Белые ночи с Херувимом - Страница 6

Девица шла неохотно, она все оглядывалась по сторонам, потом застыла на месте.

– Что стоишь? – осмелел Степаныч. – Проходи давай, раз пришла.

Из голоса его исчезли приветливые нотки, теперь уж даже до дуры-девицы все дошло.

– Я, дяденька, пойду, пожалуй… – неуверенно сказала она.

– Куда еще собралась? – Он заступил ей дорогу. – Не боись, никто тебя здесь не обидит. Сейчас начальник придет, Егор Иваныч, он тебе все обрисует… А пока у меня в каптерке прибери…

Они скрылись за поворотом, я же напряженно раздумывала, как быть. Если бы Степаныч не запер двери, меня бы уже здесь не было. Хоть замок и хлипкий, дверь-то железная, не так просто ее выломать. Шум непременно поднимется.

Я подошла ближе к каптерке.

– Ты чего, дяденька? – гудела обиженно девица. – Ты руки-то не распускай, я этого не люблю. Грязно у тебя тут, убраться надо.

– Да погоди ты! – с досадой сказал Степаныч. – Ну посиди вот…

Послышалась возня, и в это самое время я услышала шаги с другой стороны, и по проходу мимо меня пронеслась тетка средних лет плотной комплекции. На тетке был красный тренировочный костюм, круто завитые крашеные волосы воинственно топорщились, лицо полыхало огненным румянцем под цвет костюма. Я едва успела скакнуть за ближайший штабель поддонов.

– Ах ты ж паразит! – кричала тетка на бегу. – Ах ты ж козел полорогий! Кобелина бесхвостый!

С разбегу тетка ткнулась в дверь каптерки и забарабанила в нее кулаками. Затем рванула дверь на себя и выдрала крючок с мясом. Ого, сладострастник Степаныч уже и дверь запер!

– Анфисочка, – залебезил его дрожащий голос, – ты как здесь оказалась? Ты зачем пришла?

– Зачем? – зловеще прошипела Анфиса. – В глаза твои поганые плюнуть, вот зачем! Ты мне что говорил? Ты какие клятвы давал, павиан ты поганый? Опять дешевку какую-то привел прямо с вокзала?

– Да это и не то совсем, что ты подумала! – залопотал Степаныч. – Эта девушка зашла насчет работы узнать!

– Работы? – протянула Анфиса, которая, как я поняла, приходилась Степанычу законной супругой. – Это какой же такой работы? Проституткой, что ли, в бордель? Так на ней и так пробы ставить негде!

– Что это вы такое говорите? – от обиды басом сказала девица. – Он сказал, что уборщица требуется… Ой! Что вы делаете?

– Вот тебе работа! – орала тетка. – Узнаешь, как чужих мужей сманивать! Понаехали тут!

Послышался грохот, потом визг, и девица выскочила из каптерки. Волосы стояли дыбом, заколка исчезла, воланы на юбке провисли, полуоторванные.

– Держи ее! – выскочил следом Степаныч. – Она, может, сперла чего!

И повис на девице сзади, как собака на медведе, – как видно, решил объединиться со своей женушкой. И то сказать: та его законная половина, а эту девицу он первый раз видит. Прохиндей такой, в общем. Он мне не понравился с первого взгляда, так что я решила помочь девице. Прихватила доску от поддона и подступила ближе.

– А ну отвали от нее, козел!

– Ты кто? – От удивления Степаныч выпустил девицу. – Ты как здесь? Ты откуда?

– А, так ты здесь сразу с двумя развлекаешься? – Анфиса выскочила из каптерки.

Румянец на лице у нее был и вовсе малиновый.

– В жизни ее не видел! – ответил Степаныч чистую правду.

Но, как всегда бывает, тут-то ему и не поверили.

– Убью! – заорала Анфиса и бросилась на меня с зажатой в руке вилкой.

– Не бойся ножа – бойся вилки, один удар – четыре дырки! – усмехнулась я и взмахнула доской.

Я хотела только нейтрализовать вилку, но Анфиса ловко отпрянула и спряталась за мужа, так что я попала доской Степанычу в лоб. То ли лоб у него оказался крепкий, то ли доска гнилая, но она рассыпалась в прах. Анфиса же совершенно озверела.

– Убили! – заорала она. – Мужа убили!

Когда ясно было, что он даже сознания не потерял. Однако ничего доказывать я не собиралась, Анфиса была в самом боевом настроении. И тут в мозгу сверкнула мысль, что если Анфиса сумела пробраться в ангар, стало быть, у нее есть ключ и в таком состоянии вряд ли она заперла дверь изнутри.

– Бежим! – Я схватила девицу за руку и потянула за собой.

