Бэламнийская трилогия - Страница 218

Когда Эскаргот начал углубляться в невысокие горы, воздух заметно посвежел. Солнце клонилось к горизонту, и его лучи стали бледными и тусклыми, словно они не желали иметь никаких дел с пустынной каменистой местностью и отдавали предпочтение широкому лугу. В горах тоже чудилось нечто странное. Вполне возможно, это была игра воображения или игра света и тени, но скалы, расселины и округлые холмы очень напоминали части расчлененных тел великанов, разбросанные по равнине и оставленные здесь окаменевать и медленно оседать. Там тянулся горный кряж, похожий на ногу, наполовину ушедшую в землю. А тут возвышалась огромная холмообразная скала, которая вполне могла быть лысиной, отполированной дождями и ветром за много веков.

У Эскаргота было такое ощущение, будто он пробирается через кладбище, и он старался не наступать на камни, которые в его воображении превращались в древних великанов – если эти превращения происходили в воображении. В лучах заходящего солнца скалы отбрасывали густые длинные тени, и Эскаргот, крадучись, шел в относительной темноте, каждую минуту останавливаясь и напряженно прислушиваясь: он боялся, что гном или, скорее всего, ведьма почуют его приближение, заметят его собственную тень, ползущую по заколдованной земле.

Запах дыма теперь почти не слышался в воздухе. Ветер поменял направление и дул в сторону реки. Но Эскаргот по-прежнему видел дым, который поднимался над холмами и рассеивался на ветру, подобно пару. И он слышал теперь где-то впереди напевное бормотание, одинокий голос, звучавший то громче, то тише, а порой смолкавший. Эскаргот обернулся и с удивлением обнаружил, что находится на высоте нескольких сот футов над рекой. Он увидел «Зарю Норы», стоящую на якоре, и темную полосу леса на зелени лугов. Тело тролля лежало на прежнем месте, и над ним медленно кружили в небе с полдюжины крупных птиц.

Перед Эскарготом возвышалась похожая на замок скала, которая заваливалась набок, словно некогда решила упасть, а потом передумала. Она была расколота почти пополам, и сквозь трещину виднелось яркое голубое небо и далекие горы. У подножия скалы сгущался мрак, и Эскаргот протиснулся в расщелину и прислушался к напевному бормотанию, доносившемуся явно из-за скалы. Он тихо двинулся вперед, стараясь не наступать на камни и плотно прижимаясь спиной к темной каменной стене, круто уходившей ввысь. Достигнув конца расселины, он остановился и, затаив дыхание, осторожно выглянул наружу.

Внизу стоял гном – Эбнер Хелстром, или как там его звали, – производивший некие манипуляции над костром, горевшим на большом блюде. Рядом с ним лежала куча костей. Эскаргот увидел свою корзину, по-прежнему наполненную водорослями, но, похоже, не лилейными, а свежими водорослями из реки. Гном бубнил заклинания, размахивая посохом над костром, от которого по спирали поднимался дым, а потом наклонился, вытащил из корзины горсть мокрых грязных водорослей и опустил один болтающийся стебель в пламя.

Свою лошадь с телегой гном оставил на привязи на крохотной лужайке у подножия скалы, и лошадь уныло щипала там траву, время от времени поднимая голову и пугливо озираясь по сторонам, словно чувствуя надвигающуюся бурю. Похоже, запах дыма нравился животному еще меньше, чем Эскарготу, ибо всякий раз, когда гном опускал водоросли в пламя и над костром взлетало плотное темное облачко, оно вздрагивало, словно увидев парящего в воздухе призрака.

Футах в десяти от Эскаргота лежали сваленные в кучу кожаные сумки, несомненно набитые волшебными травами, зельями и, возможно, парой запасных брюк. Однако добраться до них, не обнаружив своего присутствия, возможным не представлялось. Если бы Эскаргот имел при себе один из пистолетов капитана Перри, он попытался бы пристрелить гнома на месте. Но оба пистолета перешли во владение гоблинов, и даже если бы у него были пистолеты, цель находилась не настолько близко и он стрелял не настолько метко, чтобы такая попытка увенчалась успехом. С камнем у него получится лучше, хотя камень, в отличие от пули, только приведет гнома в бешенство. Он может неожиданно наброситься на Хелстрома и попробовать размозжить ему череп действительно большим камнем, но по некотором размышлении Эскаргот решил, что подобный план обречен на провал. Гном увернется от удара, а потом превратит Эскаргота в жабу или еще какое-нибудь мерзкое существо, и ему придется прыгать обратно к субмарине и униженно извиняться перед Летой за то, что он снова все испортил. Он будет наблюдать и ждать, вот что он сделает. В прошлом необдуманные поступки никогда не приносили ему особой пользы.

