Белый юг - Страница 3
— Это несправедливо, — возмутилась женщина.
— Несправедливо? Вот как?! Не прошло и недели после Кейптауна, как они успели повздорить!
— А как вы думаете, чья в этом вина? — сердито спросила она.
— Бернт играет на том, что у мальчика не хватает опыта.
— Это вам говорил Эрик?..
— Так что из этого? Ты хочешь, чтобы я не верил собственному сыну?
— Да, но ведь вы не так уж хорошо его знаете. Всю войну вы пробыли в Лондоне, и с тех пор…
— Я знаю, что Эрика притесняют! — перебил Бланд. — Каково! У Бернта даже хватило наглости послать телеграмму, что Эрик подстрекает к беспорядкам норвежцев из Саннефьорда. Среди китобоев никогда не бывает беспорядков — они слишком заинтересованы в удаче экспедиции.
— Если Бернт сообщил, что Эрик провоцирует волнения, значит, так оно и есть. — Ее голос стал спокойнее. — Вы же знаете, отец всегда думал только об интересах компании.
— Тогда почему он посылает мне этот ультиматум? Почему он требует, чтобы я отозвал Эрика?
— А потому, что он его раскусил.
— Раскусил?
— Да, раскусил. Теперь наконец вы тоже будете знать правду о нем…
— Замолчи! — голос Бланда задрожал.
— Не замолчу, — быстро продолжала женщина. — Пора вам узнать всю правду… Вы все еще представляете его веселым, бесшабашным парнем, каким он был лет десять назад, когда плавал на яхте да завоевывал призы по прыжкам с трамплина. Вы думаете, это все, к чему он стремится. Так нет же. Ему нравится властвовать, будь то люди, машины, организация. Ему нужна власть. Власть, говорю я. Он хочет один стать во главе компании. Он заставил свою мать…
— Как ты смеешь!..
— Боже! Неужели вы думаете, что я не знаю Эрика?! — Она сидела в неловкой позе, наклонясь вперед. Лицо ее было как белая маска. — Я уже давно собиралась вам это сказать — еще после первой телеграммы. Но вы были слишком больны…
— Я отказываюсь слушать. — Бланд старался подавить свой гнев.
— Нет, вы должны меня выслушать. Я говорю вам то, что давно была обязана сказать…
— Говорю тебе, я не хочу слушать. Черт возьми, ведь мальчик твой муж!
— Неужели вы думаете, я этого не знаю? — Ее голос зазвучал с пугающей горечью.
Бланд всматривался в нее сквозь толстые стекла очков.
— Ты его не любишь?
— Люблю его?! — вскричала она. — Да я его ненавижу! Слышите, ненавижу! — Она уже кричала, не сдерживаясь. — О, зачем вы только согласились отправить его туда помощником?!
— Кажется, ты забываешь, что он мой сын. — Бланд был зловеще спокоен.
— Я этого не забыла. Но вам пора знать правду…
— Тогда подожди, пока мы не останемся наедине.
Она взглянула на меня и увидела, что я за ней наблюдаю.
— Хорошо, — сказала она тихо.
— Франц! — Человек, сидящий рядом со мной, дернулся в кресле. — Подойдите и сядьте сюда. Поменяйся с Францем местами, — снова приказал он женщине. — И постарайся успокоиться.
Она с неохотой поднялась. Я наблюдал за ней, когда она усаживалась в кресле. Лицо ее было мрачным, маленькие руки она сжала так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Я откинулся назад и стал смотреть в окно на красное зарево навигационных огней порта — из-под нас уплывало побережье Кента. За гулом моторов я улавливал обрывки разговора Бланда с немцем.
— Оборудование пришло… два дня назад телеграмму из Кейп… приказал Садману дожидаться нас… все готово для испытаний…
Я был слишком возбужден, чтобы уснуть, поэтому встал и прошел в пилотскую кабину. За штурвалом был Фентон. Тим наливал кофе из термоса.
— Ну как, ладишь с ними? — спросил он.
— Да я даже и не говорил ни с кем… Бланд только что поскандалил с этой женщиной. Она что — тоже собралась во льды?
— Не знаю. Она присоединилась к ним уже в последний момент, — Тим пожал плечами. — Знаю только по ее бумагам, что по происхождению она норвежка, а по браку — южноафриканка.
— Странная какая-то. Прямо дикая кошка.
— А тебя это беспокоит? Ты ведь получил место на самолете. Не так ли?.. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо, — ответил я. — Без него лучше усну.
