Белый крест - Страница 62

Странник научился есть рис палочками и обходиться без хлеба. Китайцы смотрят ему в рот и ловят каждое слово. Потом некоторые подходят к нему и говорят, что хотят принять его веру, победившую Зверя. До сих пор православная проповедь в Китае имела скромные успехи, церкви устроились лишь в самых крупных городах. Крестоносец собирает обильную жатву. Группки китайцев по пятьдесять человек наводняют дороги, покидая деревни, чтобы принять крещение в ближайшем большом городе. Священники, чья паства прежде составляла от силы дветри сотни горожан, диву даются. Крестоносец становится легендарной, почти мифической фигурой.

Молва достигает гор на западе и побережья на востоке. Умельцы извлекают из его рассказов выгоду – вырезают костяные фальшивые когти Зверя, красят в черный цвет и продают как амулеты. Колдуны исходят завистью, мечтая заполучить настоящий коготь. Но странник никому не дает его даже просто подержать, а на ночь кладет свою торбу вместо подушки под голову.

Один особо прилипчивый даосский колдун с побережья увязался за Крестоносцем и преследует его уже несколько дней. Крутит педали велосипеда, отстав на десяток метров, и время от времени принимается выкрикивать цену, за которую готов купить коготь. В очередной попавшейся на пути деревне он заново выслушивает весь рассказ, жадно глядит на объект своего вожделения, а ночью караулит момент, когда можно попытаться стянуть его. Странник об этом знает и не дает ему такой возможности.

– Триста юань, последний сена, – кричит колдун, толстый китаец с бородавкой на щеке и потараканьи быстрыми глазами. – Подумай, руси, триста юань можно купить дом и хороший послюшный жена. Почему ты упрямый? Зачем тебе коготь, ты не научен ему пользовать. Я знаю, как ему пользовать. Отдай мне, руси.

– Тебе он для бесовства, – отвечает Крестоносец. – Я лучше разотру его в пыль и развею по ветру, чем отдам тебе.

– Ты невежд, руси, как можно в пыль такая предмет? – возмущается китаец. – Отдай мне. Триста двасать юань, последний сена.

– Оставь свои деньги себе. Он не продается.

Китаец умолкает до следующего раза, очередной «последней цены».

Вечером опять – деревня, большая тарелка риса с соевым соусом и листом салата, может быть, кусок вяленой рыбы, толпа слушателей. Сидят на голой земле – кто догадался захватить циновку, кому подстилкой трава, кому пыль придорожная.

– …Зверь с тремя головами, выходящий из бездны. Он был огромен, как гора. Шкура отливала красным цветом. Голова у него – как у змеи, а пасть – как у льва. Хвост подобен бичу смертоносному. Всюду лежали кости человеческие. Одним выдохом чудовище могло бы спалить пару таких деревень, как эта. Оно сеет смерть и пожинает страх…

– …Двенадцать самурайских дев, презрев страх и смерть, вступили в схватку со Зверем. Они окружили его и острыми мечами кололи, рубили, резали толстую шкуру. Чудовище издавало ужасный рев и топтало их, било хвостом, опаляло огнем. Зверь убивал их одну за другой, но они сражались до конца. Черная кровь текла из его ран и падала на песок. Одна из дев отрубила ему конец хвоста, другая проткнула брюхо, меч третьей лишил чудовище когтя. Но, даже истекая кровью, Зверь оставался сильнее их в сотню раз…

– …Он уполз обратно в бездну зализывать раны, я же с горечью приступил к погибшим девам, желая предать тела земле…

– …На высокую скалу взобрался я. Не знаю, как не упал, видно, Бог держал руки и ноги мои. Там сколотил я крест, дерево для него нес в сумке через всю землю. И водрузил его там, обложив основание камнями. Спустился, снизу глянул – хорошо видно крест, издалека. Принес раб Божий небо Христово на Край Земли…

– …Оглядел я напоследок место страшной битвы. Черной крови Зверя уже не было на песке, а там, куда она капала, золотым сияло. Собрал я немного песку золотого и пошел в обратный путь…

