Белый Волк - Страница 21
– Женщине неприлично представлять на публике, голубчик. И что сталось бы со мной, если бы они это делали?
– Ты ведь все равно больше уже не играешь.
– Меня сочли слишком старым для ролей юных героинь. Вот скажи, сколько мне лет, на твой взгляд?
– Ну, так сразу не скажешь.
– Мог бы я, по-твоему, сойти за двадцатипятилетнего?
– Если бы не глаза. Глаза у тебя старше.
– Верно говорят, что дети льстить не умеют, – вздохнул Гревис. – Как бы там ни было, я оставил подмостки.
Гревиса нанял Декадо, чтобы обучать Скилганнона танцам. Мальчик был в ужасе.
– Зачем это, отец? Я хочу быть воином, как и ты.
– Тогда научись танцевать, – непреклонно сказал Декадо в одну из своих редких побывок.
– Мои друзья надо мной смеются, – рассердился Скилганнон. – И над тобой тоже. Говорят, что ты взял в дом бабу в штанах. А когда мы идем с ним по улице, люди кричат нам разные гадости.
– Погоди-ка, мальчик. Давай по порядку, – помрачнел Декадо. – Сначала танцы. Тому, кто хочет владеть мечом, требуется равновесие и слаженность движений, а этому лучше всего обучаешься, когда танцуешь. Гревис – блестящий танцор и хороший учитель. Самый лучший, плохого я бы не нанял. Что касается твоих друзей, то какое нам с тобой до них дело?
– Мне есть дело.
– Это потому, что ты еще юн, а юным присуща глупая гордость. Гревис хороший, добрый человек. Он друг нашей семьи, и мы не можем допустить, чтобы его оскорбляли.
– Зачем тебе такой странный друг? Я стыжусь его.
– А я стыжусь тебя, слыша подобные вещи. Послушай меня, Олек. Есть люди, которые выбирают в друзья только нужных людей, полезных им в светском или политическом отношении. Они всегда советуют тебе остерегаться такого-то, поскольку он впал в немилость или происходит из бедной семьи. Или потому, что находят его образ жизни неподобающим. Но я солдат и сужу о своих людях по их способностям, по степени их отваги. А в друзьях мне важно одно: чтобы они были мне по душе. Так вот, Гревис мне по душе, и я надеюсь, что ты тоже его полюбишь. Если этого не произойдет, тем хуже, ведь танцам тебе все равно придется учиться. И я хотел бы, чтобы ты не давал его в обиду своим приятелям.
– Если он будет жить у нас, у меня их вообще не останется, – проворчал одиннадцатилетний Скилганнон.
– Значит, невелика потеря. Настоящие друзья останутся с тобой, несмотря на насмешки других, вот увидишь.
В последующие недели Скилганнону пришлось туго. В этом возрасте для мальчика мнение сверстников превыше всего. На дразнилки и насмешки он отвечал кулаками, и скоро в друзьях у него остался один Аскелус. Предмет его поклонения, тринадцатилетний Бораниус, пытался урезонить его.
– О человеке судят по людям, с которыми он водится, Олек, – сказал он Скилганнону в гимнастическом зале. – Тебя будут называть мальчиком для утех, а твоего отца мужелюбом. Не важно, правда это или нет. Ты должен решить, что для тебя главнее – уважение друзей или преданность наемного слуги.
Скилганнону очень не хотелось идти наперекор своим ровесникам, но главным человеком в его жизни был все-таки отец.
– Ты тоже перестанешь дружить со мной, Бораниус?
– Дружба – это ответственность, Олек. Обоюдная. Истинный друг не захочет подвергнуть меня всеобщему презрению. Если ты попросишь меня остаться твоим другом, то я, конечно, останусь.
Скилганнон не попросил и с тех пор избегал юного атлета.
Темноглазый задумчивый Аскелус таких разговоров не заводил. Он заходил за Скилганноном, и они вместе шли в школу.
– Тебе не стыдно со мной ходить? – спросил однажды Скилганнон.
