Белая магия - Страница 11

Каким-то образом Эмилия не заметила стоящего в дверях дворецкого, поэтому, спустя минуту, Финч вежливо кашлянул.

— Да, Финч, в чём дело? — спросила леди Иденхолл, не отрывая взгляда от карт, которые держала в руке.

— Прошу прощения, мадам, но, кажется, Бетси срочно нужна кухарке на кухне. Что-то, связанное с пудингом и пастернаком, который никак не могут найти.

— Пастернаком?

Финч и глазом не моргнул.

— Да, миледи, кухарка совершенно сбита с толку. Она сказала, что только Бетси может помочь ей справиться с этим затруднением.

Эмилия нахмурилась, положив свои карты на столик «рубашкой» кверху.

— Ну, тогда тебе лучше сходить к ней и посмотреть, чем ты можешь помочь, Бетси. Нам придётся продолжить разбор правил игры в карты чуть позже.

Горничная встала из-за стола, молча послала дворецкому взгляд, преисполненный благодарности за его своевременное вмешательство, и поспешно присела в реверансе, прежде чем выбежать из комнаты. Ноа задался вопросом, как долго его тётушка удерживала горничную подле себя, обучая её премудростям карточной игры, до того момента, как он приехал в гости. Эмилия никогда не могла понять, как кто-то умудрялся не разделять её упоения карточной игрой.

Тётушка задумчиво уставилась в опустевший дверной проём.

— Я начинаю задумываться о том, не следует ли мне нанять ещё одну помощницу для нашей кухарки. Кажется, ей постоянно требуется помощь Бетси, и именно тогда, когда мы только начинаем играть в карты. Такими темпами я никогда не смогу её научить.

Бровь Эмилии изогнулась под кружевным чепцом, и она продолжила:

— Пастернак… хммм… — А затем леди Иденхолл быстро подняла голову, заметив, что Ноа всё ещё стоит в дверях. — Но ты теперь тут, так что можешь занять место Бетси.

— Вообще-то, тётушка, мне нужно было…

Три партии спустя Ноа удалось, наконец, привлечь её внимание.

— Ноа, дорогой, это уже третий роббер[8], который ты мне проигрываешь, я даже пыталась поддаться тебе в последний раз. Ты всегда так внимателен, когда играешь в карты. Что тебя беспокоит, дорогой мой?

Ноа серьёзно посмотрел на леди Эмилию:

— По правде говоря, тётушка, я удивлён, что вы ничего не знаете, так как, уверен, полгорода уже судачит об этом.

Леди Иденхолл покачала головой, выжидательно глядя на племянника.

— Это касается Тони. — Ноа помедлил в нерешительности. — Он умер в прошлый четверг.

Рот Эмилии непроизвольно широко распахнулся, и она тотчас же накрыла своей ладонью ладонь Ноа.

— О боже, нет! Я не знала. Последние несколько дней я провела дома, лечила больное горло и не выходила на улицу. О Ноа, неужели Тони? Нет, этого не может быть. Как это могло случиться?

Он посмотрел прямо тётушке в глаза и произнёс:

— Тётя Эмилия, есть ещё кое-что, то, о чём я никому не рассказывал, даже Саре. Это не был несчастный случай. Тони покончил с собой.

Эмилия смотрела на Ноа, не в силах что-то сказать. На глазах у неё выступили горькие слёзы, и леди Иденхолл взяла носовой платок, чтобы вытереть их.

Ноа решил рассказать тётушке всю правду о самоубийстве Тони не только потому, что знал, что может доверять ей — это несомненно, — но ещё и потому, что ему нужно было поведать, наконец, хоть кому-нибудь о том, что на самом деле произошло тем вечером. Наутро, сообщив Саре ужасную новость, Ноа остался на постоялом дворе рядом с Килли-кросс, чтобы помочь ей и утешить, пока все приготовления к скоропалительным похоронам Тони, о которых немногим было известно, не закончились, а все необходимые уведомления не были написаны. К тому моменту, как он уехал, Сара заметно обессилела, причём настолько, что казалась почти тенью прежней себя самой, делая что-то лишь потому, что это делать нужно, но не более того. Ноа не видел, чтобы она съедала больше кусочка или двух пищи за весь день, а однажды он даже нашёл её в портретной галерее, где Сара стояла и просто смотрела на портрет Тони, словно думала, что этим она сможет каким-то образом вернуть его к жизни. Увидев, что Сара так сильно страдает из-за гибели Тони, Ноа понял, что принял правильное решение, утаив от неё истинные обстоятельства его смерти. Если бы Сара узнала об этом, то страдала бы ещё больше.

