Белый Волк - Страница 19

– Тантрия – еще не весь мир.

– Мне убить его, командир? – спросил юноша, взглянув на белокурого. Тот, пристально посмотрев Скилганнону в глаза, ответил:

– Нет. Напоите коней. – Он спешился и ослабил подпругу.

Скилганнон, отойдя немного, присел на низкую изгородь. Командир, передав коня солдатам, подошел к нему.

– Откуда ты? – спросил командир.

– С юга.

– А идешь куда?

– В Мелликан.

– Город скоро падет.

– Полагаю, вы правы. Долго я там не задержусь.

Офицер, сев на изгородь рядом со Скилганноном, оглянулся на сожженный дом.

– Это не наша работа, хотя могла быть и наша. Что за дело у тебя в Мелликане?

– Я сопровождаю послушника, который хочет принести там монашеский обет, и мальчика, который ищет своих родителей.

– Значит, ты не наашанский гонец?

– Нет.

– На руке у тебя паук – разве это не наашанская татуировка?

– Наашанская. Некоторое время я служил королеве, но больше уже не служу.

– Ты понимаешь, что я обязан либо убить тебя, либо отвести в наш лагерь?

– Вас для этого слишком мало – а впрочем, я понимаю, конечно.

– Вот-вот, – улыбнулся офицер. – Как случилось, что столь выдающийся воин взял на себя такую мелкую задачу?

– Меня попросил об этом человек, у которого я в долгу.

– Понятно. Долги надо платить. Дело чести. Говорят, будто наашанская армия готовится выступить против нас. Как по-твоему, правда это?

– Вы сами знаете, что правда.

– Да, – печально подтвердил офицер. – Королева-колдунья одурачила нас всех. Вместе мы могли бы дать ей отпор, а теперь каждый десятый в наших рядах убит. И чего ради? Датия и Доспилис недостаточно сильны, чтобы удержать Тантрию. Как скоро, по-твоему, придут наашаниты?

– Как только падет Мелликан. Но это всего лишь догадка. Я не имею никакой связи с Наашаном.

Офицер надел свой шлем с лошадиным плюмажем, затянул ремешок и подал Скилганнону руку.

– Счастливо тебе добраться, наашанит.

Скилганнон слез с изгороди. Когда их ладони сомкнулись в пожатии, офицер завел левую руку за спину, и в ней сверкнул тонкий кинжал. Скилганнон, не пытаясь вырваться, лбом двинул офицера по носу, и кинжал, нацеленный в горло, лишь слегка оцарапал ему затылок. Крутнувшись влево, Скилганнон вывернул кавалеристу правую руку. Тот вскрикнул. Скилганнон отпустил его, отскочил назад и выхватил из ножен Мечи Дня и Ночи. Двое солдат тоже обнажили оружие.

– Ты отменный боец, наашанит, – сказал командир, – но ты ведь понимаешь, что я должен был попытаться. Мои люди донесли бы на меня, если б я отпустил тебя просто так. Ты уж не обижайся.

– Ты глуп. – Голос Скилганнона дрожал от сдерживаемой ярости. – Я не хотел тебя убивать. Ты мог бы жить, и твои люди тоже. – С этими словами он прыгнул вперед. Молодой солдат с черными косами сумел отразить удар золотого клинка, но серебряный вспорол ему горло. Второго Скилганнон насадил на меч, как на вертел, вытащил клинок и отступил, чтобы падающий труп не задел его.

Вытерев и спрятав мечи, он приблизился к офицеру. Тот, пятясь, вытащил свою кавалерийскую саблю.

– Я годы потратил на то, чтобы отвыкнуть от насилия, – сказал Скилганнон. – Молодчик вроде тебя не способен понять, как трудно мне приходилось.

– У меня жена и дети, – промолвил кавалерист. – Я не хочу умирать. Не здесь. Не так бесславно.

– Ладно, иди, – вздохнул Скилганнон. – Я заберу ваших лошадей. Когда ты пошлешь за нами погоню, мы будем уже далеко.

Он прошел мимо офицера к лошадям. Стоило ему повернуться спиной, тот бросился на него с поднятой саблей. Скилганнон обернулся, и металлический кружок с зазубренными краями рассек офицеру горло.

Кавалерист упал на колени, пытаясь зажать рану пальцами. Скилганнон подобрал стальной круг и опустился на колени рядом с умирающим. Тот, сотрясаемый дрожью, попытался еще раз глотнуть воздух и испустил дух.

Скилганнон вытер оружие о его рукав и пошел забирать лошадей.