– С чего бы это?
– Всем остальным стыдно.
– Нужны они тебе очень, остальные-то, – сказал Аскелус, и Скилганнон вдруг понял, что это правда, если не считать потери Бораниуса. Отец тоже оказался прав: мало-помалу Скилганнон начал ценить и любить Гревиса, хотя тот во время уроков называл своего ученика «бегемотиком».
– Ни дать ни взять, Олек. У тебя что, обе ноги левые?
– Я стараюсь.
– Должен признать, что это так, увы. Я надеялся закончить наши занятия к лету, но теперь вижу, что влез в кабалу на всю жизнь.
Но Скилганнон и тут делал успехи, пусть небольшие. Упражнения, которые задавал ему Гревис, укрепили его ноги и торс. Он начал скакать и кружиться, не теряя равновесия. Он даже двигаться стал быстрее и дважды выиграл в школе состязания по бегу. Вторая победа доставила ему особенную радость, потому что отец был там и видел, как он обставил Бораниуса в полумильном забеге. Его восторг умаляло лишь то, что Бораниус на прошлой неделе повредил себе лодыжку и потому не мог считаться полноценным соперником.
В тот же вечер Декадо снова уехал на границу с Матапешем. Скилганнон сидел в саду с Гревисом и слугами. Спериан и его жена Молаира жили в доме Декадо уже пять лет. Молаира, большая, с проседью в золотисто-рыжих волосах, неизменно добродушная, шумно радовалась цветам и птичкам. Спериан, ухаживавший за садом, хозяйским оком прикидывал, где надо подстричь, а где посадить новую поросль. Скилганнон любил эти вечера в тихом домашнем кругу.
– Как там у вас, сильные бегуны подобрались? – спросил Спериан.
– Бораниус побил бы меня, если б не нога.
– Красивая, – сказала Молаира, любуясь полученной им медалью. – И лента голубая, прелесть что такое.
– Лента для него дело десятое, голубушка, – заметил Гревис. – Теперь его имя напишут на доске в школе: Олек Скилганнон, победитель.
Скилганнон покраснел до ушей, и Спериан мягко сказал:
– Своими успехами гордиться не стыдно, только зазнаваться не надо.
– Я тоже как-то получил приз, десять лет назад, – сказал Гревис. – Играл Абрутению в «Леопарде и арфе». Отличная комедия, очень смешная.
– Мы ее видели, – вспомнила Молаира, – в прошлом году, в Пераполисе. И правда, смешно. Не помню только, кто играл Абрутению.
– Кастенполь, должно быть. Он ничего, только с репликами запаздывает. Я справился бы лучше.
– Абрутении по роли четырнадцать лет, – хмыкнул Спериан.
– И что же? – ощетинился Гревис.
– Да то, что тебе по меньшей мере сорок.
– Жестокий! Мне тридцать один год.
– Как скажешь.
– А меня ты на сцене видела? – спросил Гревис Молаиру.
– Как же! Помнишь, мы ходили к Таминусу, Спериан? Смотрели что-то про похищенную принцессу и юношу, который ее спасал, а он потом оказался королевским сыном.
– «Золотой шлем». Трудная роль, сплошное нытье и вопли. Мне по этому случаю сделали красивый парик. Сорок раз подряд играли и делали полные сборы. Сам старый король похвалил меня. Сказал, что лучшей героини еще не видывал.
– Неплохо для двухлетнего, – подмигнув Скилганнону, вставил Спериан. – Тому весной будет двадцать девять лет.
– Полно тебе дразнить его, – вступилась Молаира.
– Это я любя, Мо, – сказал Спериан, и Гревис, развеселившись, принес свою лиру.
Скилганнон часто вспоминал тот вечер. В теплом воздухе пахло жасмином, и он, с медалью победителя на шее, сидел в кругу любящих его людей. Приближался новый год, будущее казалось светлым и полным надежд. Усилия отца, успешно отражавшего атаки Матапеша и Пантии, обеспечивали Наашану мир, и все на свете было хорошо.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru