Белый вереск - Страница 7
В конце концов Ноа попросил своего доктора, который все пытался навязать Роберту какие-то заграничные снадобья, смастерить для брата пару темных очков, чтобы защитить глаза несчастного от яркого света, приносившего ему так много страданий. Ноа решил, что очки помогут Роберту и тот сможет покинуть наконец свое темное убежище и выходить из дома. Таким образом, Роберт смог вернуться в общество: он или катался в карете по Гайд-парку, или посещал спектакли в опере, привлекая, однако, своими очками всеобщее внимание.
Бывший слуга отца Роберта — Форбс, который во время пожара спал в комнате для прислуги, занял место погибшего лакея. Признаться, ни у Роберта, ни у Форбса не было ни малейшего желания сходиться ближе. Сварливый и раздражительный, Форбс держался надменно и отчужденно. Он даже не пытался скрыть, что новый хозяин ему не по нраву. Впрочем, несмотря на то, что Форбсу не хотелось ублажать Роберта, он был весьма неглупым человеком и понимал, что выбора-то у него, собственно, нет. В его преклонном возрасте уже не найти такого тепленького местечка.
Поэтому так уж случилось, что Форбс занял место слуги Роберта, а тот позволил ему сделать это. Что и говорить, с Пьетро Форбса не сравнить, но и он худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Форбс содержал в чистоте одежду молодого хозяина и, в дополнение к тому, что ему приходилось брить хозяина, оказывал ему и другие мелкие услуги. Можно даже сказать, что из простого слуги он превратился в компаньона Роберта, который был не в состоянии передвигаться по дому без посторонней помощи. Роберт не видел, что находится вокруг него, не знал, куда положить вещи, когда они становились не нужны ему. Даже сейчас, в кабинете Куинби, Форбс, как сторожевой пес, стоял за креслом своего хозяина-инвалида.
Сам же Роберт пребывал в таком оцепенении, что почти не обращал внимания на грубоватое поведение лакея и не задумывался над тем, что может подыскать кого-то другого на его место. Впрочем, временами Роберт спрашивал себя, что такого он сделал или сказал Форбсу, отчего тот так его невзлюбил. Роберт пребывал в неведении до одного случая, который помог ему понять, почему Форбс держится с таким видом, словно ему приходится прислуживать самому дьяволу. Кстати, почти вся прислуга в доме поддерживала Форбса.
Может, потеря одного из чувств усилила остальные чувства Роберта, но он побаивался, и, как выяснилось, не зря, своего возвращения в общество.
Почти две недели он прогуливался в одиночестве, понимая, однако, что рано или поздно ему придется выходить на люди. Как-то раз вечером Ноа и Толли уговорили его отправиться вечером в клуб. Они сказали, что просто зовут его поужинать. Чтобы Роберт потихоньку начал снова привыкать к светскому обществу. Ведь не на бал же и не на прием они его звали! И там не будет шумной толпы. Так, обычный ужин в кругу старых знакомых.
И Роберт согласился. Тем более что ему не придется встречаться в клубе с женщинами, которые тут же могли бы сочинить целую мелодраму. К тому же в клубе он никак не сможет натолкнуться на Энти. Хоть разрыв их помолвки и не задел сердца Роберта, ее отказ выходить за него замуж больно ранил его честь, ведь он так хорошо все просчитал. Так что почему бы не позволить себе отужинать в компании старых приятелей? Особенно если они не станут разводить разговоров о пожаре и открыто жалеть его. Ему даже захотелось пойти.
Большей ошибки он совершить не мог.
Появление Роберта в клубе произвело настоящий фурор: все замерли на месте и воззрились на него, едва он появился в дверях. Кстати, что бы там ни говорили, Роберт стал герцогом, и на это нельзя было не обращать внимания. А если добавить к этому сплетни о пожаре, о его внезапной слепоте, да еще увидеть на нем зловещие темные очки, то понятно, почему его фигура вызывала столь сильный интерес. Можно было не сомневаться в том, что о времени его появления в свете уже заключались многочисленные пари. А уж теперь, когда Роберт объявился в клубе, даже утренние газеты непременно устроят из этого шумиху.
