Белый континент (СИ) - Страница 59

Длился привал не больше получаса — все по-прежнему стремились вперед, к полюсу, и не желали рассиживаться. Но усталость, которую невозможно было прогнать и гораздо более долгим отдыхом, потихоньку начала брать свое, и сохранить утренний темп путешественникам не удалось. Сани тяжелели с каждой минутой и двигались все медленнее и медленнее, и даже мысль о близком полюсе уже не могла придать измученным людям ни капли силы. Она лишь помогала им не останавливаться.

А вскоре ненавистная черная точка опять вернулась на свое место, чтобы окончательно выбить Скотта и его товарищей из колеи и лишить их последней надежды на победу. Роберт пытался убедить себя, что до привала он видел точку совсем в другом месте, а значит, она все-таки являлась плодом его утомленного воображения, но чем дальше путешественники продвигались, тем сложнее ему было себя обманывать. Точка медленно, но неотвратимо приближалась к нему, она росла и уже была больше похожа не на точку, а на крошечное продолговатое пятнышко. И как ни трудно было определять расстояние на пустой белоснежной равнине, Скотт понимал, что примерно через полчаса или, может, чуть больше, они смогут в точности разглядеть, что это за пятнышко, а через час или два подойдут к нему вплотную. Но пока этого не случилось, он продолжал убеждать себя, что черная точка не означает ничего ужасного, что это просто тень, которую отбрасывает на снег один из неразличимых под лучами солнца холмов, или глубокая трещина в ледяном панцире Антарктиды, или даже невероятным образом забравшийся так далеко от берега пингвин. И старательно гнал прочь воспоминание о начале полюсного похода, когда и он, и его спутники точно так же отказывались верить, что перед ними виднеется не трещина, а испорченный санный мотор.

Все чаще Роберт украдкой посматривал на своих спутников, пытаясь понять, видят ли они то же самое, что и он. Поначалу их угрюмые, но не особо встревоженные лица как будто говорили в пользу того, что они не заметили на снегу ничего подозрительного. Но начальник экспедиции продолжал сомневаться и приглядываться к остальным участникам похода, стараясь поймать тот момент, когда кто-нибудь из них посмотрит вперед, и проверить, не изменятся ли они при этом в лице. А его друзья поднимали головы и как будто ничего не видели — хотя точка уже была слишком яркой и большой, и не разглядеть ее на белом фоне было просто невозможно…

Берди Боуэрс чувствовал на себе настороженный взгляд начальника и всеми силами старался сохранить на лице свою обычную вымученную улыбку. Подозрительную черную крапинку он заметил уже давно, но одна мысль о том, чтобы указать на нее остальным путникам, а особенно Скотту, приводила военного моряка, побывавшего в нескольких серьезных сражениях, в состояние, близкое к ужасу. Он уговаривал себя не смотреть в сторону этого пятнышка, надеясь, что первым о нем сообщит кто-нибудь другой, злился на себя за собственную нерешительность, но то и дело против воли поднимал глаза и все-таки смотрел в «запретном» направлении. Дышать становилось все тяжелее, давний ушиб на правом колене вновь напомнил о себе тупой болью, солнечный свет резал глаза даже через защитные очки, но надо было улыбаться и делать вид, что все хорошо и что никаких чужих следов он не видит.

Остальные полярники тоже то ли действительно не заметили точку, то ли решили молчать о ней по тем же причинам, что и Боуэрс — не хотели расстраивать Скотта и, одновременно, боялись его реакции на столь тяжелое известие. Однако игнорировать растущее на глазах пятно было уже нельзя: оно становилось все больше, приобретало странную, неровную форму и как будто начало слегка шевелиться, лишая путешественников последней надежды на то, что это была какая-нибудь тень или трещина. Правда, неподвижный предмет мог «дрожать» и из-за колеблющегося над снегом воздуха, но, тем не менее, черное пятно больше напоминало развевающийся на ветру флаг. И чем ближе подходили к нему путешественники, тем более явственным делалось это сходство…

Теперь пятно разглядел бы даже человек с совсем слабым зрением. Берди не сомневался, что эту черную язву на белом снегу заметили все его товарищи, и сам Роберт Скотт тоже, и всеобщее молчание начинало казаться ему каким-то фарсом.

