Белый дракон - Страница 16
Это были пустынные, безжизненные места; жесткая горная трава едва выглядывала из-под слежавшегося позднего снега. Он дал Руту ориентиры, когда они находились в воздухе и по какой-то причине одни, без обычной свиты файров. Так вот, не успел он досчитать до двадцать второго вдоха, как над головой Рута возникла зеленая самочка Диланы и с нею голубой эконома. Ящерки хорем пискнули от изумления, потом принялись жаловаться на холод.
Джексон сделал еще две попытки. Один раз он послал Рута на безлюдные равнины Керуна, другой раз — на необитаемый остров у побережья Тиллека. Ящерицы следовали за ним неотступно.
Сперва эта слежка привела его в ярость, он начал даже подумывать, как бы заставить Лайтола от нее отказаться. Но здравый смысл подсказывал, что Лай-тол вряд ли велел бы Дилане или эконому приставить своих файров к воспитаннику. Скорее всего, они это придумали сами, руководствуясь ложно понятым долгом. Что же делать? Заговорить с Диланой? Джексом знал: для начала она разрыдается, станет заламывать руки, а потом побежит прямо к Лайтолу. Должно быть, с Брандом, экономом, разговор пойдет легче. Бранд прибыл из холда Телгар всего два Оборота назад, когда стало ясно, что прежнему эконому не совладать с сорванцами-приемышами. Да, Бранд определенно способен понять, с какой стати юноше требуется личное время.
Вернувшись в Руат, Джексом без промедления отправился в рабочую комнату Бранда. Эконом как раз распекал слуг, по чьей нерадивости в кладовые забрались пещерные змеи и перепортили немало припасов. К некоторому изумлению Джексона, при его появлении разнос немедленно прекратился, а виноватые слуги были отпущены с наказом предъявить Бранду по две убитые змеи с носа — не то, мол, придется им попоститься несколько дней.
Эконом никогда не был по отношению к Джексону невежей, но подобное внимание было воистину удивительно. Джексом даже перевел дух, прежде чем начать говорить. Бранд почтительно ждал. Он вел себя с ним, словно с Лайтолом или каким-нибудь знатным гостем. Джексом невольно вспомнил свою давешнюю вспышку, смутился и подумал, не в ней ли причина. Нет, Бранд раболепствовать не привык. У него был ровный взгляд, крепкие руки, твердые губы и вся осанка человека, достойного, по словам Лайтола, полного доверия.
— Бранд, — сказал наконец Джексом. — Последнее время я замечаю, что руатские файры следуют за мной неотлучно. Я имею в виду зеленую Диланы и, прости, пожалуйста, твоего голубого. Ты в самом деле считаешь, что это все еще необходимо? — Судя по выражению лица, Бранд был искренне удивлен, но Джексом торопливо продолжал: — Видишь ли, иногда хочется побыть одному… совсем одному. А ведь ты сам знаешь, мир еще не родил больших сплетников, чем файры. Вдруг они не так что-нибудь поймут… ну, ты же понимаешь, о чем я говорю.
Бранд понимал. И если слова Джексона удивили или позабавили его — он ничем этого не показал. Он ответил:
— Прими мои извинения, владетель Джексом. Уверяю тебя, это простая оплошность. Видишь ли, Дилана очень волновалась, когда вы с Рутом занялись полетами в Промежутке: тогда-то и стали посылать за вами ящериц ради страховки. Конечно, мне давно следовало бы это отменить.
— С каких пор я стал для тебя «владетелем Джексомом», Бранд?
Нет, ему не показалось: губы эконома действительно дрогнули.
— С того самого утра… владетель Джексом.
— Я совсем не хотел этого, Бранд, Бранд слегка кивнул головой, предупреждая дальнейшие извинения.
— Как сказал нам управляющий Лайтол, ты стал достаточно взрослым и вполне достоин утверждения в правах, владетель Джексом, и нам… — тут Бранд в самом деле улыбнулся, улыбнулся дружелюбно и непринужденно, — нам следует вести себя соответственно.
— Что ж, спасибо.
