Белорусский набат - Страница 18

— А зачем тогда подпись, если контракт не готов? — удивился Глава Администрации.

— Как ты не понимаешь, Саша! Указик раньше контрактика нужен. Мы с этим указиком любого обойдем. Ты же знаешь, Саша, какие нынче времена. Все норовят выгодную сделку из под носа перехватить. А с указиком нам никто не страшен. Указик — это сила! Саша, мы тебя очень уважаем, но и ты должен нас понять... Ты нас понимаешь, Саша?..

Абрамсон хмыкнул.

Его старший товарищ и наставник со стороны смотрелся точной копией Паниковского в исполнении Зиновия Гердта из недавно просмотренного Романом черно белого фильма. Оригинала он не читал.

«Когда я иду на гуся, это опера! Кармен!», «Остап Ибрагимович, вы же знаете, как я вас уважаю!», «Пилите, Шура, пилите, я уверен — они золотые!»... И прочее в том же духе. Для завершения образа Березинскому не хватало лишь потертой шляпы и манишки.

— А обоснование льгот? — засомневался Железяка.

— Нет вопросов! Отстегиваем процент православной церкви. Ты же знаешь, Саша, как я уважаю митрополита! — иудей Березинский опустил очи долу. — Дело беспроигрышное, я тебя уверяю...

— Надо еще Деду это объяснить.

— Саша, сколько ты хочешь? — прямо спросил Абрамсон.

— Тридцать процентов.

— Побойся Бога, Саша! — Березинский вскинул вверх загребущие ручки. — Это грабеж! Мы с Ромочкой только по десять имеем. А еще ведь люди есть... Ты же знаешь, Саша, мы тебя никогда не обижали. Но тридцать процентов — это несерьезно...

Торг продолжался еще два часа.

Березинский бегал вокруг стола, несколько раз делал вид, что уходит, взывал ко всем богам сразу и оторвал шесть пуговиц. Одну у себя на пиджаке и пять на рубашке Абрамсона, когда якобы уговаривал молодого подельника завершить бессмысленный спор и удалиться. К концу разговора Роман сидел с голым волосатым брюхом.

Договорились на двадцати двух с половиной процентах Стальевичу. Из них Железяка сам должен был проплатить долю начальнику канцелярии.

На первый взгляд переданная Главе Администрации бумага была совершенно невинна. Указ предполагал налоговые послабления нескольким фирмам, осуществляющим поставки в Россию шоколадных батончиков «Марс», «Сникерс» и «Баунти», сулящих «райское наслаждение» потребителям. Товар шел под патронажем «НФС», а часть прибыли направлялась на благородные социальные цели, как то: на строительство и ремонт храмов, поддержку детского спорта и развитие молодежных клубов по интересам. При нищенских бюджетных выплатах на «социалку» сия часть программы смотрелась очень привлекательно.

Но был один нюанс, о котором Стальевича в известность не поставили.

Шоколадные батончики были не простыми, а с добавкой. И не с перетертыми орехами или мякотью кокоса, а с миллиграммами отходов химических концернов. Человеческий организм — идеальная среда для переработки любого вещества. Особенно детский. Если рассчитать безопасную однократную дозу, то от поедания модифицированных сладостей ребенку ничего не будет. Последствия, в том числе и генетические, наступят позже, когда невозможно будет проследить связь между «Сникерсом» и заболеванием.

Ни для кого не секрет, что в новой России дети питаются плохо. И почти у всех нарушен обмен веществ. Так что сопутствующие нарушению обмена и ослаблению иммунитета болячки не вызовут у врачей никаких подозрений.

Миллиграммы складываются в тысячи тонн.

Утилизация отходов в цивилизованном мире стоит дорого. А способ, предложенный одной светлой головой из аналитического отдела химического концерна «Дюпон», позволял экономить сотни миллионов, вывозя закамуфлированную отраву за пределы США и Западной Европы. Развивающихся стран, падких на дешевые товары, много. И в них всегда найдутся те, кто за хороший гешефт готов заключить сделку хоть с дьяволом.

Даже если бы Железяка знал об истинной подоплеке контракта, он вряд ли отказался бы от участия в нем. Деньги не пахнут. Особенно если это большие деньги...