Она не сопротивлялась. Мы свернули в нужный проход, обогнули кучу ящиков и сумели выскочить к двери. О радость! Она была нараспашку. И только было мы собрались вдохнуть воздух свободы, как в дверях возник Степаныч. В руках у него было ружье.

– А ну стоять! – заорал он.

Вспомнил, подлец, что не просто так в ангаре сидит, а ворованные телевизоры охраняет. И что, если с ними что-то случится, Расул ему покажет, где раки зимуют. А тут незнакомые девицы по ангару шастают.

– Стоять, суки! – повторил Степаныч, подходя ближе. – Кто шевельнется – пулю в лоб!

– Тише, тише… – я подняла руки. – Мы ничего не взяли, разойдемся красиво…

– Стреляй! – азартно прошептала Анфиса, появляясь сзади Степаныча. – Стреляй по ним, Витя!

Нет, ну что за женщина, просто маньяк-убийца!

– Уйми ее! – сказала я, отступая тихонько. – Неприятности никому не нужны!

Степаныч медлил: очевидно сообразил, что шум поднимать нельзя. Ему велели тихо сидеть, а тут еще милиция приедет, а у него партия краденых телевизоров.

– Стреляй, уйдут! – взвизгнула Анфиса и схватилась за ружье.

– Отойди! – рявкнул Степаныч.

И тут в открытую дверь пронеслось что-то огромное песочного цвета. Это нечто остановилось против супругов и так оглушительно зарычало, что даже у меня затряслись поджилки. Степаныч выронил ружье, его женушка села прямо на пол.

Бонни выглядел впечатляюще. Пасть раскрыта, слюна капает, видны внушительные клыки. Сам весь напряжен, мускулы перекатываются под кожей.

– Шевели ластами! – крикнула я девице и рванула прочь.

Мы пролетели между домами, мимо скверика и очухались на улице. Девица исправно пыхтела сзади.

– Оно… оно за нами бежит, – сказала она, когда я остановилась перевести дух.

– Нормально все, это Бонни! – отмахнулась я. – Не бойся! Тебе куда?

– Не знаю… – Она виновато потупилась. – Я только приехала…

– Зачем пошла с этим уродом? – возмутилась я. – Ведь видно, что жулик и потаскун!

– Он сказал, что уборщица нужна, а я работу ищу… Убирать могу, мыть, чистить… – Голос ее дрогнул.

– Тебе лет сколько?

– Восемнадцать…

Так я и думала. А с виду не скажешь – вон какая орясина вымахала!

– Ладно, пойдем. Вещи у тебя где?

– На вокзале, в камере хранения, – девица шмыгнула носом. – А куда мы пойдем?

Пошли мы на Третью линию, там в кафе работает моя приятельница Мила. Мне нужно было поддержать силы, а заодно, может, она что посоветует насчет девицы. Не бросать же дуреху на улице. Бонни бежал следом и заглядывал мне в глаза с виноватым видом. Я не обращала на него внимания. Пусть помучается.

Девицу звали Люся, она Бонни не боялась и пыталась даже с ним разговаривать, пока я эти попытки решительно не пресекла.

Милка при своей работе повидала всякого, поэтому совершенно не удивилась нашему появлению. Народу в кафе по утреннему времени почти не было, так что мы заняли столик рядом со стойкой, чтобы поговорить.

– Тебя как звать-то? – спросила Милка девицу, наблюдая, как та уминает третью булочку с маком.

– Люся… – прочавкала та.

– О, тезки! – обрадовалась Милка. – Я ведь тоже Людмила.

– Не, я Люсьена по паспорту, – застенчиво призналась Люська.

Мы с Милкой переглянулись – так примерно и думали. Отвечая на наводящие вопросы, Люсьена рассказала, что жила в маленьком поселке примерно километрах в трехстах от города, что у них там глушь и работы нету. Мать умерла, когда ей было тринадцать лет, отец женился на другой. Мачеха вначале к Люське цеплялась, а потом перестала, потому что свалила на нее всю работу по дому и огороду. Она, Люська, очень работящая, это все признавали.

Все бы ничего, она даже десять классов окончила и устроилась уборщицей в магазин. Платили, правда, мало, но хозяйство большое, все свое, не купленное – и картошка, и огурцы, и ягоды, и еще поросенка держали и кур. И тут к мачехе приехал младший брат погостить. Живет и живет, ничего не делает, ест-пьет, грязь за собой не убирает. Люська все молчала, а как по пьяному делу полез он к ней в постель, она его маленько побила. Ну, скандал, конечно, вышел, мачеха после этого сильно на нее взъелась, обзывала по-разному. А потом наговорила про нее продавщице Тоське, Люську и уволили из магазина. Собрала Люська вещички да и рванула в город, раз дома житья не стало.