Белая кошка в светлой комнате - Страница 10

Василиса встала, умылась, еще ничего не подозревая, расплела косу, чтоб расчесаться… да как завизжит! Маманя от печки вмиг примчалась:

– Доня, чего стряслось?

– Волосы… – бормотала та, вынимая прядку за прядкой. – Что это?

– Лысеешь ты, Васька! – торжественно произнесла Дарья. – Фрол Пахомыч на тебя лысую даже не поглядит!

Василиса подняла на нее глаза и… догадалась, кто лысение ей устроил:

– Это ты?! Маманя, она мне отомстила… Ах, ты…

Дарья слетела с кровати и бегала вокруг мамаши, Васька бегала за ней, норовила ударить. Когда и маманя догадалась, что произошло, принялась охаживать младшую дочь полотенцем. Дарья забилась в угол, хохоча от удовольствия и закрывая голову руками. Внезапно Васька выхватила полотенце из рук разъяренной матери и, вместо того чтоб врезать сестре, сказала:

– Будет, маманя! Я все равно собиралась поменять прическу.

Василиса оделась, больше не сказав сестре ни слова упрека, ушла, а вечером… У папани ложка выпала – ведь явилась она, когда ужинали. Васька остригла волосы по плечи и сделала завивку. И до того красивая стала, что Дарья полночи уснуть не могла. Зря она старалась обезобразить сестру. Конечно, ухажер Васьки постарался – парикмахер Штепа. Ему Дарья разбила окно камнем, на том и успокоилась.

Дни текли однообразно, на любимое занятие – чтение оставалось мало времени, но Дарья теперь чаще читала ночами. В книгах столько было интересного, что зачитывалась, случалось, до зари. Утром шла к Самойлову, делала домашнюю работу и возвращалась домой. Зато дома ни за что не бралась, отвечая на все попреки:

– Я работаю? Работаю. Деньги вы отбираете? Отбираете. Неча меня попрекать.

Брала книгу и садилась читать возле лампы. Часто бывало такое: Василиса прибегала на квартиру Самойлова и… предлагала Дарье отдохнуть. Она, мол, согласна помочь, времечко выдалось потому что свободное, а ключ потом домой занесет. В такие дни Дарья вновь любила сестру, корила себя за проступки перед нею и отправлялась к своим книжкам, пока однажды…

Василиса все меньше прибегала помочь сестре. Дарья приспособилась к работе: быстро вымоет полы, постирает, а готовит с книгой в руках. Еда варится, а она упивается приключениями и путешествиями. Книжки у Фрола брала из шкафа, особенно любила с хорошим концом. Как-то сделала она всю работу, пришла домой, помылась в корыте, поужинала и обнаружила, что книгу-то позабыла в квартире! Изнывая от интереса – что ж там дальше написано, – Дарья побежала к Самойлову. На робкий ее стук Фрол не ответил, она подождала, а потом открыла своим ключом, полагая, что хозяин еще не вернулся домой. Едва попав в прихожую, сразу узнала голос сестры, услышала странное копошение. Дарья на цыпочках подкралась к двери – в ней зачем-то окошечки были сделаны со стеклами – и без труда заглянула в комнату. То, что она увидела, потрясло ее не меньше, чем приключения в книгах. Нет, больше!

Ее сестра лежала голая на диване, обхватив ногами Фрола, тоже голого, который лежал на ней. Оба часто вздрагивали, можно было подумать, что они хотят освободиться друг от друга, но что-то мешает им это сделать, а Васька не то смеялась, не то всхлипывала, и лицо ее было перекошено от боли. Дарья открыла рот, чтоб закричать, позвать на помощь… но вдруг губы Фрола и Васьки слились, на какой-то миг два тела замерли, а потом с новой, неистовой силой забились в судорогах. Дарья догадалась, что страдания и судороги вызваны обоюдным желанием, им нравится вот так бесстыдно лежать и биться в припадках. А еще она поняла значение слов Васьки «не устояла б», «я теперь знаю, что бабе от мужика надобно».

К своим четырнадцати годам Дарья знала немного о мужчинах и женщинах, ее влекла тайна между полами, но что конкретно происходит – она понятия не имела. Ответы искала в книжках, да только там об этом не писалось. Вернее, писалось так, что понять было невозможно. Дело заканчивалось поцелуями, от этого, думала Дарья, видно, и получаются дети. Не раз слышала о насилии, мол, мужик девку изнасиловал, а что ж такое произошло на самом деле, в чем суть, не догадывалась.

