Белые сны - Страница 20

– Что будет, что будет?! – вздыхает измученный консультант. – «Эстония» везет еще пятьдесят камер…

Рыболов, конечно, и в Антарктиду приехал с удочкой. А если забыл, то её нетрудно сделать – бечёвка и канцелярские скрепки всегда под рукой. Один рыболов запасся, говорят, червяками. Червяки по дороге богу душу отдали. Но казалось: рыба в Антарктиде такой роскошью не избалована. Протухшее мясо на крюк, клюет рыба – мое почтенье! Механик электростанции Иван Луговой за ужином так расписал рыбалку, что я дня дождаться не мог.

Сидим под обрывом у Антарктиды. Во льду проделали лунки. Леска – нейлон. Крючки – настоящие. Мясо как надо – протухшее.

А рыбы нет. Смущенный Иван божится:

– Неделю назад. Два часа – и ведро…

Водится в местной холодной воде щука с белой прозрачной кровью. Водится рыба, похожая на бычка, и рыба, похожая на навагу, а может быть, навага и есть. Меняем наживку. Ни-че-го! Только бурую траву поднимают крючки.

– А вот перед вашим прилетом кальмарчик попался. Тянем… Вот это рыба – в прорубь не пролезает! А это он! Щупальца с присосками, у головы – ключ. Да-а, сегодня не зажарим бычков…

Как все настоящие рыбаки, Иван Луговой – оптимист. Уверен: завтра непременно будет клевать. «Два часа – и ведро!»

В Мирном и работа и страсти твои на виду. Александр Сергеевич Куренышев – ученый секретарь экспедиции, он же библиотекарь по совместительству – имеет к писанию страсть. Каждый день обязательно пишет, что где случилось: подвиг кто совершил, или проштрафился, или еще что. Сидит летописец в библиотеке. Тут, как везде, с потолка течет ручеек. И дом неприятно потрескивает.

– Любопытно, а что в Антарктиде читают?

Александр Сергеевич кладет в сторону пухлую летопись:

– Смотря кто. Летчикам давай про шпионов и приключения. Радисты, заметил, читают о людях знатных и знаменитых. Ученые искусством интересуются. В начале зимовки Учебники английского языка разобрали, но скоро вернули. Я сам прочел четырнадцать томов Толстого и шесть Куприна… – Летописец одет в жилетку, пьет чай и выглядит совсем по-домашнему. – Нет, Джека Лондона не читают, вон совсем еще свежий стоит. «Тысяча и одна ночь»?.. Имели интерес человека четыре. На второй же день возвращали…

Шеренга томов «Тысячи и одной ночи». Даже в полярную ночь никто не осилил. Зачем же такой тираж – триста тысяч. Вагоны бумаги стоят без движения на полках.

– А что за контейнеры в уголке?

– Угадайте…

В первые экспедиции какой-то завхоз, наверно, раздумывал: чем бы занять «мирян» в свободное время? Лото! И привез в Антарктиду два больших ящика этой увлекательнейшей игры наших бабушек. Стоят ящики шестой год непочатые. «Миряне» предпочитают шахматы и «козла». По «козлу» международные соревнования не проводят. А вот шахматисты затеяли антарктический матч. Две «столицы» играли радио: Мирный – Дюмон Д’Юрвиль. Каждый ход и там и тут рождался муками всех зимовщиков. Лучшие шахматисты Мирного морщили лбы, прежде чем дать очередную радиограмму французам. Французы подняли руки.

«А что касается удовольствий, то в Антарктиде из всех двадцати четырех удовольствий человеку отпущено только четыре». Балагур и остряк Николай Соловьев варит на газовой плитке бараний суп. Его обязанность – варить в самолете обед. И он великолепно совмещает должности повара и радиста. Сейчас он приготовился кинуть в кастрюлю лавровый лист. Но пошел разговор об удовольствиях в Антарктиде. Николай кладет в рядок четыре лавровых листа – по счету антарктических удовольствий.

«Первое дело, конечно, еда, ну и „стопарь“ к ней хотя бы в банные дни. О еде, знаешь, какая забота! Икорку раньше возили, мяса навалом, разные там разносолы, компоты. Поваров из лучших ленинградских ресторанов берут в Антарктиду. А почему? Отвечу. Тут человеку особая крепость нужна – это раз. А потом, поскольку нет других удовольствий, надо, чтобы еда была по самой высокой форме, компенсация, так сказать. В гости летишь, скажем, на Моусон, к австралийцам, какой подарок берешь? Еду! Ящик с орехами грецкими, конфеты, ну и прихватишь шампанского. И они тебе тоже чего-нибудь в этом же роде. Радуемся как детишки на елках…

