Белый юг - Страница 32

Я ободряюще похлопал его по плечу. Герда прощалась с Хоу, который с большим трудом только что слез с уступа. Мы с Кальстадом взялись за сани и пошли по следу, проложенному Бландом и его спутниками.

— Крейг, вы обязательно должны дойти! — крикнул Хоу. — Если Бланд дойдет один… — Он не закончил, но я понял, что он хотел сказать.

Герда скоро догнала нас.

За четыре дня, идя по четырнадцать часов в сутки, мы продвинулись миль на тридцать. Идти по паку, пропаханному айсбергами, было невероятно трудно. Сомневаюсь, удалось бы нам сделать эти тридцать миль за четыре дня, если бы мы не шли по следам саней Бланда. Это были следы врага, и потому мы были постоянно настороже. Ведь, если мы настигнем Бланда, он может перестрелять нас всех.

Но крепкие заморозки сохраняли санную колею четкой, словно она только что была проложена. И в этой враждебной ледяной пустыне она вскоре стала единственным нашим помощником.

На пятый день. Герда начала слабеть, у Кальстада распухла лодыжка, а я стал ощущать колющую боль в груди. Нам удалось пройти не более двух миль. Без темных очков от постоянного ослепительного света у всех воспалились глаза. Ночью подморозило, утром снежный наст был твердым, трещины не попадались, и часам к трем мы прошли миль десять-одиннадцать. Съев по сухарю и по два кусочка сахару, отправились дальше. Но вскоре солнце закрыла туманная пелена, и оно робко пробивалось сквозь нее. Все вокруг обесцветилось. Резко похолодало. Идти дальше не было сил, и мы разбили лагерь.

В тишине наступающего вечера мне показалось, что я слышу чьи-то голоса.

Когда мы легли спать, Герда прошептала:

— Дункан, я не могу идти дальше, вы должны оставить меня здесь.

— Нет, ты пойдешь с нами, — был мой ответ.

Она схватила меня за руку.

— Ну прошу вас, — шептала она. Ее голос, хоть и слабый, звучал настойчиво. — Я стану вам только обузой, а вы должны думать об оставшихся на айсберге.

— Поговорим об этом утром, — успокоил я.

Долгое время я лежал в полудреме, раздумывая над словами Герды: то, что она говорила, было ужасно, но я понимал, что Герда была права. Слишком много жизней зависело от того, доберемся мы до лагеря «Южного Креста» или нет.

Ночью поднялся ветер, а к утру разыгралась метель. Я выглянул из палатки и увидел только серый кружащийся вихрь. Метель не прекращалась три дня, и за это время были прикончены все наши запасы, за исключением пяти сухарей и пятнадцати кусков сахару. В палатке было темно, как в могиле. Мы лежали в опальных мешках, шевелясь только затем, чтобы повернуться на другой бок и унять боль в затекших ногах.

Ночью, когда снег прекратился, мы выкурили последнюю сигарету. В сером утреннем свете я записал в дневнике: «Двигаться дальше бессмысленно. Мне кажется, что и другим это теперь ясно. Я не оставлю Герду».

Мы отправились в путь рано, пока еще были силы. Впервые перед нами уже не вился санный след. Он лежал под почти футовым слоем снега. За первым же

бугром мы наткнулись на утоптанный снег бывшей стоянки. Снялись с нее этим же утром — это было ясно, так как следы от саней и лыж отпечатывались уже на свежем снегу и снова тянулись вперед, исчезая за нависшей глыбой голубого, не запорошенного снегом льда.

— Бланд? — спросила Герда.

Я кивнул. Так, значит, я и впрямь слышал голоса той ночью, когда поднялась метель. Это было невероятно. Мы в течение трех дней стояли лагерем в каких-то ста ярдах от Бланда и не знали об этом.

— До них, наверное, час ходу, не больше, — сказал я.

— Что будет, когда мы их догоним?

— Не знаю, думаю, это не так уж важно,

— Может, нам лучше сойти с их следа? — предложила Герда.

Я покачал головой.

— Они держат путь примерно в том направлении, которое нам нужно. А по их следу легче идти.

Итак, мы продолжали двигаться. Кальстад и я тянули сани, а Герда с трудом поспевала за нами на лыжах. За два-три часа мы значительно продвинулись вперед. Но примерно в полдень появилось солнце. Снег начал таять, и идти стало труднее: ботинки проваливались сквозь наст.

