Белая чума - Страница 4

Неужели что-то стоило того?

Даже воссоединение Ирландии, о котором он молился по праздникам, – могло ли оно оправдать этот акт?

Согласно статье в «Экзаминере», ответственность на себя взяла отколовшаяся группировка ИРА, так называемые «Непримиримые». У Броудера были друзья в Ирландской Республиканской Армии. Один из его товарищей по учебе делал для них взрывчатку. Понять симпатии студентов колледжа было нетрудно. Они хотели, чтобы британцы убирались.

ПРОКЛЯТЫЕ БРИТАНЦЫ!

Броудер чувствовал, что разрывается между своими симпатиями к республиканцам и потрясением от того, что эти люди натворили в Дублине. Тридцать одна смерть. Семьдесят шесть покалеченных и раненых. И все потому, что кое-кто в нижней палате парламента, по сообщениям, колебался, поговаривая о «компромиссе». С британцами не может быть никакого компромисса. Никогда!

Но решат ли бомбы хоть что-нибудь?

На его газету упала тень. Броудер поднял глаза и увидел Кети О'Хара, стоящую тут и смотрящую на него сверху вниз. Он поспешно вскочил, уронив с колен учебник по анатомии и упустив часть своей газеты. Стивен смотрел на Кети сверху, неожиданно сообразив, что намного выше ее, больше, чем на голову.

– Вы Стивен Броудер, не так ли? – спросила она.

– Да. Да, это я.

У нее восхитительно мягкий голос, подумал Стивен. И внезапно он понял, насколько это ценно для медсестры. Это был успокаивающий голос. Он придал ему храбрости.

– А вы Кети О'Хара, – умудрился выговорить Стивен.

Она кивнула.

– Я видела, вы читаете про этот взрыв. Тот, что в Дублине. Как это ужасно!

– Это так, – согласился Стивен. А потом, пока не растерял мужества: – Вы должны сейчас возвращаться на занятия?

– У меня только несколько минут.

– А когда вы заканчиваете? – он знал, что покраснел, задавая вопрос.

Кетлин потупила глаза. «Какие у нее длинные ресницы», – подумал Стивен. Они лежали на ее щеках, как перышки.

– Мне бы хотелось вас увидеть, – сказал он. И это была истинная правда. Стивен не мог оторвать от нее глаз.

– Меня ждут домой к половине пятого, – ответила Кетлин, глядя на него.

– Возможно, мы могли бы выпить чаю по дороге.

– Тогда встретимся здесь после занятий? – предложил, Стивен.

– Да. – Она улыбнулась и присоединилась к своим подружкам.

Одна из студенток-медсестер, наблюдавшая за этими двумя, шепнула приятельнице:

– Господи! Я так рада, что это наконец-то произошло.

Джон Рой О'Нейл, проснувшись, увидел находящегося рядом с ним священника и врача, стоявшего в изножье кровати. Он мог ощущать кровать под собой и запах антисептика. Значит, это больница. Доктор был высокий пожилой человек с сединой на висках. Он был одет в зеленый уличный жакет, в кармане его был стетоскоп.

– Почему я тут? – удивился Джон.

Он видел, что это была больничная палата. Здесь стояли другие кровати с лежащими на них фигурами. Это была совершенно безличная комната, место, умышленно оформленное так, чтобы сводить на нет личность обитателя. Словно некто постарался, сознательно и с огромной долей ненависти, сотворить место, не отражающее человеческого тепла. Если бы эту комнату охарактеризовать одним предложением, то получилось бы что-то наподобие «вы здесь надолго не задержитесь».

Джон попытался глотнуть. Горло его болело. Ему снилась Мери. Во сне она уплывала прочь от него в огромное синее водное пространство. Движения ее не сопровождались звуком, даже когда он видел, как плещется вода.

– Я иду за детьми, – сказала Мери. Джон слышал сказанное, но плавание ее было по-прежнему беззвучным.

Во сне сама собою пришла мысль: «Ну конечно. Она должна идти за детьми. Она будет им нужна».

Во сне он мог чувствовать сознание Мери, словно это было его собственное. Ее сознание казалось необычно прозрачным, словно вследствие лихорадки.