— Господа, — не выдержал он первым, — Я думаю, нам надо проверить, что это такое, — и он нехотя указал рукой в сторону ненавистного пятна. Четыре скрытых бородами и темными очками лица повернулись к нему, и хотя Боуэрс не видел глаз своих товарищей, он мог поклясться, что они сейчас смотрят на него с укоризной, словно он сказал что-то нетактичное, какую-нибудь непристойность. И в то же время с облегчением, что о печальной новости объявили вслух не они.

Ни слова не говоря, Скотт сделал шаг вправо и снова натянул лошадиную сбрую, теперь направляя сани в точности к черному пятну. Остальные, тоже в полном молчании, свернули вслед за ним, и группа продолжила идти, по-прежнему глядя себе под ноги и делая вид, что ничего особенного все-таки не произошло. Словно и не было впереди чужеродного пятна, словно Берди ничего о нем не говорил.

Каждый из пятерых продолжал переживать свои сомнения в одиночку. Каждый видел, как дрожащее пятно приподнялось над сугробами, вытянулось в неровный четырехугольник и превратилось в четко различимое на фоне всеобщей белизны полотнище черного флага, но не мог поделиться своей горечью с другими. Все продолжали вести себя так, будто никакого флага перед ними не было и они все еще могли оказаться первыми, единственными, кто пришел в эти навечно занесенные снегом места.

Наконец, флаг стал видел во всех подробностях. Он торчал в центре ледяного холмика, слегка накренившись в сторону, и слабо раскачивался при каждом порыве ветра. Возле него валялся наполовину занесенный снегом обломок доски, а чуть в стороне на замерзшем насте непонятно каким чудом сохранилась борозда от санных полозьев и несколько огромных собачьих следов. Это были первые чужие следы, которые Скотт и его друзья видели в Антарктиде. Следы тех, кто успел к полюсу раньше. Флаг, оставленный ими, чтобы потом было проще найти обратный путь, был самой обычной выкрашенной чернилами простыней, но опоздавшим к полюсу британцам он казался черным пиратским флагом, на котором вполне мог бы быть нарисован череп с перекрещенными костями. Ведь установили это полотнище те, кто похитил у них самое главное сокровище — победу…

Путешественники остановились в нескольких шагах от флага, окинули его полными страдания и ненависти взглядами и все так же молча потащили сани дальше. Перед ними снова было девственно-чистое снежное поле, белизну которого не портили никакие темные предметы, но теперь эта сияющая чистота была обманчивой. Все знали, что впереди, в самом сердце Антарктиды, их будет ждать еще один флаг, и этот флаг будет принадлежать не Британии.

Через час на горизонте и в самом деле появилась новая темная точка, но она уже не вызвала в увидевших ее людях никаких эмоций. Они лишь еще раз скорректировали направление, чтобы идти точно на нее, и монотонно зашагали к новому ориентиру, теперь уже точно зная, во что он в скором времени превратится.

Скотт шел, не поднимая головы и не видя ничего, кроме плотного снежного наста у себя под ногами, и с ужасом думал о том, что норвежская экспедиция может все еще находиться на полюсе. Если это так, то ему уже сегодня, всего через пару часов, придется смотреть в глаза ее участникам, улыбаться им и поздравлять их с победой. А после этого смотреть в глаза своим спутникам… «Что угодно, но только не это!» — взмолился он про себя. — «Любые морозы, любая пурга — но не встреча с Амундсеном! Ее я не выдержу!»

Он догадывался, что друзья уже заметили впереди норвежский флаг, но продолжают молчать, как молчали до этого, разглядывая черный флаг-веху, однако сам посмотреть вперед не решался. Пока он видел только снег и носки собственных меховых сапог, можно было представить себе, что все идет, как раньше, что позади не было никакой черной тряпки, а впереди их ждет еще не открытый, не потревоженный ничьим присутствием полюс. Можно было еще некоторое время не думать о том, что на самом деле у них нет больше никакого смысла идти вперед.