Бераника. Медвежье счастье (СИ) - Страница 46

Кто сказал, что не страшно? Да просто все поджилки тряслись!

Я боялась тысячи разных вещей. Боялась, что Веж ушел слишком далеко и я его не дозовусь, боялась, что дикий зверь, занявший его место, не узнает меня и нападет. Ну и что, что я веда и это моя ночь, сейчас дух Бера, дикий и ничего не помнящий, сильнее. Это ведь и его ночь.

А еще боялась за детей, за старого князя, за свою праправнучку где-то там далеко в другом мире…

Боли боялась — если зверь нападет, это будет кроваво и не так быстро, как хотелось бы, видела я людей, которых медведь задрал.

Только смерти, наверное, не боялась. Своей смерти. Но это же ни капли не героизм — подумаешь, я ведь уже умирала. У меня есть опыт и нет неизвестности впереди. Просто не страшно.

Я догоняла медленно уходящего вглубь тайги зверя. Лес по моей просьбе отвлекал медведя, но не пытался задержать его силой, просто подсовывал словно очнувшемуся после спячки голодному животному свежие побеги гусиного лука на пригорке, наводил на след раненного волками и уже почти истекшего кровью оленя.

Я чувствовала, как он становится все ближе и ближе, бежала по стелющемуся ковром влажному мху и старалась ни о чем не думать. Я его позову… а там будь что будет.

Огромная бурая тень мелькнула за оврагом неожиданно, я чуть не споткнулась и не улетела между двумя старыми елями вниз по склону. Последние метры бежала, не чуя под собой ног.

Медведь был сыт, он уже успел хорошо попировать над погибшим от волчьих клыков оленем и даже милостиво оставил недоеденное серым охотникам. И пошел дальше.

— Веж! — я обогнула неторопливо бредущего по лесу зверя и преградила ему дорогу, внутренне умирая от ужаса и надежды одновременно.

От неожиданности медведь сердито рявкнул и оскалился. Потом, видя, что я стою поперек звериной тропы, зло заревел и встал на задние лапы, нависая надо мной как огромная бурая гора, готовая в любую секунду обрушиться смертельным камнепадом.

Я понимала, что провоцирую зверя, но знала, что только так и надо. Или пан, или пропал. Сейчас все зависит от того, сумею ли я преодолеть собственный страх, боль, смерть, сумею ли шагнуть навстречу рассвирепевшему зверю и позвать… позвать так, чтобы он услышал.

— Веж… любимый мой, единственный, желанный… вернись ко мне, пожалуйста!

Огромная лапа с острыми пятисантиметровыми когтями с быстротою молнии мелькнула перед лицом, обдав ветром и едва задев по виску. Но этого хватило, чтобы все вокруг заполнилось пряным запахом свежей крови, и я почувствовала, как горячая влажная дорожка побежала по щеке.

Но больно почему-то не было. И я, закусив губу, шагнула к зверю еще ближе. Не отводя взгляда, не допуская сомнений, оттолкнув от себя страх как что-то чужое и ненужное.

— Ну же! Веж! Ну вернись же… как я тут без тебя одна?! Не могу… Вернись… или возьми меня с собой.

Зверь снова махнул когтями, на этот раз слегка задев меня по щеке, оставил на коже горящие борозды. А потом опустился на все четыре лапы и попытался развернуться, чтобы уйти.

У меня аж слезы высохли вдруг от злости, я только сейчас поняла, что всю дорогу ревела белугой. Ах ты!

— А ну стоять! — и страх пропал куда-то разом, когда я яростно кинулась следом и вцепилась в бурую шерсть, дернув зло огрызнувшегося медведя за морду на себя. — Да хрен тебе, скотина такая! Я кому сказала?! Не отпущу!

В запале я еще и врезала ладонью по оскаленной пасти, не жалея ушибленных о клыки пальцев. — Веж! Твою мать! Очнись уже! Ну или убивай тогда, козел мохнозадый! Не смей меня бросать!

Медведь мотнул башкой с явным намерением стряхнуть назойливую моську, чтобы удобнее было прихлопнуть ее лапой. Но я вцепилась как клещ и повисла на нем всем телом.

— Ар-р-р-р! — в зверином реве было сердитое недоумение, он еще раз мотнул ушами, и… вдруг что-то изменилось.

Время замедлилось, когда я поняла, что сквозь ставшие прозрачными медвежьи глаза на меня кто-то смотрит, пристально, с легким интересом и раздражением. И это был не Вежеслав и не его животная часть, ставшая медведем. На меня смотрел кто-то очень древний, сильный и непонятный.

