Белая дорога - Страница 10

Сенет так и сделала, и рог, гладкий и теплый от дыхания колдуна, завибрировал у неё в ладони.

Несмотря на то, что глаза её были закрыты, она ощутила сначала вспышки света, а затем её словно приподняло и вынесло сквозь отверстие в дымоходе наружу.

Вереница образов пронеслась в её мозгу — смутные проблески рыжей степи, горы, менее изрезанные, чем те, что защищали ее фей’таст, и широкий блик света на бескрайней глади воды.

Великое Озеро возле тирфейского города под названием Вольд. Много лет тому назад она пересекала долину, будучи всадницей Эбрадоса, и ей пришлось пробираться ночью через этот спящий город. Она до сих пор ещё могла вспомнить его запахи и грязь. Но Озеро! Ей никогда не доводилось видеть зрелища краше, чем тогда, стоя на берегу в сиянии полной луны.

Однако магия Турмая увлекла её вперед, всё дальше и дальше от знакомых мест, по лесам и полям, и по массе воды, после которой Великое озеро стало казаться всего лишь лужей.

— Море, — прошелестел в сознании голос колдовского у’лу. — Мой народ когда-то жил по его берегам, пока светлокожие люди не прогнали нас в горы. Мы были мореходами и рыбаками, и крики прибрежных чаек всё ещё тревожат нас по ночам.

Песнь ул’у достигла странных тревожных высот, похожая на крики тех белых птиц, что ей виделись кружащими над гладью озера.

— Здесь и там — всюду, куда хватает взор — простирается твоя исконно родная земля, Сенет, дочь Матриель.

Они миновали гористый остров, и затем по морю снова достигли земли, напоминавшей её родину лишь цепью гор, возвышавшихся на фоне тёмного синего неба.

— Ауренен, — голос Белан донёсся до неё откуда-то издалека.

Кусок суши между горами и морем был высохшим и белесым, словно старая кость.

Колдовство Турмая повлекло ее в город на берегу. Крошечные домики со знакомыми куполообразными крышами были похожи на куски белого мела, разбросанного по песку вдоль побережья.

— Бледное дитя находится здесь.

— Вы можете показать мне его?

— Я не могу его видеть, однако чувствую его присутствие, будто смутное пятно в моём сознании.

— И в моих видениях не видно его лица, Кирнари, — прошептала Белан. — Там какая-то магия, сквозь которую я не в силах прорваться. Однако могу утверждать, что, он мал, как ребёнок и не имеет крыльев.

— Но это точно, что в его жилах течёт наша кровь? — пробормотала Сенет.

Кровь Первого Дракона, того самого, от которого произошли все ’фейе, и что так ярко проявилась в её народе, дав им исключительную магическую силу.

С того момента, как они обосновались здесь и стали заключать браки между собою, появилось уже несколько детей, имеющих от рождения на спинах зачатки крыльев, или глаза цвета лунного блеска стали.

Как бы ни было, в один прекрасный день тёмные маги Тирфейе раскрыли тайну своей крови, и нашли способ использовать её для создания тайан’джилов, чья способность к исцелению превосходила всё виденное когда-либо прежде.

Конечно, за многие века, пока чужаки использовали чудесный эликсир, созданный магами при помощи существ с белой кровью, слухи расползлись невероятно. Путь, по которому он доставлялся в великие державы, прозвали Белой Дорогой, хотя никому не было достоверно известно о ней.

— Да, в этом нет никакого сомнения, — ответила Белан. — Однако она не совсем чиста. Что-то не правильно.

Не чистая кровь. От этих слов сердце Сенет забилось сильнее.

— Чтобы попасть в Ауренен, потребуется не один месяц, — призадумалась она в тревоге. Кто знает, какие бедствия могут произойти к тому времени? И невозможно предугадать, насколько силён этот загадочный тайан’джил, однако беспокойство, не покидавшее её с тех самых пор, как она увидела появившуюся перед ней Белан, теперь только усилилось.

Если тайан’джил, порождение нечистой крови, как-нибудь навредит ауренфейе, несмываемый позор ляжет на неё и её клан. И все эти века, что пролегли пропастью между ними и их ауренфейскими потомками ничего не изменят. Увы, атуи не отменить из-за времени или пространства. А значит на этого тайан’джила следует предъявить права, и значит Эбрадосу предстоит новый путь — и неважно, сколько продлится поход и насколько опасен он будет.