Глава Администрации пожал руки обоим олигархам, и каждый из них отправился по своим делам.

К семи вечера Владислав прибыл на Индустриальную улицу.

Он с беспечным видом обошел дом под номером семь, прогулялся по окрестным дворам и устроился на лавочке прямо напротив окон квартиры Маслюковой.

Наблюдательный пункт был расположен очень удобно. Скамейка стояла в тени тополей на противоположной, четной, стороне улицы, и с нее открывался прекрасный вид не только на окна, но и на парадную дверь и на проходную арку, ведущую во внутренний двор. Справа от дома Маслюковой находился скверик, обсаженный по периметру низкими кустами, с левой стороны и дальше по улице шли четыре дома без сквозных проходов, откуда искомая персона могла бы неожиданно вынырнуть.

С точки зрения организации ловушки место было невыгодным.

Много свободного пространства, представлявшего место для маневра и отхода в три стороны, сплошные жилые дома и анфилады дворов. Ловить человека в таких условиях затруднительно.

К тому же узость проходов между домами, заборчики скверов и близко посаженные друг к другу деревья практически исключали использование автотранспорта.

«Если бы Кролль планировал захват, то он выбрал бы иное место. Снял бы квартиру где нибудь в новостройках, с выходом парадного во двор. Дабы иметь возможность перекрыть пути к отступлению. Кролль не дурак, он не может не понимать столь очевидных вещей. Группа у него небольшая, соответственно, в квартиру ловушку он способен был бы отрядить пару тройку человек. Максимум пять. А здесь нужно в десять раз больше... — Рокотов отхлебнул из пластиковой бутылочки с минеральной водой. „Кока колу“, „Фанту“, „Спрайт“ и „Севен Ап“ он не уважал, ибо, будучи биологом по образованию, прекрасно знал, что содержащаяся в шипучих сладких напитках ортофосфорная кислота с бешеной скоростью вымывает кальций из организма, что повышает ломкость костей раз в пятнадцать. Фирмы производители предпочитают эту тему замалчивать и даже регулярно платят журналистам за отсутствие интереса к негативным последствиям употребления модных в среде молодежи напитков. — Основные силы остались на ракетной базе. В городе содержать отряд в полсотни рыл накладно и опасно. Любая концентрация группы больше чем в десяток человек чревата вниманием со стороны милиции или госбезопасности... Да и не нужно столько народу для того, чтобы провести теракт. Опять мы возвращаемся к старой песне о главном. К сути деяния. Которая все еще в тумане...»

Влад чуть передвинулся по скамеечке вбок.

Из за угла вывернула женщина в тонкой голубой курточке и белых джинсах.

«Не то... — покойный Курбалевич дал подробнейшее описание Маслюковой. Рост метр семьдесят, плотная, талии практически нет, размер одежды сорок восьмой, волосы длинные, крашенные хной, густые, но короткие брови, светлые глаза. Украшений и очков не носит, уши не проколоты, ногти подстрижены коротко, лак темно вишневый. Предпочитает плиссированные юбки, свободные блузки и обувь на низком каблуке. Не курит. Голос низкий, речь отрывистая. Образование среднее. Амбициозна, но исполнительна. Как слышал Курбалевич от Герменчука, в группу Кролля попала по рекомендации кого то из руководителей центра „Запад Восток“. Ярая оппозиционерка, имеет личные претензии к власти, связанные с собственными провалами на ниве коммерции, в которых винит кого угодно, кроме себя. Четких политических убеждений нет, в голове сумбур из слоганов „Хартии 98“, тезисов научного коммунизма и постулатов сайентологии, сдобренных изрядной порцией воинствующего феминизма. — Что ж, продолжаем ждать...»

По пути к месту засады биолог купил в парфюмерном магазине баллончик витаминизированного лака для волос и щедро набрызгал его себе на протертые спиртом руки, повторив процедуру трижды. Теперь Владислав мог ближайшие двенадцать часов не бояться, что оставит где нибудь свои отпечатки пальцев. В клинике он действовал в тонких резиновых перчатках, отправленных в урну сразу по окончании операции. На улице же требовался вариант сокрытия отпечатков, не привлекающий ничьего внимания.