Белый газовый шарф (СИ) - Страница 2

- Конечно.

И тихий Вовкин голос, потому что это предназначено только для меня:

- Целую.

- И я.

В тридцать пять минут четвертого я зашел в приемную и вопросительно взглянул на секретаршу.

- Шеф тебя уже спрашивал, - сказала она, - Все уже собрались. И удачи.

На мой стук никто не отозвался, и я открыл массивную дверь.

- Проходите, - кивнул Германов, - Только вас и ждем. Принесли документы?

- Конечно, - я подхожу к его креслу и кладу перед ним стопку бумаг. Он не смотрит на них, недовольно отодвигает в сторону. Я опускаюсь на свободный стул, и Германов выходит из-за стола. Сотрудники готовятся к худшему, а я спокоен. Может быть, это Вовкин звонок на меня так подействовал, а, может быть, я уже все решил для себя. Если он опять повысит голос на меня при свидетелях, то я молча встану и уйду, а потом переведусь в филиал, и будет ему счастье.

Странно, но именно сегодня его словно подменили. Экономисты и бухгалтерия сидели, открыв рты. Он спокойно прокомментировал мой отчет, но не принял его, попросив внести изменения и обязательно сдать ему завтра, и передал его мне прямо в руки, подойдя ко мне лично. Потом сделал пару замечаний, касающихся работы договорного отдела, и быстро свернул заседание. Народ покидал поле боя с минимальными потерями, если не брать в расчет свои безвозвратно утраченные нервные клетки, а я уходил последним, и в дверях обернулся, чтобы посмотреть на Германова. Он что-то сосредоточенно писал, одновременно расслабляя узел галстука свободной рукой. Когда ты молчишь, ты очень даже ничего, подумал я и вдруг представил его в постели. Это было так неожиданно, что я поспешил уйти, забыв закрыть за собой дверь.

В кабинете меня ждала Ира. Выслушав мой рассказ о суперсовещании, она повеселела.

- Напряженная была обстановка в последнее время, - рассуждала она, протягивая мне яблоко, - Возьмите, это вам. Но я люблю, когда что-то меняется из минуса к плюсу, понимаете? Может, у него в жизни перемены, человек ведь всегда становится мягче, когда у него приятности?

- Не в курсе, от чего он там кайф ловит, - ответил я, - Скорее всего, это артефакт, и в следующий раз он снова станет гавнюком.

- Вполне возможно, - согласилась Ира, - Давайте жить сегодняшним днем.

- Вполне разумно, - подмигнул я ей, - А теперь предлагаю поработать, пока мы еще способны это сделать при такой жаре.

Звонок мобильного телефона застал меня в туалете, и я еле-еле успел вынуть руки из-под крана с прохладной водой.

- Не звонишь что-то, - сказал Вовка, - А я домой собираюсь.

- Хорошо, купить что-нибудь?

- Не знаю, вроде бы ничего не надо.

- Тогда до вечера?

- Целую.

- И я.

Ира уже ушла, я стоял в коридоре и закрывал дверь. Мимо сновали коллеги, бросая друг другу привычное «до завтра», «ты идешь?», «я жду тебя внизу», а я пытался бороться с замком. Пока что победу одерживал он, а я тщетно старался разжать его стальные челюсти застрявшим в них ключом.

- Заело?

Неслышно подошедший сзади Германов заставил меня вздрогнуть. Привычное недовольное выражение его лица теперь, скорее, было болезненным.

- Да, - я снова пошевелил ключом в замке и, бросив его, развел руками.

- Да оставь до утра, у вас там и брать-то нечего, - вдруг произнес Германов, и я улыбнулся.

- Думаете?

- Да конечно.

- А печать для документов?

- А она не в сейфе?

- В сейфе.

- Ну и все. У нас не банк, у нас контора. Принтер спереть могут, а вот печать, скорее всего, не тронут.

Мимо нас проходили мои знакомые, кивая на прощание, задерживали взгляд на генеральном, который вдруг ни с того, ни с сего остановился, чтобы поговорить с Андрюшей из двадцать седьмого кабинета, с тем самым, которого рвет на части, что по себе было немыслимо.

- Ну, тогда я пошел.

