Белый ящер - Страница 25

Привели Несси, похудевшего, бледного, грустного. Только взгляд у него был по-прежнему спокойным и ясным, словно это не на его голову обрушились такие ужасные беды. Даже одежда на нем выглядела вполне прилично, чтобы не сказать элегантно — разумеется, если не считать отсутствия ремня и галстука.

Они долго, не шевелясь, смотрели друг на друга, потом Фанни спросила:

— Скажи, Несси, тебе приятно меня видеть?

— Да, Фанни, — ответил он.

Фанни уловила в его словах искренность, и что-то вроде слез блеснуло в ее глазах.

— Спасибо, — тихо проговорила она. — Давай сядем, Несси.

Они уселись на жесткие больничные стулья довольно близко друг к другу.

— Зачем ты это сделал, Несси?

Он еле заметно вздрогнул.

— Об этом ты знаешь лучше всех.

— Верно, — подавленно согласилась Фанни. — Это я тебя надоумила?

— Нет, успокойся. Ты и пришла, чтобы это услышать?

— Повтори, повтори еще раз! — с жаром воскликнула она. — Очень тебя прошу!

— Ты хотела разбудить во мне человека, Фанни, но не очень по-человечески… Вот и я попытался сделать то же.

— Несси, Несси! — горько сказала Фанни. — Мой способ был по крайней мере абсолютно безвредным.

— Нет, не безвредным, — сухо возразил Несси.

— Может быть. Но не таким же ужасным. А ты разбудил в себе зверя. Страшного зверя! — добавила она с отчаянием.

Несси словно бы ее не слышал. Некоторое время он сидел неподвижно, без всякого выражения на лице, потом сказал:

— Ну вот, и ты меня не понимаешь!.. Я просто хотел быть как все — счастливым и несчастным, нежным и грубым, добрым и злым. Неужели я не имею на это права?

— Да, миленький, да…

— И откуда мне было знать об этом звере? Я даже и не подозревал о его существовании. Мне человека хотелось в себе разбудить, понимаешь?

— Разбудил?

— Нет, Фанни, — ответил Несси. — И все-таки я уже не тот, что прежде… Теперь я по крайней мере знаю, чего мне не хватало.

— Но еще ничего не потеряно!

— Нет! Не надо! — воскликнул Несси. — Сейчас мне этого не вынести.

Некоторое время они молчали. Фанни остановившимся, немигающим, ничего не видящим взглядом смотрела в окно. Да и что там можно было увидеть? Только по-прежнему склоненные от ветра верхушки дальних деревьев.

— Позволь мне что-нибудь для тебя сделать, Несси. Хоть немного. Я так хочу тебе помочь!

В ясных глазах юноши мелькнуло что-то странное. Невероятно, но это напоминало доброту.

— Понимаю, — сказал он. — Тебе хочется помочь себе самой.

Но Фанни словно бы его не слышала.

— Хоть пустяк какой-нибудь, а, Несси? Ты меня просто осчастливишь!

— Боюсь, что мне уже ничего не нужно, — ответил он.

— Подумай, Несси. Здешний главврач — мой двоюродный брат. Он позаботится, чтобы ты жил в нормальных условиях.

— Спасибо. Можешь считать себя счастливой.

Но Фанни не стала счастливой. Наоборот, из больницы она ушла глубоко несчастной. Бедняжка так и не поняла, что Несси никогда не вел себя более по-человечески.

После этого посещения состояние Несси значительно ухудшилось. Он все время лежал, молчал, не прикасался к еде, еще больше похудел. Ясный его взгляд стал нестерпимо острым. Неожиданный кризис продолжался несколько дней, потом Несси вдруг оживился, впервые за долгое время охотно, с аппетитом поел. И попросил вызвать отца. Главврач заколебался. Эти визиты, сделанные из лучших побуждений, явно не шли на пользу его пациенту. Потом, пожав плечами, согласился. Все-таки он обещал Фанни относиться к Несси с особым вниманием. Но разве можно угадать, к чему приведут те или иные человеческие поступки?

Встреча состоялась на следующий день. Завидев отца, Несси замер на пороге и с трудом удержался от желания уйти, но, пересилив себя, храбро вошел в комнату и молча остановился перед ним. Губы его слегка дрожали. Алекси сидел с убитым видом, совершенно седой, его еще недавно острые глаза, казалось, померкли навсегда. Как приговоренные, застыли они друг перед другом на жестких больничных стульях. Приговоренные к тому, чтобы никогда не услышать приговора.

