Белое проклятье - Страница 2

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ

Нас мало, но мы в тельняшках - нам их дарит на дни рождения Олег. На Камчатке, где он служил, у него остался корешок, который заведует тельняшками на флотской базе. Кроме Олега, Османа и Левы в ведомости на зарплату расписываются Рома и Гвоздь (подлинная фамилия, а не кличка-Степан Гвоздь). Оба великие труженики - могут ночами не спать (на Новый год и если попадаются интересные книжки) и работать до седьмого пота (за обеденным столом). Все пятеро - выдающиеся профессионалы по сну и мастера пустого трепа, а Гвоздь к тому же известный и многократно пострадавший на этом поприще покоритель женских сердец. Лева и Гвоздь, люди с чувствами, больше любят Окуджаву, остальные предпочитают Высоцкого, которого готовы слушать все свободное от сна время. Всех объединяют здоровый аппетит, ироническое отношение к туристам и глубокое отвращение к выполнению своих прямых обязанностей. Вот с такими людьми мне приходится работать. Я бы их давным-давно уволил, если бы нашлись другие голубоглазые ослы, готовые круглый год жить на Актау, подрезать лавины и при случае в них оставаться за сто сорок рублей в месяц. Предложения прошу высылать по адресу: поселок Кушкол, лавинная станция, мне. Не забудьте указать, имеете ли специальное образование, спортивный разряд по горным лыжам и обещаете ли хотя бы три года не жениться. В этой достойной компании я - аксакал, убеленный сединами долгожитель, остальным от двадцати трех до двадцати семи лет (Леве девятнадцать, но он не типичен: временно сбежал в горы в поисках смысла жизни). Называемся мы лавинщиками. Нас вообще мало, по всей стране и трех-четырех сотен не наберется. Мы - очень дефицитны, я по ночам вздрагиваю от ужаса, вспоминая угрозы Олега махнуть на Камчатку и брачные обязательства Гвоздя, Без этих молодчиков мне оставалось бы разве что повесить на лавинах таблички "Санитарный день" и прикрыть лавочку, так как гидролог Олег по совместительству еще метеоролог и актинометрист, а гляциолог Гвоздь исполняет обязанности повара (хлебнули бы вы его харчо!). Лишь за Османа, здешнего уроженца, я спокоен, он единственный мужчина в семье и хозяин стада баранов - лучшего якоря и не придумаешь. Ну и два с половиной года ко мне будет прикован Рома, его прислали по распределению. Платят нам деньги за то, что мы предупреждаем о лавинной опасности и принимаем меры к ее ликвидации. Помимо того, мы обязаны не допустить собственной гибели, хватать за шиворот лихачей, любящих лавиноопасные склоны больше жизни, и собирать материалы для диссертаций вышестоящих товарищей. Хотя специальная литература достаточно обширна, в бессмертную душу лавины проникла она еще слабовато: о последствиях мы пока что знаем куда больше, чем о механизме ее действия. Впрочем, не дальше нас по пути познания ушли вулканологи и исследователи цунами и тайфунов, не говоря уже о многострадальных синоптиках, ибо куда проще дать прогноз на ближайшую тысячу лет, чем на завтрашний день. А что мы знаем о глубинах Земли, о причинах, побуждающих ее сотрясаться в плясках святого Витта? А что вы можете сказать о завихрениях в собственном мозгу и сверхтаинственном явлении, называемом любовью? Ну, кто возьмет на себя смелость утверждать, что он знает о любви больше, чем первобытный Ромео, притащивший к ногам своей Джульетты добытую в смертельном единоборстве шкуру саблезубого тигра? Если такой человек объявится, скажите ему в глаза, что он - шарлатан, будь он даже поэтом, сочинившим сотню стихотворений о любви по два рубля за строчку. Попробую объяснить, почему я занялся лавинами и что это такое. В детстве я