Так они поступали всегда — это был способ выжить, с тех самых пор, как столетия назад Хазадриэль привела избранных на безопасный север. Это было и делом чести, и тяжким бременем Эбрадоса, охраняющего Белую Дорогу, и не было иного пути.

Постепенно видение растаяло и раскалённый тяжелый воздух вновь обступил её со всех сторон.

— Спасибо, друзья мои, — сказала она, желая поскорее снова очутиться снаружи.

Однако нечто, засевшее в подсознании, не давало ей покоя с тех самых пор, как Белан впервые привела к ней колдуна.

— Турмай, почему ты видишь этого ребенка? Он же не имеет ничего общего с рета’ноями?

Старик пожал плечами.

— Видения посылает Мать. Я всего лишь следую им.

Его пальцы двигались по у’лу, чётко следуя рисунку.

— Всё записано здесь, весь предначертанный путь. А значит, мне предстоит отправиться вместе с вашими искателями.

Сенет поглядела на него изумленно. Насколько ей было известно, рета’нои никогда не покидали свою долину. И опять, в который раз, они остались себе на уме и не дали ответа. Но кому ведомы их пути-дороги? Кроме того, подумалось ей, столь мощный колдун станет несомненным подспорьем в поисках.

— Благодарю, друг мой.

Выйдя из хижины, она натянула рукавицы, на пару секунд прикрыла глаза, ослепленная сверканием снега, и сделала глубокий вдох. Судя по тому, как сдвинулось в небе солнце, прошло не более часа.

Её волосы и одежда провоняли запахами колдовского жилища.

Вскочив на свою косматую кобылку, она направила её вниз, через деревню рета’ноев, а потом послала в галоп по дороге, занесенной снегом, спеша навстречу свежему ветру, бьющему прямо в лицо.

После того, как Белан и Кирнари удалились, Турмай сидел ещё какое-то время неподвижно, уставившись на огонь. Его пальцы снова и снова пробегали по узору, означавшему предстоящий путь: баланс должен быть сохранен. Время пути — от ворот рождения до ворот смерти — определяет Мать, и эти пути текут, подобно реке, только в одну сторону. Но бледное дитя нарушило этот порядок. И Мать пребывала в гневе.

Он невесело погладил свой у’лу. То был прекрасный инструмент. Сколько исцелений он совершил с ним, сколько рождений, да и менее волшебных вещей, когда это было необходимо. Этот инструмент у него уже почти десять лет, и всё время ждал этого часа, когда придет пора обратиться к пророчеству, записанному в его узорах.

Ни один колдун не делает у’лу сам. Нет, обычно ты ищешь пустотелую ветку или деревце, достаточно большое, чтобы хорошо звучать, лучше всего — выеденное муравьями. Затем несёшь его самому древнему колдуну, которого только можно сыскать, и лишь он создаёт из него инструмент и даёт ему голос.

Этот был сделан стариком, имевшим видения, и который вложил их в кольцеобразный узор у’лу и спел песнь Огня, а затем бросил новорожденный рог через пламя, чтобы ты, поймав его, ухватил часть судьбы, отмеченную этим у’лу. После того, как этот отрезок судьбы будет пройден, инструмент сломается. И настанет время для нового у’лу и новой судьбы.

На этом у’лу старый колдун Рао, который теперь уже давно мёртв, нарисовал кольцо, какого Турмай не встречал за всю свою жизнь, да возможно и никто не видывал прежде. Это кольцо объединяло те самые отпечатки, что обозначали Странника, Объединителя и Многодетного Отца. И даже сам Рао не знал, как называется это кольцо, и зачем Мать послала ему его в виденьях.

— Узнаешь, когда наступит срок, — сказал колдун, пожимая плечами.

К настоящему времени проявил себя только Многодетный Отец: и в нём самом, и для всех тех детей, которых он наиграл в чресла мужчин и животы женщин во время Лунных карнавалов.

Однако он не был ни странником, ни объединителем, а потому этот у’лу всё ещё цел. Но с тех пор, как в его видениях возник этот белый ребенок, можно было не сомневаться, что срок его уже не долог.