— Как ты, папа?

— Ничего, мой мальчик.

Взгляд его немного оживился.

— Как дела на работе?

Алекси судорожно глотнул воздух.

— Я больше не работаю… Ушел на пенсию.

— Да, да, я понимаю, — кивнул Несси. — Тебе стыдно смотреть людям в глаза.

— Откуда такая мысль у тебя? — Алекси пристально взглянул на сына.

— Вопрос законный, — с горечью отозвался Несси. — Конечно, мысль слишком человеческая, где уж ей вместиться в череп какого-то биоробота.

Тут произошло неожиданное — Алекси преобразился.

— Выбрось это из головы! — резко сказал он. — У меня нет оснований за тебя стыдиться… Тем более что во всем виноват я сам.

— Ты?!

— Да, один я. Вернее, моя глупость. Или больное честолюбие.

И он глухим, срывающимся, похожим на лай голосом рассказал сыну о проделанном им на себе эксперименте с целью определить влияние радиоактивных изотопов на семенные клетки. Эксперимент проводился по изобретенной им самим простой, но очень, как он выразился, эффективной методике и должен был вызвать мутацию, в которой осуществились бы факторы, накопленные человеческим организмом за последние тысячелетия. Не имея права экспериментировать на ком-нибудь другом, он…

Несси почти его не слушал. Как в лучшие, блистательные времена, ум его работал с невероятной быстротой. Потом послышалось неумолимое — щелк! — и результат был готов. Когда отец умолк, Несси сказал:

— Послушай, папа, зря ты берешь на себя такое бремя. То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Все зависит от пути, которым пойдет человек.

Отец поражение взглянул на него. Потом лицо его словно бы залило какой-то густой и липкой горечью.

— И ты тоже считаешь меня бездарностью! — сказал он. — Тупицей, не сумевшим даже толком продумать свою идиотскую идею!

— Неверно!

— И все же пойми, я сказал тебе правду!.. Как она для меня ни ужасна…

— Эта правда, папа, не может ничего изменить.

— Может! — воскликнул Алекси. — И я уже знаю, как!.. Я не оставлю тебя в этой отвратительной больнице!

— Мне любой сумасшедший дом будет тесен, — загадочно ответил Несси.

Нет, не мог он найти с отцом общего языка, никак. Старик замкнулся в себе, в своих полубезумных идеях, в своих терзаниях, из которых не было выхода. Наконец Алекси ушел, по-прежнему подавленный, но охваченный какой-то скрытой яростью, родившейся тут, в мрачных коридорах этого дома. Он знал, что никогда не смирится с участью сына. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни встали перед ним, он преодолеет все. От одной лишь мысли о предстоящей борьбе шаг его сделался тверже и решительней.

На следующий день Несси выразил желание встретиться со следователем и сделать ему заявление. Через час его вызвали к главному врачу. Огромный мужчина, у которого, по-видимому, начиналась слоновья болезнь, любезно предложил ему сесть, затем и сам осторожно опустился на стул, не сводя с Несси холодного, неподвижного взгляда. Такой взгляд Несси не раз замечал у многих обитателей этого дома. Но голос у врача оказался — неожиданно для такой громадины — мягким, тихим и мелодичным.

— Я знаю, сейчас вы вполне здоровы! — начал он. — И все же хочу спросить, хорошо ли вы обдумали ваше заявление?

Врачу показалось, что Несси бросил на него насмешливый взгляд.

— Конечно! Может, в этом и кроется причина всех моих бед.

— Предполагаю, что вы собираетесь сделать признание, которое резко ухудшит ваше теперешнее положение.

— Именно так, — кивнул Несси.

Главный врач с шумом втянул ноздрями воздух.

— Зачем? Чтобы вырваться отсюда?

— Позвольте не сообщать вам моих мотивов. Но в принципе каждый человек должен занимать то место, которого он заслуживает.

— Боюсь, как бы вы не ошиблись. Этот ненормальный дом — единственное место, где вы можете жить нормально. Я постараюсь создать вам все условия, даже для научной работы, если хотите.