Посему Эскаргот продолжал сидеть на корточках в тени, наблюдая за лошадью, которая беспокойно перебирала ногами и тихо ржала. Клубы дыма, поднимающиеся к небу и гонимые ветром, принимали странные и малоприятные очертания; время от времени один из них вдруг взвихрялся, сгущался и превращался в туманного призрака с распростертыми руками и с разодранным в беззвучном вопле ртом. Лошадь тоже видела призраков. Эскарготу ничего не мерещилось. Но если Эскаргот мог хотя бы отчасти объяснить сей ужасный феномен, то лошадь не могла – и несчастное животное билось на привязи, придавленной тяжелым валуном.

Дядюшка Хелстром поворошил угли, а потом аккуратно положил в костер кисть скелета. Эскаргот в ужасе смотрел, как костяная рука дернулась, подпрыгнула и скрючила пальцы, словно желая растереть угли в порошок. Над костром поднялось огромное темное облако, которое клубилось, корчилось и походило на сотканный из дыма череп с оскаленными зубами, который через несколько мгновений ветер разорвал в клочья.

Лошадь заржала. Эскаргот прицелился и бросил в нее камень размером с лимон, попав в круп. Лошадь завизжала, дернулась и галопом понеслась к широкому лугу, вырвав привязь из-под валуна.

Гном бросил в огонь следующую горсть водорослей, закричал и пустился в погоню, свистя, вопя и глухо постукивая по земле посохом. Еще прежде, чем оба они скрылись за скалами, Эскаргот прыгнул к сумкам гнома. Затаптывать костер и разбрасывать водоросли скорее всего не имело смысла. Гном просто разожжет огонь снова. Но возможно, в сумках есть что-нибудь такое…

Эскаргот рывком открыл первую, но не нашел там ничего, кроме очередной порции костей. В другой лежали сушеные травы и полусгнившая голова сазана. В третьей, помимо пары старых книг и расплющенной в блин шляпы, находилась деревянная шкатулка с закрывающейся на крючок крышкой. В ней лежали его шарики – то есть шарики Эскаргота. Он быстро переложил шарики в карман и высыпал в шкатулку ровно такое же количество икринок, а потом запихнул шкатулку обратно в сумку, рывком закрыл ее и метнулся прочь, скрывшись в расселине буквально за секунду до того, как из-за скалы показался запыхавшийся гном, очевидно так и не догнавший свою лошадь.

Гном несколько раз ударил по земле посохом, громко бормоча заклинания, а потом наклонился и дул на угли, покуда костяная рука, теперь сжавшаяся в кулак, не засияла красным светом. Эскаргот потихоньку отступал назад, шаг за шагом. Сердце выпрыгивало у него из груди, и внезапно он почувствовал желание с воплем выскочить из расселины, дико расхохотаться, осыпать гнома издевками. Но он понимал, что такое желание порождено своего рода истерикой, и потому заставил себя сохранять спокойствие и осторожность, покуда не вышел на луг, где круто развернулся и опрометью бросился, с развевающимися полами куртки, к далекому дубовому лесу.

Эскаргота не волновало, кто может увидеть его сейчас – гном, эльфы, человечки-невелички; это не имело никакого значения. У него были шарики, и у него была Лета, а у гнома не было ничего, кроме дурацкого дыма. Теперь у дядюшки Хелстрома не было даже лошади. Ему не только не удастся осуществить свои дьявольские замыслы, но вдобавок ко всему придется возвращаться домой пешком. Эскаргот подавил смех, продолжая бежать на прежней скорости. Он оглянулся через плечо. По всей видимости, гном ничего не увидел и не услышал, ибо сотканные из дыма призраки по-прежнему поднимались над скалами один за другим, когда гном подкармливал свой огонь водорослями, еще не зная, что Эскаргот нанес ему сокрушительный удар.