— Тётушка, правда известна только мне, дворецкому Тони Уэстмену, а теперь и тебе.

— Но как же об этом никто не прознал? Непременно возникнут вопросы…

— Все остальные узнают только то, что произошёл несчастный случай, когда Тони чистил свой пистолет. — Ноа замолчал в нерешительности, но затем продолжил:

— Я скрыл доказательства того, что произошло на самом деле.

— Но ты же мог…

— Я знаю, тётушка, но готов принять на себя все последствия этого поступка. Это был шанс, которым я должен был воспользоваться; больше я ничего не мог поделать. Сара теперь одна. Если бы правда стала известна, то по закону имущество Тони могли бы изъять. И Сара осталась бы ни с чем. Даже сейчас её финансовое положение достаточно шаткое. Я разговаривал в Килли со стряпчим. Каким-то образом Тони умудрился залезть в долги незадолго до своей смерти, он остался должен значительную сумму. И неизвестно, сколько ещё может оказаться невыплаченным.

Эмилия недоверчиво покачала головой:

— И ты полагаешь, что он поэтому наложил на себя руки?

— Именно так я и думаю, но не могу быть уверенным, что это единственная причина его самоубийства. Есть кое-что ещё.

Ноа достал из кармана сюртука письмо, которое Тони получил в тот вечер. И протянул его тётушке. Эмилия взяла письмо и быстро пробежала глазами по его строкам. А затем спросила:

— И что это значит?

— Когда я тем вечером встретился с Тони, он сообщил мне, что собирается сбежать со своей возлюбленной, чтобы тайно обвенчаться, но не назвал мне имени этой девушки, только упомянул, что она наследница большого состояния. Очевидно, они тайно встречались весь последний месяц, стараясь скрыть это от неодобрившей бы такого брака семьи возлюбленной Тони. Сразу же после того, как Энтони получил это письмо, он покончил с жизнью. Теперь, когда стали очевидны его денежные затруднения, я окончательно уверился, что он потратил всё на то, чтобы жениться на этой девушке и получить её приданое.

— И поскольку в письме не указано имени автора, ты никогда не узнаешь, кто была та леди, — грустно произнесла леди Иденхолл, покачав головой, и положила письмо на столик. — Какое печальное, безнадёжное положение.

— Вы можете так думать, — сказал Ноа, — но ведь печать осталась неповреждённой.

Эмилия снова взяла в руки письмо и принялась изучать восковую печать. Пока она этим занималась, Ноа добавил:

— Кажется, там можно разглядеть фамильный герб. На печати даже видны буквы из имени автора, «Б» и «Р», а чуть пониже — «Л» и «И», и узор. Видите, там на заднем плане изображён замок, увенчанный короной.

Леди Иденхолл прищурила глаза:

— И, похоже, какое-то растение на переднем плане.

Ноа кивнул.

— Я думаю нанести визит нескольким ювелирам, может быть, они смогут помочь определить, кому принадлежит этот герб.

— Что ты будешь делать, если найдёшь ту леди?

Ноа пожал плечами.

— Я пока не уверен. Вполне возможно, ничего. Но, может быть, мне придётся добиваться справедливости.

— Но ведь Тони больше нет. Зачем тебе разоблачать эту девушку?

Ноа нахмурился.

— Сара рассказала мне, что получила расписку от ювелира, в которой было сказано, что Тони подарил этой леди фамильную брошь семьи Килли. Я собираюсь, по меньшей мере, потребовать, чтобы девушка вернула её, поскольку у неё нет никаких прав на владение этой драгоценностью, особенно теперь. Брошь, без всякого сомнения, должна перейти к Саре.

Эмилия согласно кивнула и вновь взяла письмо в руки, на этот раз более пристально разглядывая печать.

— Будем надеяться, что ювелир сможет помочь… — она замолчала, не договорив, и быстро встала с кресла, направившись через всю комнату к стоящему в углу гардеробу. Тётушка порылась в нём и спустя мгновение вернулась обратно к Ноа, на этот раз разглядывая восковую печать при помощи небольшого монокля.