Белые стяги победы - Страница 5

На ночь остановились в небольшом городке, и в его единственном постоялом дворе нашлась комната на одного человека, пусть вонючая и крохотная, но с крепкой дверью. Девушка устала, и терпеть приставания гномов, охочих до человеческих женщин, не собиралась.

Проснулась она на рассвете и, поворочавшись немного, поняла, что больше не уснет. Когда выбралась в большой зал, обнаружила, что там пусто, за стойкой сонно хлопает глазами служанка, а за одним из столиков пьет пиво Рацибуж Седьмой, такой свежий, будто вообще не спал.

– А, уже проснулась, Зарина из средней ветви Седого Волка? – гном махнул рукой. – Иди сюда.

Служанка, маленькая и толстенькая, оказалась рядом, в ее взгляде, обращенном на поддельную воительницу, мелькнула зависть – сильная и независимая, да вдобавок еще и красивая – а голос прозвучал робко:

– Что подать госпоже?

– Еды, – ответила Джадия.

– Едешь в Гардз? – спросил Рацибуж, когда она уселась рядом. – Понятное дело. Такие, как ты, кто зарабатывает мечом, чуют войну, словно вампиры – кровь, а такие как я, точно так же чуют прибыль.

– Война для тебя убыток? – спросила девушка.

– Смотря какая, – купец отхлебнул из кружки, и белая пена повисла у него на усах. – Если мелкая, вроде тех, какие раньше были, то от них одни неприятности, ну а коли большая, во всю жопу, вроде тех, какие Ардил затевает или нынешний хозяин Эрента и Савира, так мне от них только радость.

Джадия вопросительно изогнула бровь, и Рацибуж с воодушевлением продолжил:

– Чистая сталь, мрамор, тонкий уголь, мифрил стоят больших денег, и их будет покупать лишь тот правитель, что обладает серьезными деньгами, для мелкого князька все это роскошь. Видит Урд, тому, кто воюет, ресурсов требуется во много раз больше, а значит – нужны купцы, способные привезти редкие товары с другого края мира! Хе-хе!

Со двора донесся могучий зевок, потом кого-то со смаком шлепнули по спине, загоготали в несколько луженых глоток. На смену этим звукам пришло фырканье и плеск, взвизгнула девушка – возчики и охранники, ночью спавшие под телегами, взбадривали себя как умели.

– Будет война? – спросила Джадия.

– Конечно, будет, понятное дело, – купец опустошил кружку и со стуком поставил на стол. – Тарегон у Ардила как кость в горле, это и выход к Серебряному морю, и торговля по Старку, возможность потом напасть на Романдо или на тех безумцев, что молятся смерти за Огненными горами.

Он поднялся, намекая, что разговор окончен, и покровительственно похлопал Джадию по плечу. В зал с улицы проскользнула служанка, красная, точно маков цвет, за ней начали заходить мокрые и довольные возчики.

Завтрак и сборы не заняли много времени, и вскоре телеги, грохоча и подпрыгивая, потянулись к западным воротам. Городок, чьего названия девушка так и не узнала, остался позади, вновь потянулся широкий, наезженный и мощеный тракт, обсаженный молодыми деревьями.

Харек равнодушно смотрел на корчившегося над углями человека.

Храм, сложенный из огромных, в обхват бревен, догорал неподалеку, с той стороны веяло теплом и тянуло гарью. Шумели под ветром кроны деревьев, сегодня только с помощью магии спасенных от пожара.

– Прокля… проклятье вам всем! – прошипел человек и, изогнувшись, попытался плюнуть в своих мучителей, но попал себе на грудь.

Был он лыс, тощ и обнажен, если не считать грязной набедренной повязки. Антрацитовые глаза с расширенными от боли зрачками таили фанатичное, упорное безумие.

– Может быть, заклинанием попробовать? – спросил кутавшийся в плащ Митта-Мясо.

Он мерз, несмотря на то, что вокруг царила удушающая, влажная жара, обычная для Черных лесов. Было это следствием одной давней схватки, когда молодой еще маг выжил только чудом, и потерял кое-что из свойственного обычным людям.

– Бесполезно, клянусь задницей Вечного, – сказал Харек. – Он от них защищен. Попробуем иначе.

– Проклятый! Проклятый! – взвыл повешенный над углями, дергаясь и щеря гнилые зубы. – Как смеешь ты поминать его имя, как смеешь ты творить то, что творишь!