Некоторые завсегдатаи клуба спокойно поздоровались с ним, бывшие однокашники по университету высказали соболезнования по поводу смерти его отца. Так, отвечая на приветствия, Роберт с Ноа и Толли и продвигались к Кофейной гостиной, где собирались ужинать. Когда они уселись за стол, Роберт услыхал, как шумный гомон, вызванный его появлением, стал постепенно стихать. Мужчины вернулись к своему бренди и картам, и Роберт было понадеялся, что сможет постепенно войти в обычную колею.
И тут он услыхал о бегстве Наполеона с Эльбы.
— Так Наполеон во Франции? — спросил Роберт, все — еще надеясь, что ослышался, неправильно истолковав разговор за соседним столиком.
Наступило долгое молчание, которое наконец прервал Ноа:
— Да, Роб, Наполеон высадился в Каннах первого числа.
Неужели он сумел так отгородиться от окружающего мира, что даже эта важная новость не дошла до него?
— Первого? — переспросил Роберт. — Уже две недели назад? А что же Франция? Что говорит Веллингтон?
— Газеты писали, что во Франции его встретили как героя, а не с позором сосланного узурпатора.
— Боже мой! — покачал головой Роберт. — После поражения в Америке и других более мелких неприятностей английской армии не позавидуешь.
— Но Веллингтон все еще в Вене, — вмешался в разговор Толли. — Завтра я отправляюсь к нему, — после некоторой паузы добавил он. — Поэтому я и уговорил тебя прийти сегодня сюда, Роб. Я, видишь ли, хотел попрощаться с тобой перед отъездом на континент. Не знаю, когда вернусь назад…
«Если вообще вернешься», — подумал Роберт.
— Но почему же мне не сообщили о бегстве Наполеона? — вслух спросил он. — Несмотря на то что я ушел в отставку, Веллингтону известно… — Роберт замолчал. Разумеется, ему ничего не сообщили. Да никто и не подумает снова звать его на службу. В конце концов, кому нужен слепой, если прежде его особенно ценили именно за способность видеть и запоминать все увиденное?
Роберт нервно сжал кулаки. Ничего не поделаешь: как бы он ни старался не замечать своего нынешнего состояния, от правды не уйти.
Он стал никому не нужным инвалидом.
Бесполезным.
— Я расскажу Веллингтону о том, что здесь произошло, Роб, — пообещал Толли. — И Бонапарту нечего надеяться, что он сумеет завоевать мир, раз уж однажды он так крупно проиграл.
— Надеюсь, ты прав, — нахмурившись, заметил Роберт.
Разговор затих, пока официанты накрывали на стол. Потом Ноа и Толли принялись за еду, а Роберт с каменным лицом молча сидел за столом, не притрагиваясь к пище. Он не был уверен в том, что сумеет нащупать вилку, а о помощи просить не собирался.
Молчать было неловко, зато Роберт слышал все разговоры и шепот вокруг. Его так интересовало все, касающееся Наполеона, что он и не заметил, как беседа приняла другое направление.
Поначалу Роберт улавливал лишь обрывки фраз.
Пожар. Слепой. Врачи не уверены, что зрение вернется.
Все потеряно.
Его отец был богатым человеком, но почти все деньги вложил в Девонбрук-Хаус и свою коллекцию, которая должна была перейти Роберту в наследство. Но теперь, за исключением небольшой части коллекции, хранившейся в Иденхолл-Хаусе в Лондоне, все произведения искусства, составлявшие гордость герцога, были уничтожены огнем. А вместе с ними — и надежда Роберта на спокойное будущее.
Затраты, необходимые на восстановление Девонбрук-Хауса из руин, разорили бы и человека с солидным финансовым положением. Конечно, у Роберта хватало собственных владений, даже, признаться, их было многовато для второго сына. Но достаточно ли для герцога? Герцогу, собственность которого, нажитая за многие века, уничтожена пожаром? Можно не сомневаться, что у Энти были отличные отметки по арифметике, поэтому ей не понадобилось много времени, чтобы подсчитать, что ждет ее в будущем, если она станет женой Роберта.
Впрочем, не только эти соображения повлияли на ее решение.
Роберт бы не поверил, если б не услышал этого в клубе своими ушами. Голоса постепенно становились громче, кто-то смеясь стал рассказывать о каком-то бедняге, который застал жену в постели с собственным слугой. Похоже, никто даже не задумался о том, что Роберт может слышать разговор.