Белое на голубом (СИ) - Страница 94

- Хорошо, я лично проверю, что там произошло. Вам сообщат. Можете быть свободны, - она отпустила его резким взмахом руки.

Если бы не звучало в этом зале имени повелителя Теврока, этот капитан был бы уже в застенке. Просто сейчас ей не хотелось сориться с заморским соседом.

Из зала приемов царица отправилась прямо в застенок. Ей почему-то хотелось увидеть своими глазами девушку, ради которой снаряжались корабли и отправлялись за море. Онхельме было по-женски завидно и ужасно обидно, что ради нее ничего подобного не делалось. Давящая злоба потихоньку поднималась в ней, вызывая непреодолимое желание расправиться с той кухаркиной дочкой. Правда она еще не решила, как будет ее убивать, долго или медленно.

Но по какому-то странному женскому капризу ей хотелось повидать девчонку тайно. Отвод глаз - и колдунья прошла мимо стражи, которая смотрела на нее в упор, однако в упор не видела.

Давненько не была она в застенке. Здесь было заперто слишком много народу. Отталкивающе пахло потом, страхом и нечистотами. Но царице этот запах казался прекрасным. Она шла по проходу между камерами и внимательно вглядывалась в людей, жавшихся под ее пристальным взглядом друг к другу. Но девушки не видела. Зато с удивлением отметила, что одна из камер пустует.

Однако Фелида была тут. Она спала, забившись в угол.

Царица стояла перед решеткой, отделявшей пустую камеру от прохода и смотрела внутрь. Никого. Пусто. Это было странно. Где же та девица?

Прямо перед царицей стоял Сафор и смотрел ей в глаза. Это укрыл девушку своей Сущностью - непроглядным сумраком, сделав ее совершенно невидимой. Он сделал это по собственной инициативе и был горд, что на сей раз успел вовремя. Темный старейшина прекрасно осознавал, что втянулся в дела людей, что называется, по самые уши. Но теперь он был рад этому. Главное, что успел.

Сафор в последнее время внимательно наблюдал за тем, что делает Морфос, и понял, что у того есть какой-то план. Отношения с морским драконом у древнейшего были более доверительные, и древний дух земли явно помогал тому. Тогда Сафор решил подыграть старому хитрецу, просто потому что ему самому этого хотелось. Хотелось видеть кого-то счастливым.

Хотя бы потому, что и его жизнь от этого стала намного интереснее.

В общем, заметив, как Морфос вчера специально отвел в сторону тот подкоп, что делал тот юный колдун, чтобы освободить из застенка темнокожего мужчину, Сафор под влиянием нежданно нахлынувшей сентиментальности решил спасти и его девушку. И теперь, глядя колдунье прямо в глаза, он испытывал глубокое удовлетворение. Впервые за много лет Сафор чувствовал себя живым по-настоящему. Словно не было неисчислимой череды пустых, унылых, одиноких лет за спиной. Как будто даже стал моложе.

Колдунья еще раз прошлась по проходу, напоминая гиену, высматривающую добычу, а потом быстро вышла.

***

Прошло уже полчаса как капитан "Изамбира" вернулся на площадь к своей команде. Новость, которую он принес, была вроде бы и неплохая, но вынужденное ожидание... Ширас держался внешне спокойно, но словно горел изнутри. Видя, что с ним творится, его попросту отправили с глаз долой. Пусть Голен и Джулиус за ним присматривают.

Дворцовая площадь к этому времени уже очистилась от беженцев. Большая часть из них стала возвращаться в свои деревни, но кто-то еще оставался в городе, разместившись на окраинных улочках, чтобы не мешать движению и не привлекать излишнего внимания. Конечно же, лазутчики из фиордов с Джулиусом во главе тоже остались в городе, попрятались кто куда, а вместе с ними и советники. Джулиус организовал некое подобие штаба встаром полуразваленном портовом складе.

А перед Версантийским дворцом сейчас были парни из команды Шираса, да еще стали собираться делегаты из провинции. И те и другие с некоторым подозрение поглядывали друг на друга и старались держаться кучно, но в разных концах площади. Делегаты из провинции прибывали, заполняя площадь, ситуация потихоньку становилась напряженной. Там же сконцентрировалась основная масса городской стражи, подозрительно поглядывавшая и на тех, и на других.