— Ты мне напомнил. Надо раздать одеяла. Помоги-ка мне, Дункан.
В пассажирском отсеке все было точно так же, как и до моего ухода. Бланд с Вайнером покрывали бумагу потоками цифр. Женщина сидела, неподвижно глядя в окно.
На нас она не взглянула и, казалось, ни разу не пошевелилась с тех пор, как я прошел в пилотскую кабину. Мы раздали одеяла.
— Завтрак в Тревизо, — объявил Тим, проходя вперед. Я уселся в кресле, и мои мысли потянулись в Южную Африку… Вскоре под гул моторов я незаметно заснул…
В морозном рассвете Альпы предстали перед нами в виде стены из покрытых снегом вершин с глубокими расселинами. Затем мы пронеслись над плоской поверхностью равнин Ломбардии и пошли на посадку в Тревизо, чтобы там позавтракать.
Когда мы входили в кафе, я оказался за спиной Бономи. Меня интересовал Бланд, и я полагал, что из всех пассажиров итальянец скорее всего поможет удовлетворить мое любопытство. Он выбрал столик в стороне от других, а я уселся напротив него.
— Вы, кажется, фотограф, мистер Бономи? — сказал я.
— Вы слышали об Альдо Бономи?!
— Э-э-э, да, конечно, — пробормотал я. — Вы собираетесь фотографировать в Антарктике промысел китов?
— Si! Si! — Подошел официант, и Бономи стал изучать меню. — Можно вам заказать, мистер Крейг? Надеюсь, не пожалеете.
— Благодарю, — ответил я. И когда официант исчез, спросил: — Неужто вы рады этой поездке в Антарктику?!
Фотограф слегка пожал плечами.
— Работа есть работа, вы же понимаете.
— Скажите, что вы думаете о полковнике? Вы слышали его ссору с миссис Бланд? На плавучей базе что-нибудь неладно?
— Мистер Крейг, мое правило — ни слова о клиентах. Для работы это не годится, вы понимаете. — Белые зубы сверкнули на его смуглом лице полузаискивающе, полупримирительно. С минуту мы помолчали, потом он спросил:
— Вы эмигрируете в Южную Африку, да?
Я кивнул.
— Это восхитительно. Вы бросаете все. Вы едете в другую страну, и вы начинаете все сначала. Это большой риск. У вас нет там никакой работы, но вы все-таки едете.
— Почему вы решили, что у меня нет работы?
— Если есть работа, тогда нет нужды просить, чтобы вас подбросили. Все это устраивается компанией. Я знаю, потому что всегда работаю для какой-нибудь компании. Но скажите, что вас заставляет покинуть Англию? Я пожал плечами.
— Не знаю. Просто сыт по горло.
— Но ведь что-то заставляет вас действовать поспешно, ведь это так? О, поймите, я не имею в виду ничего серьезного. В жизни все парадоксально. Мелочи — вот они всегда решают за нас.
Я рассмеялся.
— Здесь вы правы.
Как-то незаметно я рассказал ему свою историю.
Дело в том, что с тех пор как окончилась война, меня преследует чувство обманутых надежд. Я пошел на флот прямо из Оксфорда. Когда демобилизовался, мной долго владела странная мысль, что родина обязана мне своим спасением. Потом я обнаружил, что из талантливого командира корвета (во всяком случае, меня таким считали) не всегда может получиться талантливый бизнесмен. Кончилось все тем, что я стал служащим фирмы по импорту табака.
— Не так-то жирно после командования кораблем, а? — Бономи сочувственно закивал. Подошел официант с коньяком. — Салют! — сказал фотограф и поднял рюмку. — Желаю вам всего наилучшего, мистер Крейг. А что это за «мелочь», которая обострила ваше чувство обманутых надежд, а?
— Пятифунтовик, — ответил я. — Мистер Брайдуэлл, управляющий фирмы, дал нам каждому на Новый год по пять фунтов. Казалось, прекрасно! Потом он стал всем делать наставления. Вот это-то и вывело меня из равновесия, и тогда…
— Вам не нравился этот мистер Брайдуэлл? — перебил Бономи.
— Нет, дело не в этом. Человек-то он славный. И этот жест его был добрым. Но вот его наставления, как разумно потратить деньги, мне были ни к чему. Я подумал, ну и тяжко же дался мне его пятифунтовик. Пошел и пропил его. А потом вечером я встретился с Бартлетом, пилотом нашего самолета. Он мне сказал, что летит в Южную Африку, есть свободные места, и я решил рискнуть.