Бераника. Медвежье счастье (СИ) - Страница 33

— Выходь-выходь, цучька, — подхватил мнущийся тут же староста. Его самодовольная медная рожа аж лоснилась от удовольствия. — Щас, барин, вылезет, никуда не денется. Гнат, тряхни цученка, шоб заорал, на баб энто лучшим макаром действует!

Я резко выдохнула и шагнула вперед, так, чтобы выйти из-за заснеженной ели раньше, чем эта скотина с бородой успеет причинить вред ребенку. И прищурилась — разглядела наконец, кого так почтительно и раболепно называет барином староста.

— Леди, я всего лишь хочу поговорить с вами, — высокий мужчина в дорогом плаще, подбитом мехом, откинул с головы капюшон и в упор посмотрел на меня бледно-голубыми глазами из-под прямых, сошедшихся на переносице бровей.

Он был бы даже красив, этот аристократ до мозга костей, если бы не равнодушно ледяной, рыбий какой-то, взгляд, от которого у меня по спине побежали мурашки.

— Сначала отпустите ребенка, — я старалась говорить спокойно и негромко. И даже голос не дрожал, надо же.

— А навоза на лопате те не надо?! — издевательски выкрикнул староста, прожигая меня ненавистью, но тут же подавился и даже отступил на шаг, получив от аристократа ледяной и злой взгляд.

— Как только вы подойдете сюда, ребенка немедленно отпустят, даю вам слово, — пообещал он и кивнул бугаю с бородой. Тот поставил Шона на утоптанный снег, но не отпустил, держал за ворот сшитой мною стеганой курточки.

Я с самого начала понимала, что мое положение безнадежно. И все равно продолжала надеяться на что-то, пусть даже на чудо. Не сдаваться до самого конца — я так всю жизнь прожила. И ведь были случаи, когда помогало.

Шаг, еще шаг. Я чувствую спасительную границу леса кожей и на секунду замираю, останавливаюсь, прежде чем шагнуть в последний раз. Смотрю на Шона — сын молча плачет, блестящие слезы частыми горошинками катятся из широко открытых глаз, но губы плотно сжаты, ребенок не издает ни звука, даже не всхлипывает.

Я ободряюще улыбнулась сыну и быстро пошла по тропе к нему и к его похитителям. Только ни в чем не сомневаясь и внутренне собравшись в пружину, готовая ко всему.

Сначала, не обращая ни на что внимания, подошла к бородатому и просто забрала ребенка. Бандит почему-то растерянно застыл, может быть не чувствовал во мне страха, которого добивался. И Шона он отдал безропотно, хотя что толку — оба мы уже здесь, и я спиной чуяла, как еще какие-то люди нас окружают и отрезают спасительный путь к отступлению.

Я не стала брать сына на руки, не стала даже вытирать его зареванное лицо — воздух вокруг так звенел от напряжения, и ситуация в любую секунду могла сорваться с острия иглы и обрушиться в пропасть. Так что просто толкнула мальчишку к себе за спину. Остановившись в шаге от заезжего аристократа, я прямо посмотрела ему в глаза и вопросительно приподняла бровь:

— Что вы хотели, лорд… не имею чести быть представлена.

— М-да… — человек с рыбьими глазами медленно осмотрел меня с головы до ног и покачал головой. — Вот она, кровь. Порода. Даже удивительно, что такому слизняку, как Аддерли, удалось получить такую женщину. Только идиоты орут про всеобщее равенство. Всегда будет тот, кто выше и сильнее по праву крови и духа. Даже если это всего лишь женщина. Женщина древнего рода, в которой проснулись силы пращуров.

— Вы пришли, чтобы сделать мне комплимент? — я немного криво усмехнулась, якобы заинтересованно склонив голову к плечу.

— Увы, леди. Меня интересуют бумаги вашего мужа и не устраивает сказка о том, что вы якобы продали архив князю Агреневу. Во-первых, не той вы породы, чтобы так осквернить память мужа, даже если он оказался вас недостоин. А во-вторых, мои люди сумели получить доступ к банковскому хранилищу князя. Увы, никаких бумаг там не оказалось.

Я едва сдержалась, чтобы не кинуться и не вцепиться ногтями в это холеное и равнодушно-высокомерное лицо. Кто бы ни стрелял в Вежа, а главный виновник вот он, передо мной. Он отдал приказ.

Но я сдержалась. Нельзя показывать чувств, нельзя давать волю эмоциям. У меня дети.

