Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник) - Страница 1

© Влад Савин, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Баренцево море. Время пока не установлено

Серое небо, серые волны, серый туман. Вечная осень (не зима – льда тут нет). Как в начале времен, когда, по легенде, небо, море и суша еще не разделились до конца. Где-то далеко на юге творилась история, вставали и рушились империи, велись войны, творили ученые и художники. А для тысячелетней природы все одинаково пыль, все исчезнет, останется лишь она сама: эти волны, небо, земля. Природа не умеет творить, это дано лишь людям, и этим своим даром люди равны богам.

Сначала на поверхности появляется черная точка, и еще одна позади. И вдруг волны сразу расступаются, открывая корпус атомной подлодки, необычно широкий из-за бортовых шахт крылатых ракет. Бурун вскипает на скругленном носу, режет воду хвостовой плавник-стабилизатор. Это атомный подводный крейсер «Проект 949А», в справочниках НАТО названный «убийца авианосцев».

Еще недавно, в 2012 году, мы вышли в учебно-боевой поход, из Полярного в Средиземное море. И неведомым образом провалились на семьдесят лет назад, в июль 1942-го. Когда стало ясно, что произошло, я даже больше беспокоился за людей, чем за железо. Корабль только с завода, после капитального ремонта, а вот почти полтораста человек, одновременно потерявших дом, семью, саму страну, где родились, осознав все это, могли устроить все что угодно, вплоть до открытого неповиновения, не говоря уже о явном и тихом сумасшествии и нервных срывах. Но обошлось: все же экипаж подводной лодки это вовсе не группа случайных и нетренированных людей, вдруг провалившихся черт-те куда, как это описывается в массе книжек, заполонивших прилавки в начале того, двадцать первого века, ставшего для нас «прекрасным далеко». Экипаж – из тех, кто знает, что такое автономка, когда четыре месяца не видишь неба над головой. Это люди с устойчивой психикой – ну не служат в подплаве истеричные интеллигенты из телешоу «Дом-2»! И мы знали, что такое военное время, война за само существование нашей страны и народа, когда ничего еще не ясно, не предрешено. И с нами был «комиссар» Григорьич, оказавшийся вдруг в своей роли и на своем месте.

Выбора у нас не было. Это лишь в голливудских боевиках атомарина может болтаться в море годами (заряда реактора может и хватит, продукты брать с потопляемых судов – ну а что с регламентным техобслуживанием механизмов делать?). Да и останься мы нейтральными в такой войне, то могли бы сами себе задать вопрос: разве мы дерьмократы-кривозащитники, считающие что Сталин и Гитлер равнозначны? Нет, таких людей нет в экипажах подлодок! Это иная «прогрессивно мыслящая» публика считает, что армия и флот России вообще не нужны, если встроиться в международные системы обеспечения коллективной безопасности. Если перевести с заумного на русский, то это значит, нам следует распустить все кроме символических полицейских сил охраны правопорядка, и в случае чего звать на помощь «миротворцев» из НАТО. Но прав был сто раз Александр-миротворец – у России нет иных союзников, кроме российской армии и флота.

Простите, не представился. Лазарев Михаил Петрович, в той, прошлой жизни, капитан первого ранга, командир атомной подводной лодки «Воронеж» Северного флота России. Там я родился в Ленинграде в 1970-м, выходит, еще через двадцать семь лет… а какой год сейчас? После того, что с нами случилось, мнительным станешь: вдруг всплывем, а тут время Петра Первого или вообще палеозой? А этого очень не хотелось бы – потому что у нас появилась цель.

Перефразируя Ефремова, когда человек видит перед собой высокую цель и стремится к ней, он становится подобен богу, в нем откуда-то берутся огромные силы. Притом что из полугода здесь мы больше четырех месяцев были в боевых походах (не учебных, мирного времени – а когда реально могут утопить), а на берегу было достаточно работы, люди не роптали, совсем наоборот. Появилась Идея – гораздо более значимая, чем «удвоение ВВП». И Цель (которую сами мы вряд ли увидим – кто доживет здесь до девяносто первого, сорок восемь лет? – но оттого не становившаяся мельче). Чтобы здесь не было того, что случилось у нас: распада страны, шабаша жуликов и воров, и прочая, и прочая – мы понимаем, что все случилось не враз, и корни были гораздо глубже. Но есть ли шанс все изменить?

Что есть в этом времени, и напрочь отсутствовало у нас там – надежда, что «завтра будет лучше, чем вчера». А это дорогого стоит. Разговоры экипажа в свободное время (уж простите, приходится контролировать, впрочем никто особо и не скрывает):

– Ну а что я там, при капитализме, имел? Право ездить на Канары и держать доллары в швейцарском банке? Нахрена мне… и без того проживу.

– Там мечтал на гражданке купить «Рено-Логан», здесь буду ездить на «Победе». Как выучусь, инженером стану. Меня уже на Севвмаш приглашали, после Победы, как дембельнусь.

– Предпринимательство, блин, средний класс. Чтоб все туда, как президент обещал. Это значит, мне и с чиновниками, и с ментами, и с бандитами договариваться, и с поставщиками, и покупателей искать, и все самому организовывать, вот так во все стороны крутиться, а если пролечу, никого не волнует? Ну и какого… мне это надо? Уж лучше, делать что укажут, чему выучусь, зарплату получать, и в выходные с семьей. Спокойнее как-то.