Белая горячка. Delirium Tremens - Страница 55

– Приходят люди в Храм, одержимые бесами и дьяволом. И уходят исцеленными. На их место приходят другие одержимые и тоже исцеляются. И нет конца потоку. И не будет. Потому что каждое мгновение рождаются сотни человеков. И с рождением каждого в нем рождается дьявол. И ни у одного человека не достанет сил, чтобы исцелить каждого. Поэтому, уходя отсюда, передавайте другим о сотворении Храма любви к дьяволу в душе каждого живущего. И каждого рождающегося. Тогда каждый станет источником любви. И не останется в мире ненависти. Не скоро это произойдет, ребята, ой не скоро. А собственно говоря, что путное может произойти скоро?.. Но идти надо. Чтобы пройти путь, его надо начать. Поэтому вперед, дети мои, вперед, падлы. Я, Мэн, волей пославшего меня ставлю вас в начало пути. От ненависти к любви.

И тогда из толпы вышел ветхий консерватор, не верящий в нынешние дела, а верящий в раньшие слова. Консерватор, который при виде восходящего Солнца требует дополнительных доказательств восхода.

– Почему ты учишь нас, почему говоришь слова, не сказанные ранее, почему делаешь дела, не деланные ранее? Почему нарушаешь привычный ход вещей? Чем докажешь верность твоего учения, твоих слов, твоих дел?

И все собравшиеся, услышав слова консерватора, усомнились тоже. И дьявол в них снова начал оживать и, расправляя косматые плечи, нетерпеливо облизываться.

Усмехнулся Мэн:

– Не ты первый задаешь этот вопрос. И не мне первому. Я не могу предоставить тебе документ, подтверждающий истинность моих учения, слов и дел, на котором стояла бы божественная печать. Как не смог предоставить его мой предшественник. Распятый и распинаемый на миллионах крестов. Но скажу тебе так: каждый человек послан на Землю Богом. На каждом лежит Его потенциальная благодать. И если ты веришь в Него, то поверишь и в меня. Как в одного из посланных Им. Он завещал вам любовь. И я говорю то же. Итак, идите и делайте любовь к человеку. И сидящему в нем дьяволу. А если кто и не верит, пусть все равно идет. Ибо, если вера без дел мертва, то дела без веры существуют. И пусть отдельные из вас отрицают Господа, а заповеди Его считают всего-навсего правилами общежития, соблюдайте их. Потому что в них дела, помимо вашего неверия, угодные Господу. И тогда дела породят веру. А вера породит дела. Чешите, мужики, и помните, что я вам сказал. И сделайте первый шаг к творению…

И все поверили. Кроме этого охламона-консерватора.

– Видишь ли, – сказал охламон-консерватор, – ты все время говоришь о творении. Мы видели то, что ты сделал здесь, и слышали о других твоих делах в других местах. Но подобное уже совершал Иисус. Но он говорил о спасении. И принес себя в жертву во имя спасения человека. Поэтому-то мы и поверили в него. И в спасение человеков. Готов ли ты принести себя в жертву? Чтобы мы поверили в тебя. И в творение человеками… – И охламон-консерватор смиренно отступил.

– Я ждал этого, – усмехнулся Мэн. – Что ж, жертва – одно из дел, без которых вера мертва. Человекам нужны трупы. – И он посмотрел в небо. – Да не минует меня чаша сия… – И повернувшись к людям, спросил: – Где вы хотите, чтобы я принес себя в жертву?..

– Где обычно, – отвечали ему, – на Голгофе. На развалинах Храма.

– Куда ходим мы молиться Яхве, – сказали иудеи.

– Куда ходим мы служить Иисусу, – сказали христиане.

– Куда ходим мы славить Аллаха, – сказали мусульмане.

А атеисты промолчали. Потому что им было глубоко до фени, кто кому молится, кто кому служит и кто кого славит. Они ни в кого не верили, никому не молились и служили только себе и себе подобным. За что их не любили представители всех религий и всех конфессий, придерживаясь точки зрения, что неверующих нужно непременно обратить в какую-нибудь веру. А если таковая задача окажется невыполнимой из-за общеизвестной упертости атеистов, то их с такой же непременностью нужно уничтожить, чтобы избавиться от остатков неверия на Земле. И такая возможность им представилась. В Моссаде окопались атеисты, отстаивая свою веру в безверие.

35 И ученики обратились к Мэну с просьбой повременить с собственным жертвоприношением. И вместе со всеми отправиться в Моссаду.

