Бенвенуто Челлини - Страница 15

Дело действительно утряслось, а что касается предсказания, то тут Бальони как в воду глядел. Мессер Якопо Сальвиати был тем самым гонфалоньером Флоренции, который лишил отца Бенвенуто работы и причинил ему много бед. А второй – Александр Фарнезе – стал со временем папой Павлом III (1534—1549) и засадил Бенвенуто в этот самый замок Святого Ангела уже в качестве арестанта.

Помощь от герцога Урбинского так и не пришла. Город лежал в развалинах. Жизнь оставшихся в живых была ужасна. Бенвенуто не заостряет на этом своего внимания. Сам он при деле, стреляет отлично, им довольны, семья, слава богу, находилась во Флоренции. Что ныть, если уже ничего нельзя поправить?

Папа Климент VII понимал, что осада не может длиться вечно, Ватикан был обречен, поэтому и случилось, что Бенвенуто принял участие в крайне секретном и необычном деле – спасении драгоценностей апостолической камеры.

Неожиданно папа вызвал к себе Бенвенуто. В комнате, кроме святейшего, был еще слуга Кавалерино, «человек рождения самого подлого», однако за безупречную службу и преданность папа сделал его очень богатым человеком и доверял ему безгранично. Надо представить себе удивление Бенвенуто, когда перед ним выставили тиары – тройные короны римских пап, украшенные крупными драгоценными камнями. Их надо было спасти от разграбления. Но как? Бенвенуто предстояло вынуть драгоценные камни, а тиары и прочие изделия переплавить в золото.

Трое заперлись в комнате, и ювелир приступил к работе. Бенвенуто вынимал камни и каждый завертывал в бумагу, а Кавалерино зашивал их в подкладку плащей – своего и папы. Тиары и прочие украшения весили около 200 фунтов. Это сколько же получается? Если аптекарских фунтов, то 60 килограммов, если английских, то все восемьдесят. Работать Бенвенуто должен был тайно. Он перенес все это богатство в свою комнатенку, размещенную на самой верхотуре – у Ангела, благо комнату можно было запереть.

«Соорудив себе здесь из кирпичей самодувную печурку и приладив к поду сказанной печки довольно большой зольник в виде блюдца, бросая туда золото сверху на уголья, оно понемногу падало на это блюдо». Бенвенуто не пишет, что он думал, уничтожая труд таких же, как он, ювелиров, наверное, ему и в голову не приходило, что такая же участь постигнет большинство его собственных работ. Жизнь в замке была суровая, уже кончалось продовольствие, что ждало впереди – может быть, смерть? Поэтому и желания, и мысли у него были соответствующие. «Пока печка работала, я постоянно бдил, чем бы мне повредить нашим врагам; а так как до окопов наших врагов было ближе, чем камнем бросить, то я причинял им вред в сказанных окопах некоим древним ломом, которого было несколько куч, прежние замковые запасы. Взяв один сакр и один фальконет, у каковых были у обоих пообломаны жерла, я их набивал этим ломом; и когда я затем эти орудия запаливал, он летел вниз как сумасшедший, причиняя сказанным окопам много неожиданных бед».

Дело шло к развязке, то есть к заключению мира на выгодных для испанцев условиях. И в это самое время Бенвенуто, на беду себе, подстрелил «сказанным ломом» знатного, проезжающего внизу вельможу. Вельможе он попортил лицо, а конь упал замертво. Раненого тут же подхватили солдаты и с великим криком потащили в ближайшую гостиницу. Это был ни много ни мало принц Оранский.

Бенвенуто не знал, кого он ранил, но по суете во вражеском стане понял, что мужчина знатный. Он тут же сообщил об этом папе, папа в свою очередь вызвал мессера Санта-Кроче. Сверху было видно, что вокруг гостиницы собралось огромное количество народу. Санта-Кроче уже отдал приказ по условному сигналу – выстрелу из аркебузы – палить по этой гостинице из всех пушек. И тут появился кардинал Орсино. Он пришел в страшное негодование, только что ногами на папу не топал.

– Отмените приказ! Это безумие! Завтра или послезавтра будет заключен мир, уже идут переговоры. Но если мы убьем принца Оранского и его штаб, то испанцы, ворвавшись без предводителей, немедленно займут замок, а нас всех перережут!

