Белая кошка в светлой комнате - Страница 3

– Девушка, если вы откажетесь со мной погулять хотя бы час, я умру у вас на глазах прямо на этой остановке.

Оглянувшись, увидела Валентина и подумала: балабол. С ее стороны чувства с первого взгляда не было, любовь одурманила Музу чуть позже. А тогда она сказала, что занята, и прыгнула в троллейбус. А он… он запрыгнул за ней. Вышел тоже с ней, шел сзади до самого подъезда того дома, куда шла Муза. Хлопнула за ее спиной дверь подъезда, и, казалось, они больше не увидятся. Муза веселилась на дне рождения, забыв о случайной встрече, а когда отправилась домой в сопровождении именинника, столкнулась с Валентином там, где оставила его, – у подъезда. Удивилась, не более. Валентин снова пошел следом и таким образом узнал, где живет Муза. На следующий день он караулил ее с утра и с цветами. Вручил букет, сказал, что сейчас торопится на работу и что вечером будет ждать ее у входа в парк. На свидание она пришла из любопытства, а через неделю осталась у него. Потом они забрали ее вещи из родительского дома. Расписались, когда вот-вот должна была родиться Ирочка. К этому остается прибавить пять лет счастья. И какой-то негодяй хочет украсть ее счастье? Не бывать этому никогда! В запале Муза остановила машину посередине дороги (хорошо, хоть за городом, где транспорта мало) и повернулась к мужу со словами:

– Надо купить пистолет. Нет, два. Один тебе, второй мне.

– А тебе зачем? – вяло поинтересовался Валентин.

– Буду охранять тебя.

Он закинул руку ей на плечо, притянул к себе:

– Глупенькая. Кого из убитых спасли пистолеты, охранники, толстые стены и высокие заборы? Все, на кого покушались, покоятся на кладбище. Но меня не убили. Странно, да? Он стрелял четко в меня и не убил.

– Есть еще вариант, – была полна идей Муза. – Давай наймем детектива.

– Знаешь, сколько денег надо на детектива?

– У нас есть приличная сумма!

– Это же на новую мебель…

– Ты ценишь свою жизнь дешевле мебели?! – отстранилась она от мужа и заглянула ему в лицо. – Ненормальный! Лично мне мебель не нужна. И даже дом можем продать. И машину. Что там у нас еще ценное есть? Обручальные кольца, моя цепочка, серьги…

– Это ты ненормальная. А где жить будем?

– Мне все равно, – снова прижалась к нему Муза. – На даче у родителей поживем, потом ты построишь новый дом. А без тебя мне ничего не нужно, ничего! Я очень хочу узнать, кто это сделал. Вдруг он придет второй раз… и тогда…

Муза старалась держаться, но захлюпала носом.

– Ну, вот… – крепче прижал Валентин жену. – Не переживай, все образуется… Я совсем забыл… Разворачивай машину! Мне же к следователю!

– Не верю, что следователь будет разбираться, – круто разворачивая автомобиль, сказала Муза категоричным тоном. – Наши органы только жиреют в кабинетах.

– Он худой, – мягко возразил Валентин, кисло улыбнувшись.

– Значит, ему платят мало, потому что он плохой следователь.

– Другого у нас нет.

– Посмотрим, что он собой представляет, – с угрозой произнесла Муза.

Валентин покосился на нее и снова улыбнулся. Пройди он тогда мимо остановки – и жил бы до сих пор один. Как угадал, что эта невысокая, хрупкая на вид почти девочка нужна ему? Случаются иногда парадоксы. Муза и сейчас выглядит как девчонка. Правда, характер у нее крепкий, она не размазня. За последние двое суток лишь встреча с женой принесла радость. Но событие в гараже оставалось главным и непонятым.

Щукин уже готов был сам ехать к потерпевшему, потеряв надежду дождаться его. Но вот в кабинет кто-то робко постучал, затем вошли Валентин Самойлов и… смуглая статуэтка с черными волосами ниже плеч и синими глазами. Да, необычно смотрелись синие глаза на смуглом лице. Щукин остановил на ней вопросительный взгляд.

– Это моя жена, – понял немой вопрос Валентин.

– Очень приятно, – сказал Щукин, чтобы смягчить следующую фразу: – Подождите мужа в приемной.

Статуэтка пыхнула, однако оставила их одних.

Муза оглядела коридор, который следователь назвал приемной, недовольно фыркнула и уселась на один из стульев. Коридор пустой. Подумав, Муза подобралась к двери, прислушалась. Ничего не слышно! Как бункер! Раздосадованная, она вернулась на место.