— Верни его, — твердо глядя в глубину этой непостижимости, я крепче вцепилась в медвежье ухо и постаралась выпрямиться, прочно встав на ноги. — Верни! Или я от тебя не отстану, будь ты хоть древний дух, хоть звериный бог, хоть крокодил в панамке! Верни! Он мой!

И снова сердито дернула за медвежьи уши, подтаскивая его к себе, чтобы глаза в глаза.

Мне показалось или тот, что смотрел, недоуменно моргнул? Кажется, его удивили моя настырность и нахальство, а еще он не знал, как выглядит крокодил в панамке, и заинтересовался. Полез мне в память…

— А ну брысь! — я гневно вышвырнула непрошеного гостя из своей головы и потянула за шерсть.

— Р-р-ры-ы-ыу, — недовольно сказал древний дух, воплотившийся в медвежьем теле. — Р-р-ра-а-а! Рах-рах-рах! — эта скотина перестала вырывать у меня свои уши, и… он смеялся! Гад такой! — Р-р-ра-а-а-а…

— Сама знаю, что хороша. Да, не отстану! Да, я тебя найду, если потребуется, даже в мире духов. Да, вот такая упрямая нахалка! Верни Вежеслава, скотина духовная!

— Р-рыха, — огромный зверь кивнул и вдруг навалился на меня всей тяжестью, а его сознание надавило на мое так, что мне показалось — я сейчас разлечусь на тысячу осколков… только бы… продержаться… я смогу… Веж!!!

— Да… тебя… по… и на… через… мать!!!

И стало тихо-тихо. Медведь больше не ревел, дух Бера не хохотал и не грохотал, обрушиваясь на меня всей мощью. Только в ушах что-то тоненько звенело, и еще я подумала, что не чувствую своего тела, словно оно стало облаком и растворилось в предрассветном небе. Я все-таки умерла? Жаль…

— Э… Бера… где ты таких слов нахваталась?! — озадаченно и с претензией спросило пространство, в котором мое спокойствие таяло, как сахар в горячем чае. — Лада моя, надеюсь, при детях ты не будешь на меня так ругаться?

— Посмотрим, как ты себя вести будешь, — ворчливо ответила я и только потом вдруг сообразила, что и кому отвечаю… и резко открыла глаза.

Вежеслав сидел на поваленном дереве и держал меня на коленях, закинув мою руку себе на шею. Он был… слегка неодет. То есть, скажем так, из одежды на нем сейчас была только я, причем тоже голая. Куда делись мои вещи, честно говоря, в этот момент было наплевать, потому что я вцепилась в своего мужчину обеими руками, одновременно зарыдала и начала целовать его, как сумасшедшая, в губы, в скулы, в глаза… мои пальцы лихорадочно скользили по его гладким плечам, по налитым мышцам, по спине… потом я вдруг спохватывалась и ловила в ладони его лицо, ощущая легкую колкую небритость.

— Веж… Веж… только попробуй еще раз меня бросить!!! Еще не так обругаю!

Вежеслав засмеялся, ответил на поцелуй так, что голова закружилась и из нее разом вынесло все мысли, мягко опрокинул меня на густой лесной мох и прошептал:

— Страшная угроза, лада моя, я прямо испугался. И пробовать не стану!

— Надо как-то проверить, что там на заимке, и вызвать Борислава, — я положила голову на плечо мужа и тихонько вздохнула. Мы дошли до дома, когда солнышко уже далеко перевалило за полдень. Хотя меня до кончиков пальцев переполняло счастье и уверенность в том, что теперь все совершенно точно будет хорошо, тихий голосок осторожности все же сумел пробиться к затуманенному розовыми облаками мозгу. — В любом случае мы же не можем идти к детям в таком виде.

Самое интересное, что холода я не чувствовала, хотя кое-где под тяжелыми еловыми лапами еще прятался последний снег. Но самочувствие было на редкость комфортное, а еще у меня зажили все царапины от медвежьих когтей, как не было.

— Это как раз просто, лада моя, — усмехнулся Веж, который всю обратную дорогу нес меня на руках, не позволяя идти босиком по колючей лесной подстилке. Он усадил меня на пенек, выпрямился, прицельно глянул туда, где в просвете крайних елей виднелся наш забор, и вдруг заливисто, по-разбойничьи, засвистел, выводя уже знакомую мелодию.