Приказ был отменен, но не все это услышали. Не в натуре Бенвенуто было подчиняться несправедливым приказам, а также их отменам. «Узнав, что ко мне идут с приказом не стрелять, я запалил полупушку, которая у меня была, каковая попала в столб во дворе этого дома, где я видел множество людей. Этот выстрел причинил врагам столь великий вред, что они готовы были покинуть дом». Кардинал Орсино после этого приказал повесить Бенвенуто, но папа его отстоял. По счастью, принц Оранский остался жив, но смерть настигла его через три года (1530 год) при осаде Флоренции.

Кардинал был прав: перемирие было близким. 6 июня 1527 года Джованни Бартоломео ди Гаттинара от имени Карла V подписал соглашение о капитуляции папы Климента VII. Тогда же в июне пришла помочь, подошли верные Клименту войска, и папа мог вернуться в свои дворцовые апартаменты. Мир был заключен на очень тяжелых для Ватикана условиях. Во-первых, был заплачен фантастический по тем временам выкуп в 400 тысяч дукатов. Во-вторых, Папская область потеряла Парму, Модену и еще ряд городов. Кроме того, пока папа сидел в осаде, произошла перегруппировка сил во всей Италии. Историки пишут, что разграбление Рима в 1527 году было переломным моментом в истории папства. Теперь Реформация церкви пошла полным ходом.

После перемирия Орацио Бальони уехал в Перуджу, и Бенвенуто, уже ощущая себя воином, с тремястами товарищами направился к нему. Бальони хотел назначить его начальником отряда, но Бенвенуто рвался домой. Надо было повидать отца и уладить старые дела – «выкупить изгнание», благо деньги на это были. Читатель помнит, при каких обстоятельствах Бенвенуто расстался с родным городом. Бальони одобрил это решение, тут же сообщил, что сам он назначен капитаном во Флоренцию и скоро примет пост, так что Бенвенуто будет служить под его началом, а пока он должен в родном городе подобрать отряд, которым и станет командовать.

Флоренция бедствовала. В то время как папа сидел в осаде, флорентийцы подняли восстание и выгнали опостылевших им Медичи. Была восстановлена республика, но порядок наводили с трудом. Кроме того, в город пришла чума. В семействе Челлини, по счастью, все были живы. Радость отца при появлении Бенвенуто была неописуема. Про разграбление Рима рассказывали такие ужасы, что он не чаял увидеть сына живым. А сын приехал на коне, со слугой, да еще и с деньгами. Во Флоренции жил брат Чеккино – военный человек – и две сестры. Старшая Никколоза, которую Бенвенуто звал Кóза, не пожелала выходить замуж и приняла постриг в монастыре Сант-Ореоло. Вторая сестра Репарата вышла замуж за скульптора Бартоломео.

Дело с выкупом изгнания было улажено, теперь Бенвенуто мог считать себя полноправным гражданином. Он похвастался отцу, что синьор Бальони, вместе с которым они так славно держали осаду в Риме, поручил ему набрать во Флоренции отряд, чем он сейчас и займется.

– Ты будешь делать военную карьеру? – с испугом спросил отец.

– А почему нет? Мне это нравится.

Но старый Джованни был другого мнения. Он уже отдал младшего сына армии, а теперь старший, такой талантливый, такой великолепный музыкант и ювелир, пойдет по этой опасной тропе. Нет и еще раз нет! Он стал с горячностью убеждать Бенвенуто, что он должен остаться верен своему ремеслу. Он денно и нощно уговаривал его заняться делом, но во Флоренции практически не было ювелирной работы. Тогда старый Джованни сменил тему:

– Сын мой, во Флоренции чума. Ты все время где-то ходишь. Я каждый день боюсь, что ты подцепишь заразу. Заказов нет. А не поехать ли тебе в Мантую? В молодости я прожил в этом городе несколько лет. Там хорошо. Я тебя прошу, я тебе приказываю – поезжай в Мантую!

Бенвенуто боялся чумы, но старался об этом не думать. Он уже избежал в Риме этой заразы, надеялся, что она минует его и на этот раз. Собирать отряд он тоже медлил. Война – грязное дело, а он соскучился по работе. В словах отца ему послышался призыв той самой музы странствий, которая всю жизнь не давала ему покоя. И он поехал в Мантую.