Бераника. Медвежье счастье (СИ) - Страница 36

Дверь хлопнула, и на крыльце возник бледный, решительный Лисандр с ухватом в руках, который он явно собирался использовать вместо рогатины.

— Мам, отойди за крыльцо, — напряженным голосом выдал подросток. — Быстро!

— Лис, успокойся, — я вскочила и взбежала по ступенькам к сыну, чтобы перехватить и его, и ухват. — Это… не просто зверь. Точнее, вообще не зверь.

— А кто? — довольно нервно переспросил парень, неуступчиво отходя на полшажка и покрепче вцепляясь в рукоять своего оружия. — Принц заколдованный?

— Почти, — я вздохнула. — Лис, я сама ничего не понимаю… но это Вежеслав.

Лисандр посмотрел на меня с жалостью, явно решив, что мать тронулась рассудком от такого обилия событий, но тут его взгляд переместился куда-то мне за спину, и его глаза изумленно расширились.

Я резко обернулась. Здоровенный медведище своей широкой как лопата лапой выводил на успевшем снова нападать снегу:

«Приветствую, наследник Аддерли».

Лис, как загипнотизированный, посмотрел сначала на надпись, потом на медведя, оглянулся на меня и, чуть шатнувшись, спустился с крыльца. Он остановился прямо перед огромной медвежьей мордой и вгляделся в нее, снова вздрогнул, наткнувшись на совершенно человеческий взгляд в исполнении хозяина тайги.

И вдруг спросил что-то совершенно непонятное:

— Чур, пращур, через кровь к земле, через явь к ночи, через свет к душе?

Медведь вскинулся, словно услышал что-то невероятное, и как-то торжествующе заревел. Снег вскипел под его лапами, а окружающий лес словно подхватил этот рык, эхом разнося его по оврагам, полянам и тропам, пропуская сквозь заросли, как сквозь гребень, унося вглубь чащи и наоборот — вверх, в темное небо.

Я и сама почувствовала, как вздрогнуло пространство, и в душу внезапно пришло ликование и покой. Словно в темную пыльную комнату, набитую старым хламом и сожалениями о несбывшемся, вдруг открыли дверь, и через нее ворвался поток свежего воздуха и яркого света.

Немного понаслаждавшись этим состоянием и с сожалением проследив, как оно тает, уходит, оставляя легкий теплый след, я посмотрела на сына и на Вежа другими глазами.

— А теперь можно по-славски: что это было?

Не менее меня потрясенный Лис обернулся и осоловело похлопал глазами, потом потер переносицу, что случалось с ним только в момент, когда он сильно смущался.

— Я… это… няня рассказывала сказки. Про начало светлых родов. Про пращуров. Я ужасно любил одну, где Евана-царевича в лесу убили родные братья-завистники, но к нему пришел его Щур — серый волк — и оживил, даровав свой облик. Потому что Еван был настоящий витязь — храбрый, честный и горячий сердцем. И очень любил свою Вселесу-царевну, хотел к ней вернуться даже из-за Калины-реки. Поэтому Щур ему помог… но вернуть человеческое убитое тело не сумел и дал волчье. И сказал волшебные слова.

Лис снова потер переносицу и посмотрел на меня почти виновато:

— Я понимаю, что слишком взрослый, чтобы в сказки верить, меня отец за это всегда ругал и прогнал няню, но…

— Но теперь сказка пришла к нам сама, — я подошла и обняла сына. — Только я пока не знаю, сумеем ли мы заслужить счастливый конец.

— Ур-р-р, — Веж решительно просунул морду между нами и потерся мохнатыми ушами о нас обоих, да со своей медвежьей силушкой не рассчитал — едва не уронил. И зафыркал, как будто засмеялся.

— Ах ты хулиган, — я шутливо погрозила кулаком.

И вдруг подумала — ну а почему нет? Хочу сказку с хорошим концом, хочу! Ведь одно чудо уже произошло, пусть медведем, но мой князь вернулся ко мне.

— Я тоже хочу мишку! — обиженно сказал с крыльца самый младший неслух. Вывернулся из рук старшей сестры, и я охнуть не успела, как этот маленький паразит слетел с крыльца и с размаху врезался в пушистый медвежий бок, что-то восторженно вереща.

Зимовать в лесу, даже в самом дружественном и защищающем, одной с детьми и зимовать там же, но когда рядом мужик, — это сильно разные вещи.