Я заглянул в его глаза и увидел улыбку. Мысленно я уже оттягивал его нижнюю губу зубами и заталкивал язык в его рот, запускал руки под его тонкий пиджак и медленно вел пальцами вдоль позвоночника от лопаток к пояснице, а в реальности, наверное, просто стоял и пялился на своего шефа, который впервые в жизни сам со мной заговорил.

- Ну, и я пошел, - ответил он и посмотрел мне куда-то в шею.

Наверное, мимо нас шли люди, наверное, они видели, что мы стоим и смотрим друг на друга, ничего не говоря. Наверное, они не поняли. Наверное.

Я открыл дверь и Вовка вышел в коридор, вытирая руки полотенцем.

- Что так долго?

- Пойдем, погуляем?

- Сейчас?

Его темные брови сдвинулись к переносице, я сбросил с плеча сумку и подтянул его к себе.

- Пойдем, на улице совсем не жарко, а?

- Хорошо, я там «ёжики» замутил, сейчас из духовки достану и пойдем.

Он натянул черную майку и вышел в коридор.

- Кеды или кроссовки? – спросил он у меня.

- Кроссовки.

- Ладно.

Он надел кроссовки и сунул в задний карман джинсов мобильник.

- Я готов.

Мы сели в его «Mitsubishi Pajero» и укатили в Крылатское. Бредя вдоль Гребного канала, мы болтали о том, что здесь самое оно после жаркого дня, о том, что байдарку может поднять пятилетний ребенок, и если бы у него или у меня был сын, то мы бы обязательно выбрали для него этот вид спорта, потому что это здоровье, это красиво, это недалеко от нашего дома, это вода, это фигура, в конце концов. В основном, про это говорил Вовка, у которого было два младших брата, в которых он души не чаял и половину своей немаленькой зарплаты тратил на них. Его родители часто болели, среднему, Лешке, было двенадцать, младшему, Костику, всего восемь, и Вовка считал себя железобетонной опорой для своей семьи. Я безмерно уважал его за это и даже стал вампиром, потому что подпитывался его рассказами о них, как кровью грешников и себялюбцев. Мои родители умерли с разницей в одиннадцать месяцев и восемнадцать дней, оставив меня, уже взрослого, самому разбираться со своей никому не нужной жизнью, поэтому его семью я полюбил только за то, что она у него была. Вовка познакомил меня с мамой и отцом, которые всю жизнь проработали на одном заводе, но скрыл от них, что я для него не совсем друг. Его братья были у нас дома всего пару раз. В первый визит Вовка при мне зашивал порванный Лешкин рюкзак, а во время второго лечил оцарапанную коленку Костика, после чего мы все, четыре настоящих мужика, до отвала наелись жареной курицы, которую Вовка приготовил столь восхитительно, что все потом полгода смотреть на нее не могли.

- Ты был бы хорошим отцом, - сказал я, сознательно отметая более теплое слово «папа», - Ты действительно этого хочешь?

- Если бы моя девушка пришла ко мне и сообщила, что беременна, то я бы никогда не отвернулся от нее.

Как некий знак свыше, мимо нас в тот момент прошли две симпатичные девушки, бросив на нас заинтересованные взгляды.

- Это не мать твоего будущего ребенка? – подколол я его, и мы вместе обернулись. Девушки удалялись, не обращая на нас никакого внимания.

- Немного не моя тема, - уклонился он от прямого ответа, - Пошли туда.

Редкие березки на берегу забытого богом водоема манили своей отдаленностью от дороги, от Гребного, от людей. Мы улеглись на траву и долго молчали, глядя в отдыхающее от жары небо.

Вовка расстегнул мою рубашку и положил голову мне на грудь.

- Странная вещь, - сказал он, - Странная вылазка. Мы даже пиво не пьем, просто ходим и разговариваем.

- Вовка, я люблю тебя, - не выдержал я, - Ты такой правильный весь, но одновременно живой, настоящий. Такой… арт нуво, но граффити. Дега, но Перов. Томас Гольбейн Младший, но Лукас Кранах Старший.

- Маяковский, но Барто, - согласился Вовка, - Я «ёжики» вкусные сделал, это ведь тоже повод?

- Еще какой.

Дома я уставился в отчет, как слепой в пропасть. Заглянув мне через плечо, Вовка задержался за моей спиной минут на десять. Видимо, активировал свое первое высшее экономическое образование.