— Боюсь вас разочаровать, лорд. У меня нет того, что вы ищете. И никогда не было. Мой муж никогда не показывал мне никаких бумаг, не доверял своих секретов и не просил ничего спрятать.

— Что же… мне жаль, — лед в рыбьих глазах сверкнул острой гранью. — Мне действительно жаль… но я вынужден пойти на крайние меры. Здесь вы слишком сильны, а вот в городе… И этот ребенок мне тоже нужен для гарантии. Взять!

Я ждала этого мгновения и была к нему готова. Сама не знаю, как мне это удалось, но, должно быть, со стороны это выглядело так, словно на том месте, где я только что стояла, взметнулся снежный вихрь.

Секунда — и я проскользнула под рукой еще одного здоровяка, кинувшегося ко мне наперерез, подхватила Шона, почти не чувствуя его веса, словно не ребенок в зимней одежке, а пушинка, и рванула к лесу.

Я не надеялась убежать, нет. И не рвалась именно на тропу, кинулась через снежное покрывало к ближайшим кустам, в сторону от перерезавших спасительную дорожку головорезов.

И все равно понимала, что не успеваю. Сама убежать не успеваю, а вот сделать почти невозможное и в последнюю секунду, когда яростно дышащие преследователи уже хватали меня сзади за воротник, швырнуть мальчика вперед и вверх, чтобы он улетел в густое переплетение серебряных от инея тонких веток…

— А-а-а, цука! — взревело за спиной, и меня швырнуло в снег, да с такой силой и злобой, что едва дух не выбило. Но я только зубы сжала, внутренне ликуя — смогла! Смогла!

Шон упал у самой границы лесного оберега и, мой маленький умница, на четвереньках, шустрым зайчонком шмыгнул прочь, в самую середину заснеженного куста.

— Не сметь! — еще успела услышать я резкий окрик аристократа, и удары ног по ребрам прекратились. Я закашлялась, почувствовав кровь на губах, и попыталась привстать. Может быть… еще что-то удастся… мне нужно чудо, черт побери!

Чуда не случилось.

Случилось что-то непонятное. Меня уже подняли за ноги, за руки и потащили к подъехавшей к лесу карете, когда неожиданно кто-то из моих похитителей вдруг дико заорал и резко хлопнул звук выстрела. А потом воздух вздрогнул от бешеного звериного рыка.

Все замелькало перед глазами — взрытый неглубокий еще снег, вывернутая из-под него и почему-то словно бы парящая теплой влагой земля, чужие руки, сапоги, тулупы, плащ…

Такая бешеная карусель, что меня из нее просто вынесло и выбросило, словно центробежной силой.

И звуки. Страшные, жуткие. Крик, хрип, какой-то непередаваемо леденящий кожу хруст и звук чего-то влажно рвущегося.

Я не сразу поняла, что черная земля под снегом парит не просто влагой, а почти черной в ранних зимних сумерках кровью. А на том месте, где стоял аристократ с рыбьими глазами, бешеным вихрем мечется огромный бурый зверь, весь покрытый алыми разводами.

Кажется, было несколько выстрелов, но они только добавили зверю ярости. Он был слишком быстр для такого огромного медведя, как-то ненормально быстр и свиреп: не просто убивал — рвал в клочки. Плащ аристократа отлетел в мою сторону и шлепнулся на снег влажной тряпкой.

Не знаю, кажется, я не успела даже испугаться, в голове была одна мысль: граница леса в тридцати шагах, меня еще не успели далеко оттащить, и где-то там, за ненадежным частоколом голых зимних веток, мой сын.

Так что быстро, Бераника, быстро! На четвереньках, если ноги не несут, но двигай в нужную сторону. Пока зверь не обращает на тебя внимания — надо бежать.

Я уже почти доползла до спасительного рядка молодых березок, зябко тянущих голые тонкие веточки навстречу падающим снежинкам, когда вдруг поняла, что вокруг стало тихо-тихо. Крики за спиной умолкли, и оттуда вообще не доносилось ни звука.

Я не стала оглядываться и снова поползла, но тут что-то большое и мокрое осторожно ткнулось мне в затылок и шумно засопело. А потом тяжелая медвежья лапа взрыла снег совсем рядом с моим телом.

Я прижалась к земле и постаралась даже не дышать. Первое правило тайги — притворяйся мертвым, и тогда есть шанс, что медведь тебя не тронет.