– Присаживайтесь, – предложил Щукин, указав ладонью на стул.

Валентин сел напротив, с напряжением ждал, что скажет человек, в руках которого его жизнь. А тот вдруг спросил:

– Я забыл, сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

– А жене?

– Двадцать девять… Это имеет значение?

– Все имеет значение, – многозначительно произнес Щукин, хотя возраст супругов действительно не относился к делу. А напряженность Самойлова значение имела: не пойдет беседа – не выяснится ничего существенного. Архип Лукич предпочитает сначала расположить к себе человека, чтоб тот доверял ему, а потом уж он приступал к опросу. Кстати, незначимые вопросы способствуют размягчению атмосферы. – Вспомнили что-нибудь?

– Вы разговариваете со мной так, будто это я стрелял, – хмуро сказал Валентин, но не грубо. – Что я должен был вспомнить?

– Кто и почему мог стрелять в вас?

– Да, я думал об этом. Постоянно думаю. И… ума не приложу, кто это был.

– Вы занимали крупные суммы?

– Конечно, занимал. Однако на данный момент у меня долгов нет.

– Понимаете, Валентин, вы должны откровенно отвечать на все мои вопросы, даже неприятные для вас, а такие будут. Я обещаю, что ваши откровения останутся в этом кабинете. Обратите внимание, я не веду протокол…

– Думаете, утаиваю от вас свои грешки? – обиделся Валентин. – Вы же наверняка считаете, будто я что-то натворил, кого-то обобрал…

– Но ведь на вас покушались, – мягко и одновременно с нажимом поставил его перед фактом Щукин. – Согласитесь, покушаются далеко не на каждого жителя нашего города. Должны быть причины. Или мотивы, как у нас говорят.

– Я не дуб, что к чему, понимаю. Если бы знал причины, так бы и сказал: этот меня ненавидит за это, а тот за то. Я, извините, заинтересован остаться в живых, а сейчас у меня нет уверенности, что тот человек не придет второй раз.

– Убедили, – сказал Щукин. – А вы уверены, что стрелял мужчина?

Валентин явно озадачился. Было видно, как он как бы прокручивает пленку фильма с покушением на себя, припоминает детали. Наконец он встрепенулся:

– Это был мужчина.

– Точно? – с сомнением спросил Щукин. – Вы утверждали, что тот человек был одет в длинный плащ и шляпу и что лица его вы не видели.

– Это был мужчина, – повторил Валентин. – Не знаю, как объяснить… поступь, движения, фигура были мужские.

– Но вы же его плохо разглядели, – подлавливал его Щукин.

– На что вы намекаете? – вспыхнул Валентин.

– Вы молодой и красивый мужчина, наверняка нравитесь женщинам. Не могла ли отвергнутая вами женщина…

Валентин расхохотался, в его хохоте ясно слышалось отрицание подобной версии. Смеялся Валентин недолго, после чего твердо сказал:

– Пять лет назад я расстался со всеми женщинами. Когда женился. Что же они раньше не отомстили мне, неверному?

Что ж, версия разбилась в пух и прах. Но так же не бывает, чтоб стреляли без причины! Щукин скрыл разочарование, протянув лист и авторучку Самойлову:

– И все же… вот, возьмите… – Валентин все взял, приготовился писать. – Напишите имена и фамилии всех ваших знакомых, друзей, включая женщин.

– Моих друзей подозревать… глупо. – Валентин положил авторучку на стол, отказываясь кляузничать. – Извините.

– Пишите, – настойчиво сказал Щукин. – Я же не советую, как вам строить дом? Разбираться, виновны или не виновны ваши друзья, наша работа. В вас стреляли, мы обязаны проверить всех, кто вступал с вами в контакт. Иногда результаты проверок удивляют потерпевших. Так что пишите, Валентин, пишите. Не забудьте адреса и место работы. Можете курить.

Нехотя Валентин взял авторучку. Щукин подошел к окну, вдохнул запах акации и повернул голову в сторону Самойлова, с интересом изучая его профиль, фигуру. Сейчас мало встретишь молодых мужчин, от которых веет прочностью, чаще веет порочностью или же бесхребетностью. Валентин излучал прочность, основательность, силу. Это неважно, что в данную минуту он был растерян и напуган, другой бы на его месте не дожил до седьмого выстрела – умер бы от разрыва сердца. Просто сейчас ему трудно пережить внезапное, ни на чем не основанное покушение. Хотя так ли уж ни на чем не основанное? Сам Валентин не помнит, с кем у него были серьезные трения. А родственники? Интересно, что они о нем знают?