любил помогать взрослым - в таком духе меня воспитали. Вместе со сверстниками, разделявшими мои убеждения, я после каждого снегопада карабкался на крышу, чтобы сбрасывать вниз снег. Мы работали бескорыстно, без всякой надежды на оплату своего труда - только ради самоутверждения, сознания того, что ты приносишь людям пользу. Единственное, в чем мы нуждались, так это в точном попадании: чем громче вопил и обзывал нас сбитый наземь прохожий, тем большее счастье мы испытывали - всегда приятно видеть, что твой труд не пропал даром. Припоминаю, что даже на фильмах Чаплина мы не доходили до такого изнеможения. И лишь тогда, когда на тротуаре распластался, как лягушка, директор магазина "Мясо - рыба", наш труд впервые был вознагражден, причем без всяких требований с нашей стороны. В то время я и подумать не мог, что эти детские шалости намек судьбы, пролог будущей профессиональной деятельности. Я вспомнил о них лишь на первом курсе геофака, когда наш общий любимец профессор Оболенский начал очередную лекцию такими словами: "Что такое лавина? Пласт снега, сброшенный мальчишками с крыши и вбивший прохожего, как кол, в мостовую, - это и есть снежная лавина в ее элементарном виде. Мысленно увеличьте ее размеры в тысячу раз - и вы получите вполне приличную лавину, достойную внимания исследователя..." Ну почему я не законспектировал эту лекцию? Я бы просто перепечатал ее дословно - и все оказались бы в чистом выигрыше. Но именно тогда, в середине первого семестра, куда большим авторитетом, чем профессор Оболенский, для меня было одно усыпанное веснушками существо в короткой юбке и с восхитительными точеными ножками, которые в моих глазах обладали неизмеримо большей ценностью, чем географическая или любая другая наука. Может быть, кто-либо другой на моем месте сумел бы одновременно слушать, конспектировать лекцию и косить глаза на эти ножки, но я весь отдался лишь последнему, наиболее приятному занятию и поэтому сдавал экзамен по чужим конспектам. Дурной пример, которому молодой читатель не должен следовать (впрочем, мода на короткие юбки вроде бы прошла). Однако Оболенский почему-то меня приметил (я уже упоминал о своем росте) и включил в свою свиту. Вместе с ним мы составляли карты лавиноопасных участков БАМа, уносили ноги от лавин на Памире, чуть не отдали богу душу в Сванетии и как соавторы обобщали добытый материал: Юрий Станиславович писал статьи, а я аккуратно перепечатывал их на машинке. Под его руководством защитил я по лавинам диплом и был как любимый ученик распределен в Кушкол, куда профессор, несмотря на почтенный возраст, на пару недель в году приезжал кататься на лыжах. А веснушки не простили мне измены и уже со второго курса перебрались к моему сопернику, тоже высоченному дылде, и теперь у них трое детей. Боюсь, однако, как бы своими россказнями я не создал у вас легкомысленного представления о лавинах: заверяю, лично я отношусь к ним весьма серьезно. Говоря упрощенно, лавина это масса снега, скатывающаяся с горных склонов. Иногда этой массы не хватает, чтобы засыпать собаку, но случаются лавины, от которых запросто можно рехнуться. Так, лавина 1962 года в Перу достигла на своем пути с вершины Уаскаран объема в десять миллионов кубометров и погубила четыре тысячи человек. А через восемь лет с той же вершины в Андах сошла совсем уж чудовищная лавина, похоронившая город с двадцатью тысячами жителей. Такие безобразия редко позволяют себе даже вулканы, о которых широкая публика знает куда больше, чем о лавинах. А между тем задолго до последнего дня Помпеи, более двух тысяч лет назад, лавины проклинал Ганнибал, когда вел на Рим войско через Альпы (не по- христиански, но