– Смею, поверь мне, – ответил Харек, принимая у Фарцига зазубренный нож, чье лезвие отливало фиолетовым.

И жрец Вечного, бывшего хозяина мира осекся, глядя в лицо наклонившегося над ним человека. Обычного на первый взгляд мужчины лет сорока с сединой в темных волосах и серо-стальными глазами.

Хранитель затерянного в недрах Черного леса святилища понимал, что в гости к нему явились не просто наемники. И еще он чуял в зазубренном клинке ядовитую, опасную силу, и эта сила жгла не тело его, а душу.

Фарциг поморщился, когда фиолетовое лезвие коснулось кожи, вошло в плоть, и брызнула кровь.

– Лучше скажи все сам, – попросил Харек.

– Нет… нет… – прохрипел жрец, и вдруг завизжал, точно поросенок, живьем насаженный на вертел. – Оййййииии…. Нет… ваййиии… что ты творишь?.. Все скажу, только убери!

– Говори.

– Но что… ты… хочешь… знать? – повешенного над углями била крупная дрожь, глаза его вращались в орбитах, с губ летела пена, и это несмотря на то, что рана от зазубренного ножа получилась неглубокой.

Служитель Вечного поднял белый флаг, смирился с поражением.

Ведь мало кто устоит перед касанием Клинка Тьмы.

– Слово, положенное в основание твоего храма, – и Харек кивнул туда, где из груды углей выстреливали язычки огня, и неспешно тлело то, что недавно было стенами и кровлей.

Жрец так удивился, что на миг забыл о мучениях.

– Ты знаешь? – спросил он, подняв голову. – Но кто же ты? Вы знаете, кто он?

И лысая голова завертелась, взгляд побежал по лицам стоявших кругом людей… и не только людей.

– Наш наниматель, что платит щедро и без обмана, – проговорил Фарциг, убирая зазубренный клинок в ножны на поясе.

Невысокий и щуплый, он был весь увешан оружием – два меча, длинный и покороче, метательные ножи, засапожник, пара топориков… и это только то, что находилось на виду.

– Я тот, кто покончит с вами со всеми, сожри меня Хаос, – сказал Харек, и глаза его полыхнули ненавистью.

– Да… о нет, – прошептал жрец. – Ты сделаешь, да… и он не остановит тебя…

– Говори!

– Да, слово под основанием храма… – повешенный над углями старик закашлялся. – Он простит… Он простит… – из бесцветных глаз под седыми бровями побежали мутные слезы. – Огонь во рту золотого дракона.

– Он не врет? – Харек посмотрел на Митту.

– Говорит правду, по крайней мере, сам в это верит, – маг покачал головой, и серо-алое, лишенное кожи лицо его, в которое мало кто мог глядеть без содрогания, задергалось.

– Тогда пусть умрет честно, – Харек вытащил из ножен меч, обычный полуторный клинок.

Лезвие вонзилось в грудь жрецу, тот выгнулся в последний раз и затих.

– И что дальше? – пробасил огромный орк, чьи клыки были подпилены, а мощную шею украшало ожерелье из высушенных, магическим образом уменьшенных черепов – людских, гномьих, гоблинских, имелся даже один эльфийский.

– Вы займетесь ужином, а я буду думать, – сказал Харек.

Тело хранителя святилища оставили там, где его пытали, а костер развели чуть в стороне, под сенью деревьев. Сходили за водой, поставили котлы над огнем, Митта замахал руками, ставя колдовскую защиту от летучих кровососов.

Над джунглями стемнело, резкие вопли дневных тварей сменились мягкими голосами ночных.

– Готово, можно жрать, – сказал Бирцэ, зачерпнув из котелка. – Харек, не заснул?

– Нет, божья срань, – и предводитель маленького отряда поднялся с бревна, на котором сидел.

Они поели, и только после этого он заговорил вновь:

– Дело, ради которого я вас нанимал, исполнено, и вы свободны идти куда угодно. Но я предлагаю вам новое.

– Где на этот раз? – спросил Фарциг, задумчиво почесываясь.

– Нам предстоит отправиться в Ревайн.

– Столица Тарегона? – на лице Бирцэ, гладком, несмотря на возраст, поднялись брови. – Хотя да, можно было догадаться, огонь во рту золотого дракона – герб этого сраного, но богатого королевства.