Белый Бурхан
(Повесть) - Страница 7

Тот глухо стонал.

Из раны его широкой лентой струилась кровь.

Старуха принесла какой-то травы, нажевала ее и, приложив к ране, обвязала опояской Кирилла.

— Здоров будет!

Потом они помогли Кириллу встать.

Тот поднялся бледный, шатаясь, и, не смотря ни на кого, двинулся к выходу.

Чет и старуха поддерживали его под руки.

Тутанхэ подвела лошадь.

Кирилла кое-как посадили в седло. Тутанхэ вскочила на своего белого иноходца, взяла повод лошади Кирилла и повела ее. Чет ехал рядом на Буланом, поддерживая раненого.

Кирилл качался в седле и припадал к шее лошади.

Недалеко от села его сдали на телегу проезжих русских.

Необычно потекла жизнь Тутанхэ и Чета.

Бросив дерзкий вызов богам, Чет понимал, что нельзя уже воротиться к ним, и в то же время чувствовал невозможность бороться одному с вековыми обычаями массы. Между тем, на него были устремлены теперь глаза всех родных и знакомых. При встрече его особенно настойчиво спрашивали:

— Как поживаешь? Ни табышь?

Он отмалчивался и старался не глядеть в глаза встречным.

К сознанию бессилия, неуменья что-либо сделать у Чета примешивалась тайная боязнь богов, так как и Айнтай, и кам Пустелянга, и другие старики грозили ему:

— Худо будет, парень, — Эрлик думает, как отомстить тебе за гордость!

— Худо будет!..

Чет хмуро огрызался, как загнанный волк, а мысль упорно работала, ища выхода из этого положения. Алтаец нервничал и был близок к помешательству, ожидая чего-то необычайного.

Иногда Чет много говорил. Он вспоминал различные эпизоды, рисующие бессилие Эрлика и равнодушие доброго бога Ульгеня к горю Алтай-кижи[9], но больше молчал, ни с кем не говорил даже об обычных домашних вещах. Ездил одиноко по горам, забирался в леса, ложился под дерево и все думал.

Чистое бирюзовое небо широким шатром раскидывалось над ним. Вокруг, величественно-прекрасные, расстилались ландшафты родного Алтая, но Чет не видел их. Иногда молодой алтаец следил глазами за полетом халзана-беркута, сорвавшегося с соседней вершины, и мысленно сравнивал себя с ним, смелым и сильным.

Или на берегу шумящего горного потока проводил целые ночи у разложенного костра.

Буланый мирно щипал траву около него, а Чет, опустившись на хвою, смотрел, как в темном небе гасли красивые змейки искр от костра.

И невольно вдумчивый алтаец сравнивал эти золотые искры с жизнью Алтай-кижи, — людей Алтая. Как искры рождаются они, летят по чьей-то воле, как искры по воле ветра — и гаснут незамеченные и забытые, чтобы дать место новым искрам.

И страстно хотел алтаец, чтобы не так плохо жилось его братьям Алтай-кижи, чтобы исчезло зло и насилие на Алтае и вместо него явилось что-то вечное, неумирающее.

Тутанхэ понимала состояние Чета.

Нервность мужа и ожидание чего-то нового, необыкновенного и страшного передались и ее восприимчивой организации и перешли чуть не в ясновидение.

Видя угрюмые страдания любимого человека, она также страстно желала чуда, и мало-помалу это чувство перешло в уверенность. Чудо должно совершиться!

Большей частью Чет и Тутанхэ ездили по горам вместе, стараясь забраться в самую глушь, и там Чет возбужденно говорил ей, как следовало бы устроить жизнь людей. Тутанхэ старалась не проронить ни одного слова.

Однажды Тутанхэ ехала по долине ключа, ища отбившихся от стада баранов. По обыкновению, Тутанхэ ехала тихо и напевала героическую балладу про одного из любимых богатырей алтайцев:

Темнело в долине. Вдалеке слышались стоны варнавки и мелодичное курлыкание журавлей. Горы сдвинулись и в небе заискрились звезды, а с запада быстро надвигалась грозовая туча, время от времени там вспыхивала молния, сердито рокотал гром.

Тутанхэ погнала иноходца, стараясь скрыться от грозы, но внезапно поднялся вихрь, туча покрыла небосвод и разразилась сильная гроза.

Казалось, что рушатся горы. Темное небо беспрестанно рассекалось молнией, и гром то гремел раскатами вверху, то забирался в ущелья и глухо и грозно рокотал там, точно в подземелье.

Тутанхэ в ужасе погоняла иноходца, как вдруг синяя молния озарила полнеба, и ударил страшный гром. Конь остановился, взвился на дыбы и упал на колени.

Тутанхэ вскинула глаза и увидела перед собой величественного всадника в белых одеждах на роскошно убранном белом, огромном коне.

Женщина невольно вздрогнула и едва слышно прошептала…

— Езень!

Но всадник расслышал ее приветствие, несмотря на бурю и гром.

— Яхши! — спокойно и звучно ответил он.

И от этого слова стало легко и небоязно Тутанхэ. Она даже забыла про гром и слышала лишь слова белого всадника.

— Слушай, женщина! — продолжал между тем чудесный незнакомец, — скажи дома, что видела меня, Ой-Рота[10], друга бога Белого Бурхана! Скажи всем, что идет Бур-хан и с ним идет счастье, любовь и добро!..

Снова сверкнула молния и загремел гром, прервав речь величественного всадника, но снова прозвучали слова:

— Я — Ой-Рот, друг Белого Бурхана! Я говорю: скоро наступит царство света и мира. Во знамение правды своих слов — смотри — я прогоню грозу!..

Он сделал властный, спокойный жест. Мгновенно темное небо очистилось, и ярко загорелись на нем звезды.

Пораженная Тутанхэ опустила глаза к земле, и таинственный всадник исчез.

Все это произошло в один миг, но Тутанхэ ясно помнила малейшую подробность встречи с Ой-Ротом. Она запомнила черты его лица, прекрасного и величественного, и даже убранство коня, а слова Ой-Рота, спокойные и полные неземной силы, еще звучали в ее ушах, наполняя сердце радостью и восторгом.

Молодая алтаянка повернула иноходца и полетела назад, рыдая от счастья.

— Пришел добрый бог! Пришел!.. Как хорошо — пришел!..

Рассказ Тутанхэ радостно испугал Чета, но не удивил его.

— Так должно было быть.

Ему вспомнились былины и предания о боге Ульгене, добром и справедливом внуке Чингиз-Хана, который изображался в этих былинах также на белом коне.

Наконец явился новый добрый бог на землю и алтайцам будет опять хорошо жить — так же хорошо, как прежде, когда старый добрый Ой-Рот еще пребывал меж людей на земле и крепко стоял за них.

У алтайцев будет скот, будет много пастбищ для кочеванья, ибо русских Ой-Рот прогонит далеко на север.