– Я не могу ощутить своего тела, – сказала она. – Бедный Джон. Я люблю тебя.

Потом он проснулся, глаза его горели от слез. А тут еще священник с врачом. Это было зеленое помещение с запахом карболки, сильно отличающееся от его воспоминаний об американских больницах. Вокруг суетились сестры в чепцах. Когда одна из них увидела, что Джон проснулся, то заторопилась прочь. Штора над единственным высоким окном слева от врача была поднята. Снаружи было темно. Значит, была ночь. Свет исходил от неприкрытых электрических ламп, свисавших с высокого потолка на длинных проводах. Доктор изучал термограмму, прикрепленную на шнурке в ногах кровати.

– Он проснулся, – сказал священник.

Врач позволил термограмме упасть и повиснуть на своем шнуре. Он посмотрел вдоль кровати на Джона.

– Мистер О'Нейл, с вами все будет в порядке. К утру станете как огурчик. – Врач повернулся и вышел.

Священник наклонился к Джону.

– Вы католик, сэр?

– Католик? – Вопрос показался безумным. – Я… я… приход святой Розы… – А зачем, собственно, ему рассказывать священнику, как называется его приход?

Тот положил мягкую руку на плечо Джона.

– Ну-ну. Я все прекрасно понимаю.

Джон закрыл глаза. Он услышал звук передвигаемого по полу стула. Когда открыл глаза, увидел, что священник сел, приблизив к нему свое лицо.

– Я отец Девин, – сказал священник. – Мы знаем, кто вы, мистер О'Нейл, из ваших вещей. Вы случайно не имеете отношения к О'Нейлам из Кулани?

– Что? – Джон попытался приподняться, но у него начала кружиться голова. – Я… нет. Я не знаю.

– Было бы хорошо, если бы вы были в кругу семьи в такое время. Тело вашей жены опознали – по ее кошельку. Я не буду вдаваться в подробности.

«Какие подробности?» – удивился Джон. Он припомнил окровавленную кучку твида, но не смог привязать ее ко времени и пространству.

– Скверные новости я вам принес, мистер О'Нейл, – сказал отец Девин.

– Наши дети, – Джон задыхался, цепляясь за надежду. – С ней были двойняшки.

– Ох, – сказал отец Девин, – ну что до этого, я не знаю. Прошло довольно много времени, и вся грязная работа была закончена, но… детишки были с ней, когда…

– Она держала их за руки.

– Тогда я бы не надеялся. Что за ужасное происшествие! Мы помолимся за души тех, кого вы так любили?

– Помолимся? – Джон отвернулся, задохнувшись. – Он слышал скрип стула и приближающиеся шаги. Женский голос сказал: «Отец…», потом еще что-то, чего Джон не смог разобрать.

Священник что-то тихо и невнятно пробормотал в ответ. Потом отчетливый женский голос: «Матерь милосердная! Сразу и жена, и двое малышей! Ох, бедняга».

Джон повернулся обратно как раз вовремя, чтобы увидеть уходящую медицинскую сестру с напряженно выпрямленной спиной. Священник стоял рядом с ним.

– Ваши жена и дети также были католиками? – спросил отец Девин.

Джон покачал головой. Он чувствовал головокружение и лихорадку. К чему эти вопросы?

– Смешанный брак, а? – голос отца Девлина, пришедшего к неверному заключению, звучал обличающе. – Ну что ж, тем не менее я не отвращаю вас от своего сердца. Останки забрали в морг. Вы можете утром принять решение, как поступить с ними.

«Останки? – подумал Джон. – Он говорит о Мери и двойняшках».

Вернулся врач и прошел с противоположной от священника стороны кровати. Джон повернулся к врачу и увидел, как рядом с ним, как по волшебству, возникла медсестра. На ней был белый передник поверх зеленого платья, а ее волосы были убраны под тугой чепец. Лицо ее было узким и властным. В правой руке она держала шприц.

– Кое-что, что поможет вам заснуть, – сказал врач.

Отец Девин произнес:

– Утром прибудут гвардейцы, чтобы поговорить с вами. Пошлите за мной, когда они уйдут.