– Для чего хотите идти в Моссаду? – спросил Мэн.

– Чтобы утвердить веру Господню, – хором ответили ученики.

– Хорошо, – сказал Мэн, – пошли. И все вместе, хором, со всеми верующими, походным маршем пилим в Моссаду.

И вот по дороге из Капернаума, через Вифсаиду, по западному берегу Иордана, через Иерусалим боголюбивое воинство двинулось на опору безбожников, крепость Моссаду. И впереди шли Мэн с учениками. В Иерусалиме иудеи молились у еще дымящихся остатков Храма. Мусульмане уткнулись задницами в небо напротив мечети Аль-Акса. Христиане со всех концов земли щелкали полароидами и стрекотали видеокамерами в тех местах, где побывал Иисус. И когда вооруженные отряды во главе с мэновской компанией проходили мимо, все радостно приветствовали их и призывали их раз и навсегда покончить с безбожниками, нашедшими опору в Моссаде.

И вот, получив благословение от священнослужителей всех религий, в том числе и от языческих римских жрецов, святое воинство свернуло к Мертвому морю. И в северной его оконечности их настиг вечер. Солнце медленно свалило за Иудейские горы. Наступила прохлада. И время ночлега. Были поставлены шатры, разожжены костры. Но нечего было насадить на вертела, нечем было утолить жажду. Ибо слева было самое мертвое Мертвое море. А справа – самая пустынная Иудейская пустыня. И все с надеждой смотрели на Мэна. А он сидел на пригорке, смотрел в сторону исчезнувшего Солнца и, казалось, не ощущал ни голода, ни жажды. И обступили его ученики и воины всех вероисповеданий с тем, чтобы Мэн совершил чудо и накормил их, а также и напоил. Дабы у них достало сил, чтобы дойти до Моссады и сразиться с людьми, отвергнувшими Бога. Или не знавшими Его.

И встал Мэн и посмотрел сначала в сторону исчезнувшего Солнца, потом глянул на звездное небо, как бы ожидая одобряющего слова Господа, но не услышал ничего. Тогда он повернул голову в сторону самого мертвого Мертвого моря, которое не могло ни накормить, ни напоить человека. Неподвижна была его поверхность. Соль сковала движение воды и подавляла любое проявление жизни в своих глубинах. Но под взглядом Мэна вдруг всколыхнулась его поверхность. Со дна потянулись мучнистые водоросли, всплеснула хвостами неведомая рыба. И вот уже водоросли выползли на берег, превращаясь в хлеба. Множество рыб забилось в неведомо откуда появившихся сетях. Вода моря стала чистой, прохладной и сладкой. Настолько чистой, прохладной и сладкой, что одного ее глотка оказалось достаточно, чтобы утолить жажду. Насытившись и напившись, разнородно-святое воинство пало на колени и возблагодарило Бога (Богов) за знак своего расположения к делу, которое им предстоит совершить.

– Успокойтесь, – сказал им Мэн, – вот сидите вы тут, люди разных вер, и благодарите Бога за то, что он дал вам воду и пищу. Чтобы вы выступили в Его защиту. И не думаете, нужна ли ему ваша защита. Господь дал вам воду и пищу не для поощрения. А чтобы утолить ваши голод и жажду. Потому что каждый из вас – дитя Божье. И не оставит Бог детей своих без призрения. Несмотря на веру их. – Помолчал Мэн несколько секунд, а потом добавил: – Или безверие…

Глубоко вздохнуло небо, серп луны превратился в круг, вспыхнули звезды. Замерли воины, пораженные необычной жизнью неба, луны и звезд. А когда небесная жизнь утихомирилась, все уже крепко спали вокруг затухающих костров.

И только Мэн сидел на пригорке и смотрел теперь уже на восток. В сторону Иорданских гор, из-за которых вскорости должно было вывалиться Солнце.

– Ну, Мэн, – обратился он к Господу, – что прикажешь делать?

– А почему я тебе должен что-то приказывать? – брюзгливо ответил Господь. – Это твое дело. Делай, что считаешь угодным Мне. А я уж потом определю степень этой самой угодности. О, Господи, – сказал Он, – каким чудовищным языком я заговорил. Впрочем, ты меня понял. Делай, как надо делать. А я тебе подам знак, если где-то что-то в какой-то степени не совсем соответствует моим взглядам на мнеугодность. И не обращай внимания на общественное мнение… Истинно я говорю? – спросил Сам Себя Бог и Сам Себе ответил: – А когда я говорил неистинно?..