В этой всеобщей суматохе почти никто не заметил, что в порт вошла "Евтихия".

Большой красивый корабль, сверкая громадой бедых парусов, неспешно подошел к берегу и ошвартовался. К удивлению команды и отставшего эскорта царицы, вынужденного догонять свою государыню, их на берегу встретил всего только один таможенный чиновник и несколько зевак из тех, кто целыми днями торчит на причале просто от безделья. Совсем не так встречал Версантиум вернувшихся из плавания моряков. Где шумная толпа, где морячки, мальчишки? Где береговая стража?

На вопрос, куда все подевались, и что вообще творится в стране, таможенник, подкатывая глаза, стал в самых ярких красках расписывать кошмары прошедших дней. Офицер личной охраны государыни, услышав последние вести, заволновался и вся нервно жестикулирующая толпа, включая команду 'Евтихии' вместе с ее капитаном, направилась прямиком во дворец.

Для Алексиора, сошедшего на берег среди остальных, первые шаги по родной земле казались крайне тяжелыми. Он так мечтал об этом моменте, но сейчас каждый шаг приближал его к тому, с чем он предпочел бы не встречаться. А сердце его тянулось в фиорды, изнутри сознания, словно что-то нашептывало, что там его ждут. Там его счастье. Но прежде он должен был сделать то, зачем приехал.

***

Так и не найдя в застенке девушку, Онхельма с досады решила, что произошло недоразумение, и отправила посыльного к гостям из Магрибахарта, передать, что никакой девушки в темнице нет. Честно говоря, капитан 'Изамбира' даже не знал, как он сможет сказать это Ширасу, но выхода не было.

А на площади тем временем собрались почти все делегаты от провинций.

Когда подтянулись основные представители, решено было отправить во дворец парламентариев с пожеланием, чтобы государыня Онхельма вышла к народу.

- К народу? - с недоумением переспросила она сенешаля.

Тот только кивнул и раскланялся, предпочитая молчать. Кто знает, чем может обернуться не вовремя сказанное слово?

- Хорошо. Скажите, что я выйду к ним.

По дороге к дворцу стали попадаться люди, по большей части беженцы и погорельцы, но были и горожане. Многих из них Алексиор знал, столько раз с ними здоровался. Когда-то. Но в длинном белом плаще с капюшоном, полностью скрывавшим верхнюю часть лица, он прошел неузнанным между согражданами.

И только один человек безошибочно узнал его в толпе. Из переулка на шум выглянула девчонка в оборванном коричневом плаще, измазанная сажей. Она сначала замерла при виде его как вкопанная, а потом вдруг подбежала, схватила за руку и потащила за собой. Он попытался освободиться, но та прижала палец к губам и шикнула, оглянувшись по сторонам:

- Не шуми, Алексиор!

- Нильда... - он был потрясен, - Как ты...?

- Узнала? - она провела руками по его плечам, словно желая удостовериться, что он ей не привиделся, - Я тебя вижу. Вижу твою суть, - потом взглянула внимательнее и добавила, - И вторую твою суть тоже.

Тут она тихо рассмеялась и одновременно заплакала, потом махнула рукой:

- Не обращай внимания, это от радости... Пошли, там Голен, Ширас. Там наши!

Наши! Господи, каково было услышать это слово... Нильда что-то шептала, таща его за руку в сторону старых сараев. А потом была встреча с Голеном, непрошенные слезы, братские объятия.

- Твои ноги, - горестно прошептал Алексиор.

- Твои глаза... волосы, - в тон ему ответил друг.

В сарай вихрем влетел Ширас, сжал Алексиора в объятиях.

- Брат!

- Спасибо, что вытащил Голена, - проговорил ему на ухо Алексиор.

- Э! О чем ты говоришь, Ароис! Это он, этот многоуважаемый колдун вытащил меня из вашей кутузки, - потом его лицо мгновенно помрачнело, - А сейчас мне надо вытащить оттуда мою драгоценную красноволосую женщину!

Ширас вскинул руки в жесте, выражавшем крайнее нетерпение.