– …Зверь не повержен, он воспрянет и снова будет сеять смерть. Однажды придет тот, кто укротит Зверя и будут повелевать им, – сын погибели. Зверь опрокинет к его ногам весь мир, народы будут покоряться ему и признавать его власть над собой. Тогда последний православный Царь взойдет на гору в центре земли, где стоит Древо Крестное. Возьмет с головы венец царский и возложит его на верх Креста, вознесет руки к небу и предаст свое царство Богу и Отцу…

В этой деревне к страннику прибился еще один спутник. В дорогу Крестоносец вышел до рассвета, надеясь избавиться от липучего колдуна. Затея удалась, но теперь вместо дребезжания старого велосипеда он слышал позади шаги пешего человека. Спутник оказался молчалив и ненавязчив. Не произнес ни слова, пока Крестоносец не сделал остановку для завтрака. Незнакомец был желтолиц и черноволос, но походил скорее на монгола, чем на китайца. Странник предложил ему разделить рисовую трапезу. Тот отказался, помотав головой, и достал свою снедь – какието кубики, вроде армейского сухого пайка.

– Как тебя зовут? – спросил странник.

– Скотт, – отозвался незнакомец.

– Хм… Скот. – Крестоносец покачал головой. – Плохое имя для человека.

– Я не человек.

– Не человеек? – недоверчиво протянул Крестоносец. – Ишь ты. А кто ж ты такой?

– Образец. Наверное, неудачный образец. Иначе сейчас я был бы не здесь. – Порусски он говорил хорошо, почти без акцента. Но речь изза совершенного отсутствия интонаций казалась деревянной, механической.

– Все мы несовершенные образцы, – согласился странник. – Созданы по единому и совершенному образу.

– Кто создал тебя? – спросил Скотт.

– Бог, сотворивший все, создал меня и тебя.

– Меня и других, как я, создал избранный народ.

Странник перестал жевать, отпил воды из фляжки.

– Хм… Много званых, но мало избранных. Куда, говоришь, путь держишь, человекнечеловек?

– Туда. – Скотт показал пальцем на север. – В Белую Империю.

С этого дня они шли вместе. В дороге в основном молчали, только изредка то один, то второй спрашивал о чемнибудь другого и снова замолкал.

– А как твое имя?

– Раб Божий Федор.

Пауза.

– Раб – это невольник?

– Соработник.

На вторую ночь совместного пути – заночевать пришлось в открытом поле – Крестоносец внезапно проснулся от шума. Рядом мелькали во мраке неясные тени, слышались охи и сдавленные вскрики. Странник вскочил и ринулся разнимать тени. Одна из них оказалась его новым товарищем, в другой, присмотревшись, он узнал бочкообразные телеса китайцаколдуна.

– Что здесь происходит? – строго спросил он Скотта. – Почему ты бьешь его?

– Я бью вора, – спокойно объяснил тот. – Он подкрался и хотел ограбить нас.

Китаец стоял на четвереньках и стонал.

– Четыресот юань… воух… последний сена… оух…

– Ну что ты будешь делать с этим ведьмаком! – невесть кому пожаловался странник, разводя руками. – Ладно. Так и быть. Отдам я тебе коготь.

Китаец перестал охать и возопил от радости.

– Только приходи завтра вечером. А сейчас уходи. И чтобы я тебя не видел до захода солнца.

– Как я найти тебя на вечер? – расстроился китаец.

– Как сейчас нашел, так и завтра найдешь, – отрезал Крестоносец, снова заворачиваясь в свою дерюжку и укладываясь на землю.

Колдун растворился в темноте. Раб Божий Федор, засыпая, бормотал:

– Так и искушают, нехристи, так и вводят во грех…

Днем на пути у них встал городишко. Странник посетил местный базар, выгреб из карманов несколько медяков и купил искусную подделку под собственный трофей. Весьма похоже. Продавец, длинный костлявый парень, нахваливая товар, приписал фальшивому когтю свойства едва ли не волшебной палочки. Особо упирал на то, что им можно заговаривать больные зубы и завоевывать расположение женщин.

На закате явился колдун и потребовал обещанного, звеня мешочком с юанями. Крестоносец отвергнул мешочек и молча сунул в руки китайцу лжекоготь. Колдун извергнул благодарственные словоизлияния и, упрятав приобретение под одеждой, скрылся.

До Великой китайской стены оставалось полтысячи километров.