Даже если мужик — медведь. Пожалуй, с практической точки зрения с медведем даже и выгоднее. Настолько, что я временно забыла и про большой мир за пределами леса, и про село, откуда могли прийти разные хозяйственные полезности и припасы.

Во-первых, Веж основательно забил наши ледники мясом. Я так понимаю, пока по-настоящему сильные морозы не пришли и лес окончательно не замело, он торопился набить побольше дичи, чтобы потом в самую лютую стужу уже не шлындрать по лесу, не морозить хвост и нос.

Потому что нам с детьми двадцать пятая лосиная туша была в целом уже без надобности — мы столько не съедим.

Во-вторых, князь топтыгин решил, что дров у нас маловато, и по какой-то только ему понятной логике повалил несколько старых деревьев в лесу недалеко от подворья. Вот так взял и повалил… Если с медвежьей силой и человеческими мозгами заняться лесозаготовками — получается очень неплохо. Веж подкапывал и драл когтями корни, а потом своей исполинской тушей раскачивал и валил ствол. И грамотно впрягался в шлейку из крапивной веревки, чтобы приволочь бревно к дому.

Он и сучья обламывать рвался, пока мы с Лисом на пару не втолковали ему, что все же топор в этом деле сподручнее. И то я видела в глазах зверя острое сожаление, что удобные для охоты и лесоповала медвежьи лапы не могут держать инструмент.

Мы как-то подсмотрели из сеней, как он пытался. Дети зажимали рты ладонями, чтобы не хохотать и не обидеть мишку, а я чувствовала себя странно: вроде правда забавное зрелище, а сердце щемит.

Потому что мы так и не знаем, как вернуть моему князю человеческий облик и возможно ли это вообще. В сказке царевичу серый волк помог, а кто поможет нам?

А тут еще потихоньку подкрался и поселился в сердце страх. Это было после того, как хозяин тайги принес не полуобглоданного лося, а целого и пировать приспособился прямо тут, у плетня.

Мне что-то как раз понадобилось поблизости, и я на ходу его окликнула… и едва не села в снег от резкого взрыка и звериного взгляда. В эту секунду в его глазах не было ничего человеческого, они даже цвет сменили, став непроницаемо черными.

Правда, Веж тут же опомнился. Но мы оба испугались. Оба поняли, что может так случиться — и человек окончательно растворится в звере.

Я была уверена, что он и тогда не навредит ни мне, ни детям, но… тогда он уйдет. И я опять его потеряю.

Самое смешное и грустное, что Веж подумал о том же самом, только выводы сделал а-абсолютно мужские, то есть напрочь отмороженные. Он решил не ждать, когда станет опасен для нас, и уйти прямо сейчас.

Он вечером пришел к крыльцу, где мы уже привыкли сидеть вдвоем и разговаривать. Да-да, разговаривать — и медведь научился рычать-ворчать-кивать и мотать башкой виртуозно, и я наловчилась считывать его чуть ли не на уровне мыслей.

Так вот, он пришел, и я почувствовала: прощается. Идиот!

— Только попробуй! — я с ходу зло стукнула кулачком прямо в широкий медвежий лоб.

Веж только моргнул — ему мои кулаки что корове соломинки.

— Только попробуй! — повторила я. — Не смей нас бросать! Не смей бросать меня! Придумал себе! Никого из нас ты не обидишь, никому из нас ты не опасен, понял? Мало ли что тебе во время еды помстилось, голодные люди тоже злятся, если им мешать, а голодные мужчины вообще страшнее медведя!

Я уперла руки в боки и наступала на своего мишку, как сварливая казачка на своего подгулявшего атамана. Только очипка на голове с торчащими из узелка на манер заячьих ушей кончиками не хватало.

Веж попятился и сел на свою обширную корму. Заморгал на меня. А я все ораторствовала, размахивая кулаком у него перед носом.

— Только попробуй! Я тебя в лесу почую, куда бы ты ни спрятался! Найду и выкопаю из любой берлоги!

Смешно и глупо… а как иначе? Куда смешнее и глупее узнавать характер своего любимого, препираясь с медведем во дворе или в лесу. А у нас с Вежеславом так и вышло: полюбили мы друг друга, получается, раньше, чем толком познакомились. Вот, например, я не знала, что мой суженый бывает упертым, как призовой ишак!