этот факт благословляют ученые, получившие первое исторически достоверное свидетельство о лавинной деятельности); примерно к тому же времени относится письменное упоминание о лавинах на Кавказе; средневековые хроники уже пестрят описаниями лавинных катастроф с леденящими душу подробностями. В наше время особенно страдают от лавин Альпы, заселенные людьми, как ульи пчелами; свирепствуют лавины в обеих Америках, срываются с вершин Тянь-Шаня, скандалят в Хибинах, в Сибири, на Камчатке и вообще во всех горных районах. Как говорил Юрий Станиславович, лавины заинтересовали человека лишь тогда, когда стали ему мешать, то есть тогда, когда человек начал обживать горы. Одновременно и лавины заинтересовались человеком - так называемым нездоровым интересом. Возникнув в тот период, когда Земля выдавила из себя горные хребты, а с неба пошел первый снег, лавины миллионами лет привыкали к уединению и посему в штыки встретили его нарушителей: чего иного ждать от мирно спавшего в берлоге медведя, которого люди разбудили свистом и улюлюканьем? "Да обойдут тебя лавины" - так напутствуют жители гор своих ближних. Хорошо, если обойдут! Да минует вас чаша сия - оказаться на их пути. Лавины неприхотливейшие существа: для того чтобы вызвать их к жизни, нужны лишь снег да горы с подходящими склонами. Снег для лавин - манна небесная, единственный источник пищи. Во время снегопада он собирается в лавиносборе, на самой верхотуре, чтобы затем выбрать подходящий момент, ринуться со страшной скоростью по лотку вниз и образовать на месте схода лавинный конус мощностью иной раз в несколько десятков метров. Много снега - лавина расцветает, наливается соками и, достигнув, как говорит Гвоздь, половой зрелости, начинает беситься и сходить с ума; мало снега - лавина съеживается, усыхает и лишь при исключительной удаче - скажем, если с ней задумал поиграть в кошки-мышки ухарь-удалец, может сорваться и утащить его в преисподнюю. Как пчела, погибает сама, но и наказывает личность, которая отнеслась к ней без должного уважения. Правда, жалит она побольнее. Про лавины я могу ораторствовать часами, пока слушатель не озвереет, так что буду закругляться. Каждому, кто ими интересуется всерьез, я готов предоставить список специальной литературы из двух-трех тысяч названий; меня же на данном отрезке времени интересуют лишь лавины ущелья Кушкол, так как именно за них я несу персональную ответственность. Гора Актау - это не точно, на самом деле Актау - это отрог Главного Кавказского хребта длиной в несколько километров, со склонами средней крутизны, градусов под двадцать пять тридцать. Именно такие склоны и обожают лавины - с них так приятно соскальзывать, можно набрать скорость. Обладай лавины живой душой - а чем дольше с ними имеешь дело, тем сильнее веришь, что именно так оно и есть,? вряд ли бы они нашли более подходящее место для своих проказ. Мне они крови испортили предостаточно: И, признаюсь, от них бежал, И, мнится, с ужасом читал Над их глазами надпись ада: Оставь надежду навсегда. Вообще-то от них не очень-то убежишь - сухая лавина, к примеру, мчится со скоростью гоночного автомобиля; но ускользнуть в сторону - случалось и мне, и другим. Я знаю одного "чайника", который проехал верхом на лавине, даже не поломав лыж (правда, он до сих пор заикается), а в среде горнолыжников рассказывают байки и похлеще. К слову, именно с началом горнолыжного бума, когда этот вид спорта вдруг стал престижным, спокойная жизнь в горах кончилась. Кого лавины по-настоящему терпеть не могут, так это лихачей, забывающих обо всем на свете при виде покрытого снегом склона; впрочем, кроме доброго снегопада, они вообще никого