Я объявил привал.

Опустилась темнота. В ясной морозной ночи зажглись звезды. Было ужасно холодно, и никому из нас не спалось. Герда страдала от приступов боли в животе, а Кальстад жаловался, что от мороза немеют ноги, так как его порванные льдом ботинки пропускали воду.

Наступило холодное и безрадостное утро следующего дня: низко висели облака, а с юга дул резкий ветер. Мы снялись с лагеря позже, чем всегда. У Герды не было ни сил, ни желания двигаться. Кроме того, она забыла положить свои ботинки в спальный мешок, и они насквозь промерзли. Пришлось размягчать кожу над примусом. Когда мы наконец тронулись, то пошли довольно быстро по ледяной корке. Впереди упрямой змейкой бежал след саней Бланда, петляя в заснеженных холмах взбитого айсбергами пака.

— Скоро, кажется, мы подойдем к их лагерю, да?

Кальстад был прав. Холмы постепенно сглаживались, и перед нами легла почти плоская мертвая равнина. На ней мы увидели прямые, словно вычерченные, по линейке, следы полозьев.

— Вон их лагерь! — крикнул Кальстад. — Вижу людей.

Я прищурился, напрягая зрение, но мешала боль в глазах.

— Твои глаза, Кальстад, получше моих. Что там делается? Они разбивают лагерь?

— Не знаю, — отвечал он чуть озадаченно. — Но их там только двое.

— Только двое? — удивился я.

Издали донесся оклик по-норвежски, а вскоре уже я различал две машущие фигуры.

— Это Ваксдаль и Келлер, — тяжело дыша, сказал Кальстад.

Они приветливо размахивали руками, но ярдах в ста вдруг остановились. Измученные, запыхавшиеся, мы подтащили к ним сани. Они и не шелохнулись, чтобы помочь, а только стояли, молча тараща глаза.

— Где Бланд? — еле дыша, проговорил я.

— Бланд? — Глаза Ваксдаля в запавших глазницах внезапно сверкнули огнем. — Он ушел вперед. Мы думали, что вы спасательная партия и напали на наши следы. Как у вас с едой?

— Пусто. Несколько кусков сахару да один-два сухаря.

Обессиленный, я присел на сани.

— Что вы там говорили насчет Бланда?

— Он ушел. — В голосе Ваксдаля слышался гнев. — Вы правы, херр каптейн. Вы совершенно правы, а мы с Келлером два дурака. Он нас оставил и ушел. Мы было пустились за ним вслед, но он взял наши ботинки. Моя винтовка исчезла, но у Келлера она была под одеялом. Он пытался стрелять, но Бланд уже ушел слишком далеко. У нас не осталось продуктов, без ботинок мы не можем идти. Этот мерзавец оставил нас умирать.

Этого следовало ожидать. Он их использовал как вьючных мулов, а когда появился шанс выйти к чистой воде и спастись, бросил.

— Сколько у него еды? — спросил я у Ваксдаля.

— На одного человека дня на три-четыре.

— Ладно, — сказал я. — Кальстад, разбивай лагерь.

Лыжи — вот на что была надежда. Я повернулся, чтобы поговорить с Гердой. Но рядом ее не оказалось. Она лежала в снегу в нескольких сотнях ярдов от нас. Мы с Кальстадом освободили сани от поклажи и двинулись за ней. Я даже не представлял, насколько мы были измождены, пока не пошел за Гердой. Идти-то было всего ничего, да еще с пустыми санями, но нам эти ярды казались милями. Съежившаяся Герда лежала, уткнувшись лицом в снег.

Она была жива. Я это понял, заметив, что у ее ноздрей подтаял снег.

Мы взвалили ее на сани. Мне казалось, что нам никогда не добраться до того места, где была сгружена поклажа. Возможно, мы бы так и не довезли Герду, если бы Ваксдаль и Келлер не пришли на помощь.

Мы поставили палатку, вскипятили воды. К Герде медленно возвращалось сознание. Желудок ее не принял подслащенной горячей воды, но мне удалось влить ей в горло несколько капель драгоценного бренди. Когда к ней вернулась речь, она все повторяла:

— Вы теперь должны оставить меня. Вы должны идти дальше.

Она повторяла это с такой настойчивостью, что довела себя до изнеможения. Чтобы заставить ее замолчать, я принялся рассказывать, как Бланд бросил своих спутников и удрал, прихватив все их припасы.