мигом потеряв маску уверенного в себе альфа-самца, которую носил, когда хотел ее поддразнить.

Несколько плавных движений вверх-вниз сменяются быстрыми, и это похоже на лучшую пытку в моей жизни. Мы оба быстро дышим, и наше дыхание смешивается.

Больше всего на свете я хочу сейчас ее поцеловать, только — какая ирония — не уверен, что девушку, которая в данный момент держится за мой член, это не отпугнет. Но мои губы так близко от ее, что только какое-то чудо спасает нас от жаркого поцелуя.

Настя ускоряет темп и сама не сдерживается от сдавленного стона, что заводит меня еще сильнее. Теперь она добавляет ногти, время от времени проводя ими по основанию, отчего я чувствую, что мне осталось недолго.