Бельгийская новелла - Страница 7
С этими словами старушка исчезла, не взяв никакого вознаграждения.
Год спустя умерла графиня Элоиза: здоровье ее подточили былые невзгоды, да еще мучила смутная тревога, что в один прекрасный день вдруг рассеются чары, подарившие жизнь глазам ее сына.
Когда кончился траур, граф Ги стал искать себе новую жену среди благородных девиц Арденн, Лоренны и Шампани. Граф давал балы, на которые охотно съезжались гости, потому что граф был еще молод и хорош собой, к тому же славился храбростью и добротой. Однако на сей раз удача изменила ему. Невеста, которую он выбрал, оказалась капризной и ревнивой кокеткой. И сразу же заинтересовалась кольцом с кремнем, которое носил ее жених.
— Отчего же вы носите такое грубое украшение? — спрашивала она. — И почему вы мне ничего не отвечаете? Видно, вы меня не любите.
Но как она ни приставала, граф, помня о том, что сказала ему старая волшебница, не открывал ей своего секрета.
В конце концов невеста почувствовала себя уязвленной.
— Видно, с этим кольцом у вас связаны воспоминания о прежней любви, которые вы хотите от меня утаить, — сказала она ему однажды, когда они сидели на парапете моста через реку Банонь. — Дайте-ка его мне на секундочку: я хочу посмотреть, нет ли там внутри какой-нибудь тайной надписи.
Слабохарактерный граф утешил себя тем, что, если он снимет кольцо всего на одну секунду, предсказания старой волшебницы не сбудутся, и на секунду, всего на одну секунду положил кольцо с кремневым камнем в прелестную ручку своей невесты, похожей на юную богиню. Она рассмеялась и бросила кольцо в реку Банонь.
В то же мгновение раздался крик: молодой Юбер вновь ослеп.
И по всей долине — даже во рве, окружавшем замок, — вода превратилась в меловидный кремень. Застыли ручьи, остановились ключи, и вместо зеленых лугов и лесов повсюду распростерлась проклятая богом сушь. И до сей поры, хоть от замка графа Ги не осталось и следа, в те края не вернулась вода, лишь торчат тут и там белые утесы, поросшие чахлой травой.
Томас Оуэн
И они вновь обрели друг друга
Фантастическое, сколь бы фантастичным оно ни было, — очевидно. Точнее — естественно.
Он с трудом пробрался сквозь толпу зевак и ускорил шаг, ловко увертываясь от тех, кто спешил ему навстречу. Почти бегом спустился он по улице Регентства, обогнул церковь Богоматери-на-Песках, пролетел по короткой улице Роллебек, свернул направо, на бульвар Императрицы, легко взбежал на холм Искусств и, проскользнув между автомобилями, остановившимися у Королевской площади на красный свет, [3]едва успел на место происшествия: труп его вносили в машину «скорой помощи».
Меловой контур фигуры уже белел на мостовой. Полицейские разгоняли зевак. Сбивший его красный грузовик отогнали в сторону, чтобы освободить проезжую часть. Растерянный шофер рылся в «бардачке» — искал права. Люди выясняли подробности происшествия и не торопились расходиться. Как глупо получилось!..
И тут он узнал Мари-Кристин. Она ничуть не изменилась. Совсем такая же, как в дни их юности. Девушка задумчиво смотрела на меловые линии на асфальте. Видно было, что она взволнована. Фридерик подошел. Она сразу его узнала, бросилась навстречу.
— Фридерик! Вот это сюрприз!
Ее голубые глаза искрились радостью. Как хорошо он помнит этот веселый блеск!
— Ты видел, что случилось? Какой-то парень попал под грузовик. Задавило беднягу, как котенка!
Котенок… Котенок! Этим ласковым словечком она часто звала его когда-то! Фридерик улыбнулся.
Мари-Кристин радостно обняла его, стала тормошить.
— Ты куда сейчас?
— Домой.
— Торопишься?
— Нет… теперь уже не тороплюсь.
— Чудесно! А тебе от мамы не попадет?
При этом воспоминании оба рассмеялись.
— Что правда, то правда, — сказал он, — я ее боялся как огня.
— Теперь тебе бояться нечего.