Глядя сейчас из прихожей на сестру и Фрола Самойлова, она поняла, что это делают по согласию и нестерпимому желанию. Их желание передалось и Дарье, отчего у нее закачалось все перед глазами, в теле появилась сладкая истома, и ей захотелось быть там, на месте сестры. Она страшно испугалась себя, попятилась, потом выскользнула из квартиры, даже забыв запереть на ключ дверь.

Не добежав до дома, Дарья присела у дерева на корточки, натянув на колени юбку, отерла потный лоб и зажмурилась. Перед глазами плавали два голых, плотно прилипших друг к другу и судорожно вздрагивающих тела. И лица: сестры – искаженное мукой, а Фрола – жадное. Картинка расплывалась, потом снова появлялась, в какой-то миг Дарья увидела в ней не сестру, а себя… стало противно до тошноты. Она тряхнула головой и поежилась, потом сосредоточилась на Василисе.

Что же получается? Васька специально бегала к Самойлову! А Дарье говорила, будто пришла помочь ей прибраться. Она задумала лечь под него, поэтому подсунула ему Дарью в домработницы, чтоб самой бывать у Фрола. Потому старалась умаслить младшую сестру и даже не отлупила ее за отрезанные волосы! Вот, значит, какая она хитрющая – добилась своего, прячась за спиной сестры. Хитрая и лгунья, а лгунья потому, что делала все тайком.

– Ну, Васька, – встала Дарья и отряхнула платье, – даром тебе это не пройдет.

Больше она не пускала сестру к себе на кровать, когда та ночевала у родителей, мол, тесно вдвоем, а на самом деле брезговала. Едва та появлялась, Дарья видела одно: два тела, пот, вздрагивания… И сразу картинка менялась – Дарья становилась Василисой, по ее собственному телу пробегала дрожь, ее кидало в жар, а внутри непонятно и тоскливо ныло. Как бы она хотела избавиться от наваждения, причиной которого стала Василиса. Во всем этом чувствовалась необъяснимая гадость, посему, стоило Ваське прикоснуться к сестре, Дарья отскакивала от нее, как от прокаженной.

– Чудная ты какая-то стала, – улыбалась та.

Правда, теперь Васька ночевала у родителей редко, а похорошела… дальше уж некуда. Папаня и то заметил:

– С чего это тебя эдак расперло? Соки аж брызнут скоро.

– Да что вы такое говорите, папаша, – смутилась Васька, очищая за ужином картофелину. – Я ж на хорошем месте работаю, платят неплохо.

Ложь! Васька всех опутала ложью. За это Дарья ненавидела ее, хотела делать только назло сестре. Беря из миски вареную картошку, она вдруг спросила:

– Мамань, папань, кто такие потаскухи?

Все и замерли, а Дарья во все глаза изучала сестру. Она уже имела представление о потаскухах, ибо после увиденного на квартире Самойлова сильно интересовалась данным вопросом у соседских пацанов и девчонок, из которых кое-кто оказался подкованным.

– Вот ща как тресну ложкой по лбу! – пригрозил отец.

– Ты че такое спрашиваешь, бесстыдница? – всполошилась мать.

– А что? – прикинулась Дарья дурочкой. – Некоторых женщин люди называют… потаскухами, – и покосилась в сторону сестры. – Шибко знать охота: кто это такие?

– Это женщины легкого поведения, – выпалила мать.

– А ты, Васька, у нас легкого поведения или тяжелого? – не унималась Дарья.

– Спортилась наша Дашка, – укоризненно покачала головой Василиса.

Каково, а? А Васька, выходит, святая!

– Мать виновата, распустила Дарью, – вздохнул отец.

Подобные вопросики она придумывала каждый день – это была маленькая месть сестре за то, что подло с ней поступила. А потом…

– Потом сюжет круто изменился, – после паузы продолжила рассказ Дарья Ильинична. – Я не представляла, куда заведет меня моя ненависть, а сестру ее страсть. Впрочем, ненавистью мои тогдашние чувства нельзя назвать, это был протест против лжи и грязных шашней. Ненависть пришла чуть позже, и не ко мне, а к Василисе. Началось все с ареста полковника Огарева. Как его арестовали, мы не видели, полковника забрали ночью, а утром об этом ходило много слухов. Да и Елена Егоровна стала на себя не похожа. Вам знакомо такое: когда вы не виноваты, но чувствуете себя перед всеми виноватым?