– Ты что такой грустный? – спросил Рабалин, садясь за стол напротив Брейгана. Казалось, что пустой дом скучает по людям, в страхе покинувшим его.

– У меня сердце разрывается при виде всего этого, Рабалин. Здесь жили не солдаты, а мирные люди. Они растили свой урожай и любили друг друга. Не понимаю, как могут люди творить такое зло.

Рабалин промолчал. Он убил Тодхе, а убийство – злое дело. Он, однако, знал, как это начинается. Его толкнули на это ярость, горе и страх. Тодхе тоже был зол на него, потому и поджег его дом.

Рабалин задумался, а Брейган обвел взглядом комнату. Бревенчатые стены оштукатурены, на глиняном полу выдавлены узоры, присыпанные сверху для яркости красной толченой глиной. Все здесь носило следы любви и заботы. Видно, что доморощенный столяр, мастеривший мебель, очень старался. На спинке стула вырезана корявая роза, на другом стуле – нечто, напоминающее кукурузный початок. Кто-то обустраивал свой дом, как только мог.

– Мне думается, здесь жили хорошие люди, Рабалин, – сказал Брейган, разглядывая инициалы над очагом. – Надеюсь, что с ними не случилось ничего дурного.

Рабалин все так же молча кивнул. Он этих людей не знал, и их судьба, по правде сказать, не слишком его волновала. Он встал и начал шарить по дому в поисках съестного. В кладовке нашлись запечатанные горшки с медом. Рабалин окунул в горшок палец и жадно его облизал. Шелковистая сладость наполнила его блаженством. Тетя Атала использовала мед, когда пекла, но Рабалин больше всего любил простой черствый хлеб, поджаренный над огнем и намазанный медом. Вооружившись большой ложкой, он подсел к горшку и вскоре почувствовал, что объелся. Пришлось поскорее выйти во двор и достать воды из колодца.

Напившись, он увидел брата Лантерна. Тот ехал к дому верхом, ведя за собой еще двух лошадей.

Рабалин вышел навстречу. Лошади по сравнению с лохматыми пони, которых он видел в Скептии, показались ему огромными. Он посторонился, уступая им дорогу, и робко погладил бок одного коня. Под блестящей каштановой шкурой играли могучие мускулы.

Брат Лантерн, молча проехав мимо, привязал лошадей во дворе и вошел в дом. Рабалин последовал за ним.

– Ты снова видел убитых? – спросил Брейган.

– Нет, зато привел лошадей. Верхом ездить умеешь?

– Ездил когда-то на пони по двору.

– Тут речь не о пони. Это боевые кони, умные и хорошо вышколенные. От всадника они ожидают того же. Выходи-ка. Застревать здесь надолго небезопасно, но первый урок мы все-таки рискнем провести.

– Я уж лучше пешком пойду, – сказал Брейган.

– Там остались лежать трое мертвых датиан, и скоро их обнаружат. Либо верхом, либо вовсе никак. Пошли.

Выйдя, Лантерн тут же помог Рабалину сесть на гнедого мерина, которого тот только что гладил.

– Убери ноги от стремян, – приказал Лантерн и подогнал стремена ему по росту. – Теперь берись за повод, только осторожно. Запомни: губы у лошади нежные, поэтому никаких рывков и натягов. – Лантерн отвел коня в сторону от других. – Не дави его ногами. Сиди легко. Для начала просто пройдитесь шагом по кругу. – Лантерн отпустил повод и вернулся к Брейгану.

– Я им не нравлюсь, – пожаловался тот.

– А ты не стой там. Не пяль на них глаза. Поди сюда. Двигайся медленно и свободно. – Лантерн усадил послушника на коня, отладил ему стремена и дал тот же совет, что и Рабалину.

Усевшись сам на серо-стального мерина, он приступил к уроку.

– У лошади четыре аллюра: шаг, рысь, крупная рысь и галоп. Самое простое – это шаг. Ты сидишь в седле, вот как сейчас, и только. Рысь уже посложнее, потому что лошадь начинает двигаться в два темпа.

– Это еще что такое? – спросил Брейган.

– Она перескакивает с одной расположенной наискосок пары ног на другую. Сначала, скажем, правая передняя и левая задняя, потом наоборот. Из-за этого тебя будет толкать в зад, пока не поймаешь ритм. Тут лучше мешком не сидеть. Надо опираться на стремена.

Они провели час в поле за хутором. Рабалин учился быстро и даже проскакал немного размашистой рысью, но для Брейгана урок обернулся сущим мучением.