— Ну да, конечно нечего.
Она взяла его за руку и, смеясь, потянула за собой.
— Пойдем выпьем кофе, поболтаем…
Фридерик обнаружил, что бумажника при нем нет, и поморщился.
— Ты что, на мели?
Он кивнул:
— Плохи мои дела!
— Как у этого парня, которого сшибло?
— Точно.
Вот уж странно так странно!
Радуясь своей чудесной встрече, они спускались крутыми улочками к подножию холма, на котором стоял город. У антикварного магазинчика она остановилась полюбоваться разноцветными елочными украшениями. В глубине витрины висело старинное зеркало в золоченой раме, и в нем четко отразились их смеющиеся лица. Он не сразу узнал самого себя и даже провел рукой по щеке — убедиться, что не ошибся.
Черты его лица разгладились, снова стали по-детски нежными и мягкими — тридцати прошедших лет как не бывало!
Но его уже не удивляла эта перемена. Юность вернулась, и отныне все будет по-иному: прошлого больше нет, настоящее же вечно.
И это колдовство вполне естественно.
Они пошли дальше, останавливаясь у каждой витрины, — и не могли наглядеться на свое отражение, вдоволь насладиться новым, волшебным состоянием. Увидав большое кафе, они вошли и сели на открытой террасе. Им пришлось долго и терпеливо ждать, прежде чем официант подошел к столику.
Приблизившись, он принялся молча вытирать стол, будто не замечал их присутствия. Фридерик и Мари-Кристин заговорили с ним — он ничего не услышал. Но эта забавная сценка ничуть не нарушила очарования столь удивительной встречи.
— Расскажи о себе, чем занимаешься, — попросила Мари-Кристин.
Он бегло поведал ей о своей жизни. Воспоминания о прошедшем самым странным образом уже таяли в его памяти… Все это казалось Фридерику отныне суетным, ничтожным, зыбким. Он был уверен лишь в том, что держит за руку Мари-Кристин, умершую десять лет тому назад, и что сам он всего час как отошел в царство теней. Оба они перешагнули ту таинственную границу, которая отделяет реальность от потустороннего мира; вот почему окружающие перестали замечать их. Они поняли, что теперь невидимы для остальных людей, и убедились в этом, когда к их столику направились мужчина и женщина, говоря: «Вон там свободно!»
Фридерик и Мари-Кристин встали и вышли из кафе. Прогулка продолжалась. Девушка снова заговорила:
— Я ждала тебя. Не знаю, где я была, что делала с тех пор, как умерла. Но едва я возникла неизвестно откуда — там, среди зевак, собравшихся вокруг этого несчастного парня, как почувствовала, что сейчас увижу тебя. И когда появился этот красный грузовик, я поняла, что это судьба…
Она замолчала, на мгновение уйдя в себя, и вдруг вскрикнула:
— Фридерик, так это был ты?
Она погладила его по щеке, нежно, робко, словно ему угрожала опасность. Заволновалась — как он себя чувствует не больно ли ему. Нашептала тысячу ласковых словечек.
Мимо шли люди, безразличные ко всему. Вокруг гудела толпа — служащие торопились домой после работы, — а они обнявшись, замерли на месте. Все это было прекрасно, невероятно и, несмотря ни на что, реально.
Влюбленные шли куда глаза глядят и вспоминали давно минувшее время — счастливые, свободные от всего, кроме самих себя, — шли, чувствуя необыкновенную легкость.
А улицы постепенно меняли свой облик. Строгие архитектурные формы смягчались, линии становились нечеткими, размытыми. Окутанные дымкой, дома медленно исчезали. Нелепо извиваясь, они вертелись волчком, беззвучно ударялись друг о друга и пропадали совсем.
И вот город исчез, стал бескрайней равниной. Деревья у них на глазах превращались в былинки, скалы под дуновением легчайшего ветерка осыпались, как песок в дюнах. Земля колыхалась под ногами, словно полотно. Так изображали волны в спектакле «Вокруг света в 80 дней», [4]который они вместе видели в юности. Это воспоминание наполнило их нежностью и счастьем. Ветер посвежел, подул сильнее. Погнал опавшие листья, сухую траву.