И Джексом, стараясь сохранить остатки душевного равновесия, покинул комнату эконома. Но за первым же поворотом коридора остановился и принялся размышлять о скрытом смысле слов Бранда. «Достаточно взрослый и вполне достоин утверждения…» А Грох не прочь женить его на своей доченьке. Да уж, хитроумный хозяин Форт холда не стал бы вынашивать подобного замысла, будь у него хоть какие-то сомнения в том, что Джексома утвердят как владетеля.
Еще вчера перспектива скорого утверждения бесконечно обрадовала бы Джексома. Теперь она приводила его в отчаяние. Как только он официально станет владетелем Руата, у него не будет больше ни малейшего шанса хоть раз вылететь навстречу Нитям в составе боевого Крыла. А раз так, он… он не хочет владеть Руатом! То есть пока еще не хочет. И вот уж что ему решительно ни к чему, так это невеста, навязанная против его воли.
Надо было ему сказать Менолли, что у него нет никаких проблем с хорошенькими дочками фермеров, — стоит, мол, лишь подмигнуть, и любая тут же прыгнет на шею. Вообще-то он отнюдь не следовал примеру некоторых своих ровесников, не дававших девкам проходу. Еще не хватало обзавестись репутацией распутника, вроде Мерена или того балбеса, сынка владетеля Лауди, которого Лайтол счел за благо отослать из Руата домой под каким-то благовидным предлогом. Для владетеля не считалось зазорным иметь побочных детей, но ведь всему есть предел!
И все-таки придется ему подыскать хорошенькую девчонку: свидания с нею дадут ему необходимое алиби, и вот тогда-то можно будет заняться делами более важными.
…Джексом отклеился от стены, у которой стоял, и непроизвольным движением расправил плечи. Нет, что ни говори, а подчеркнутая почтительность Бранда, пожалуй, действовала вдохновляюще. Теперь, задним числом, ему вспомнились и другие свидетельства перемены отношения к нему обитателей холда — занятый мыслями об огненном камне, он до сих пор их попросту не замечал. Только тут до него дошло, что Дилана как-то вдруг перестала пичкать его едой, а Дорс последние несколько дней и вовсе не показывался на глаза. Да и Лайтол оставил обыкновение ежеутренне осведомляться о здоровье Рута, предпочитая вместо этого говорить о предстоящих делах.
В тот день, когда он вернулся из Главной мастерской кузнецов, Лайтолу и Финдеру не терпелось узнать, что же там такое вывел Вансор. Целый вечер Джексом пересказывал им доклад Звездочета и если вообще обратил внимание на странновато примолкших Лайтоловых подопечных, то приписал это их интересу к звездам и уравнениям. Тем более что Лайтол, Финдер и Бранд держались совсем как обычно.
А на другое утро они перехватили по колбаске и по кружке кла и сразу двинулись в неблизкий путь: над только что засеянными полями ожидалось выпадение Нитей. Уж где тут было что-либо замечать!
«Следовало мне открыть рот и все высказать им еще много месяцев назад», — подумал Джексом, входя к себе.
С самого начала было заведено — во время ухода за Рутом Джексома не должен был беспокоить никто: благодать уединения, которую он только теперь начал осознавать. Обычно Джексом возился с драконом — чистил его, смазывал маслом — рано утром либо поздно вечером. А еще они с Рутом охотились через каждые три дня на четвертый: уступая собратьям размерами, белый дракон нуждался в более частом питании. Огненные ящерицы холда неизменно сопровождали Рута на охоте и пировали с ним вместе. Люди ежедневно кормили своих питомцев из рук, но вытравить из ящерок страсть к парней, только что убитой — а еще лучше, самолично пойманной — добыче не удавалось. Никто уже и не пытался одолеть этот инстинкт. Без сомнения, они крепко привязывались к человеку в момент выхода из яйца; тем не менее внезапный испуг или просто каприз нередко бросали их в Промежуток, иногда даже надолго. Возвращаясь, они вели себя как ни в чем не бывало, разве что мысленно передавали что-нибудь вовсе уж несусветное.
Джексом знал: сегодня Рут будет не прочь поохотиться. Он ощущал нетерпение, владевшее его другом. Посмеиваясь, он натянул тяжелею летную куртку и сапоги и осведомился, чего бы Руту хотелось нынче отведать.
«Хочу верра, — ответил дракон. — Сочного, жирного верра с равнины. Не какого-нибудь жилистого, выросшего в горах!»
И он фыркнул, красноречиво выражая свое отвращение к последним.