и ничего не любят. Будем подрезать карниз, решаю я. А вдруг повезет? Все хором соглашаются: подрезать карниз куда легче, чем лавину. Я давно заметил, что все мои предложения облегчить или отменить какую-либо работу принимаются единодушно. Поведение лавин непредсказуемо, недаром Юрий Станиславович настойчиво напоминал нам, что они - женского рода. Отсюда и капризы. Бывает, сажаешь из зенитки снаряд за снарядом ну, как иголки в вату, никакого эффекта; а бывает и так, что срываются от громкого голоса, от тяжести одного-единственного лыжника. Все зависит от взаимодействия доброго десятка факторов: подстилающей поверхности, глубинной изморози, мощности снежного покрова и так далее, а также, внушал Юрий Станиславович, от настроения лавины. "Разгадайте ее настроение! - требовал он. - Здесь вам никакая наука пока что не поможет - только и исключительно интуиция!" Оболенский был великим лавинщиком - вечная ему память... На всякий случай мы стараемся говорить тихо, лавину нельзя раздражать. Мы суеверны, как эскимосы. Мы знаем, что лавина живая, что она слышит, о чем мы говорим, и видит, что мы делаем. "Будь немножко трусом", - заклинает меня мама. Транспарант с этим заклинанием висит у нас на станции рядом с хрестоматийным афоризмом Оболенского: "Лучше сто раз попасть под дождь, чем один раз под лавину". И я требую от моих бездельников "трусливой храбрости" - такой термин я ввел в обиход. Чтобы храбрость не перешла в безрассудство, мне нужно, чтобы ее сдерживала бескорыстная любовь к собственной шкуре. Тогда получается как раз то, что нужно. Был у меня один любитель отбивать чечетку на лавине, но теперь он там (можете вообразить, что на словечке "там" я ткнул пальцем в небо). Поплевывают на лавины и бахвалы из туристов - пока их как следует не напугаешь. Мы-то знаем, что безопасной лавина бывает только тогда, когда она мертва, то есть спущена вниз. Этим мы сейчас и занимаемся. Конечно, приятнее всего спускать лавину, обстреливая ее из зениток (лаять на медведя лучше всего издали), но опыта у нас еще маловато, да и мороки много: нужно вызывать артиллеристов из центра, а пока они приедут и пристреляются - глядишь, либо лавина сама сошла, либо снаряды кончились. Взрывчатка хороша, но дают нам ее в обрез, приходится экономить. На четвертую ее хватило, а остальные мы время от времени подрезаем - хотя и дедовский, а надежный способ, к тому же самый дешевый. Делается это так. Мы проходим лавиноопасный склон, соблюдая железное правило: один - на лыжне, остальные страхуют его веревками. Только так. Если лавина созрела, она может сорваться от малейшей нагрузки, и гигантская утрамбованная плита - мы называем ее снежной доской - устремится вниз. В этой игре лавина единственный раз в своей жизни ведет себя по-честному: прежде чем сорваться, она издает утробный звук: "бух! вум! ух!", оставляя лавинщику на размышления несколько потрясающе быстротечных секунд. Если ты оказался на склоне один драпай в сторону со всей доступной тебе скоростью; если же подстрахован - тебя подсекут веревками и ты пропустишь доску под собой. Дело, как видите, не такое уж и хитрое, мало-мальски опытный лавинщик всегда имеет шанс. Случаются и забавные эпизоды. Однажды мы с Олегом пытались подрезать доску, несколько раз прошлись туда-сюда, убедились, что она не созрела, отпустили ребят на другой объект и, съехавшись, стали беззаботно любоваться пейзажем. Помнится, мы даже присели и закурили - так нам было приятно ощущать себя молодыми и полными сил идиотами. И вдруг - "вум!". Жизнеутверждающий звук, напоминает первый такт знаменитой мелодии Шопена. Словно нам кое-куда всадили по здоровому перу, мы на скорости