Второе удовольствие – кино. Попробуй хоть вечер не покажи – бунт, как у Магеллана на корабле! После ужина кино – вынь да положь! Два фильма подряд – еще лучше. Три – тоже будут смотреть. Но такая роскошь позволяется только по праздникам. Фильмов двести семьдесят штук. В их число какой-то балда положил два десятка – скучнее придумать нельзя. А иные раз по сорок, наверно, смотрели. Фильмы с переживаниями сюда лучше не привозить. Тут своих переживаний вот так хватает! А вот комедию – ну там «Полосатый рейс», или «Балет на льду», или еще какую – ночью подними – будут смотреть. Кино на этом льду – как еда требуется. Вот в поездах ребята идут. Что видит глаз? Снег. А глаз тоже как бы в питании нуждается. Приедут ребята: «Давай кино». Все отдаем – выбирай! Три дня беспрерывно сидят и смотрят…»

О третьем и четвертом удовольствиях я уже знал: пингвины и баня. Баня бывает два раза в месяц. В первое число и пятнадцатое. С утра по радио объявляют: банный день! Баня тоже под снегом, но все как положено: предбанник, парная будка с двухэтажным полком, но самое главное – веник, настоящий березовый веник! Банщик Афанасьев Федор Семенович, между делами читающий книгу «И один в поле воин», дает на двоих один веник. Ну, само собой, начальство и близкие друзья банщика получают персональные веники. По всей Антарктиде идет из бани жаркий березовый дух. Парятся покорители льдов, хлещут друг друга вениками, гонят из костей холод. Клубы пара. Угадай, кто тут Герой Советского Союза, кто не Герой. Невозможно в бане узнать Героя. А потом тут же, рядом с предбанником, в чистой комнатке, подходи и черпай холодный клюквенный квас – изделие Шакира Макдеева. Нет на земле напитка лучше этого кваса!

В Антарктиду привозят отрывные календари. Но время тут меряют банями. «Ничего, еще три бани – и поплывем». И вся зимовка, если измерять банями, не такая уж большая – двадцать четыре бани.

Четвертая радость – пингвины. К пингвинам ходят все равно что в театр. Гостей, прилетающих в Мирный, в первый же день ведут показать пингвинов. Пингвин – единственный коренной житель этой пустыни. Эта забавная птица всем своим видом внушает: «Ничего, перезимуем». Тракторы, сделанные специально для Антарктиды, назвали «Пингвин». Кинотеатр – «Пингвин». Стадион – «Пингвин». Ресторан – «Пингвин». О пингвинах – отдельный рассказ.

Прошел слух: утром на Восток отправляется самолет. Иду с челобитной к Михаилу Михайловичу Сомову, к летчикам, к Андрею Капице. Совещаются, прикидывают груз: я или мешок картошки? Конечно, Востоку важнее, чтобы прилетела картошка. Но если на Востоке не побывал, считай, что настоящей Антарктиды не видел. Поэтому я шапку не надеваю и жду до тех пор, пока твердо решают: картошку заберем другим рейсом.

Восток такое место… Рассказывают случай: в Антарктиду пришел корабль. Зимовщики готовились вернуться на Родину. На палубе и в каютах только и разговоров: «восточники», «восточники»… Капитан корабля не выдержал: «Покажите мне этот Восток».

О том, как чувствовал себя капитан на Востоке, в Антарктиде ходят легенды. Человек же, который был с капитаном так говорит: «Держался достойно, как и подобает капитану, видавшему штормы и качки. Но когда вернулся на борт корабля, сказал: „Не зря хлеб ели ребята“. Собрал всех „восточников“ и закатил пир, какого Антарктида еще не знала».

Почему же видавший виды моряк снял шапку перед теми, кто зимовал на Востоке? За две недели пребывания в Антарктиде я много слышал об этой станции. Далеко расположена – в полярную ночь, что ни случись, самолет не пошлешь. Сильный мороз. Нигде на Земле не отмечено более низкой температуры. Но это не все. Восток расположен на ледяном щите Антарктиды, на высоте трех с половиной тысяч метров над уровнем моря. Воздух сильно разрежен, давление почти вполовину ниже обычного. Самолет с площадки Востока взлетает с трудом. Люди, выйдя из самолета, дышат, как рыбы на берегу. Шаг ускорил – садишься. Вдохнуть бы поглубже – мороз не дает. Дышат сквозь полог одежды, через свитер, натянутый до самых глаз. Первые три дня человек не может работать, двигаться. С трудом говорит. Головная боль, рвота. Меняется кровяное давление, меняется состав крови. После третьего дня начинают отходить понемногу, но не все – в Мирном живут пятеро, которых с Востока пришлось увезти.