бросились в разные стороны - Олег направо, я налево. Секунда, другая, сильный рывок - и я покатился по снегу (говорю о себе, хотя наши дальнейшие показания совпали в деталях, оба идиота были связаны одной сорокаметровой веревкой). Чувствую, какая-то сила меня останавливает, ни туда, ни сюда, задираю голову - мама любимая, катится огромный вал! Напяливаю, согласно инструкции, капюшон и морально готовлюсь к переходу в новое качество. Ну, пора, пора, почему я так долго дышу? Не выдерживаю, открываю глаза - вал остановился в двух шагах. На ватных ногах мы поднялись, на цыпочках, стараясь не дышать, съехали вниз и тихо поклялись друг другу остаток жизни потратить на то, чтобы чуточку поумнеть. Карниз, снежный наддув весом этак тонны в три, мы подрезаем тонким стальным тросом - примерно так, как продавец в магазине разделывает брусок масла. Мы мечтаем, чтобы карниз, падая, спустил лавину, сделав за нас самую неприятную часть работы. Осман и Рома пилят его, стоя на гребне, а мы смотрим и ждем, замирая от предвкушения. По нашим данным, под основанием седьмого лавинного очага - слой глубинной изморози, отличнейшей смазки: от сильного удара доска может оторваться и покатиться вниз с километровой высоты, как на шарикоподшипниках. Далеко внизу, по ту сторону речки К?ксу, разрезавшей ущелье пополам, столпились зеваки. Мы против этого не возражаем, они в безопасном месте, пусть смотрят и набираются впечатлений - меньше лихачить будут. Их, наверное, человек двести - биноклями, фото- и киноаппаратами. Об этом я догадываюсь, сверху-то они кажутся букашками. Они жаждут зрелища - и они его получают! Карниз рухнул, доска вздрогнула, оторвалась по всей длине метров на двести и с ревом и грохотом пошла вниз, лопаясь по пути на блоки, побольше и потяжелее тех, из которых лепят дома. Как бальзам на душу - пинком ноги одолеть такого дракона! - Была доска - нет доски, - философски замечает Олег. - Тысяч на пятьдесят потянет, чиф? Мы считаем на кубометры. Не на полсотни, но тысяч на тридцать дощечка, пожалуй, потянет. Для Кушкола - так, середнячок, здесь лавины бывают и на полмиллиона, но это после хорошего снегопада. - По гривеннику бы с каждого, - кивая на толпу зевак, мечтает Гвоздь. - Посидели бы вечерок в "Кюне". В "Кюн" (в переводе на русский - "Солнце") мы совершаем культпоходы после получки, чаще ходить нам туда не по карману. - Кажется, я проголодался, - выжидательно глядя на меня, сообщает Рома. Это вызывает всеобщее сочувствие. При нормальном для акселерата росте метр восемьдесят Рома весит пятьдесят пять килограммов - вместе с очками. Куда девается невероятное количество пищи, которую он поглощает, - одна из неразгаданных тайн природы. С появлением Ромы на станции даже вечно голодный Гвоздь отошел на задний план. - Не человэк, а удав, - негодует Осман. - Аллыгатор. Теперь все сочувствуют Осману. Полгода назад, едва освоившись в нашем коллективе, Рома с самым наивным видом предложил Осману на спор скушать небольшого барашка. Осман примерил Ромины ботинки, отправился за барашком - и вытаращенными глазами смотрел, как в чужой утробе бесплатно исчезает килограммов шесть отборного мяса: рублей сорок в переводе на шашлыки. Впрочем, раза два Осман водил Рому в гости к кунакам, ставил на него и свое отыграл с лихвой. Спасается Рома тем, что Гвоздь варит для него и себя сверхплановый полуведерный горшок каши. Кое-как подкармливают Рому и пари, которые он легко навязывает самоуверенным туристам, - кто быстрее пройдет трассу. Кому придет в голову, что этот сверхинтеллигентного вида очкарик - мастер спорта по горным лыжам? На сегодня хватит, Рома прав - одними эмоциями сыт не будешь.