Бейкер-стрит и окрестности - Страница 30
В Лондоне «чистый» врач обычно занимал пост врача в одной из лондонских больниц. Вне Лондона чистые хирурги были немногочисленны. В провинции врачебная практика сливалась с практикой семейных врачей, и даже в Лондоне врачи часто выполняли обязанности хирурга или семейного доктора.
Хирурги, «чистые» хирурги или хирурги-консультанты – те, кто посвящали себя полностью хирургической практике. Они обычно были почетными членами одного из Коллегий хирургов, некоторые являлись магистрами хирургии какого-нибудь университета. В отношении оплаты единственное различие между ними и врачами состояло в том, что к обычной плате должны быть сделаны дополнения за совершение операции. За пределами Лондона существовало очень мало чистых хирургов, они либо совмещали хирургию с акушерством, либо действовали как семейные доктора.
Акушеры, или акушерские хирурги, занимались только болезнями женщин и детей. Право называться врачами имели только те акушеры, которые не совершали операций, а действовали, давая советы дамам. Те же, кто культивировал только хирургическую часть акушерской практики, назывались хирургами.
Специалисты являлись либо врачами, либо хирургами, либо врачами общей практики, которые посвятили себя либо в основном, либо полностью, какой-то специфичной ее части. Некоторые специализировались на умственных болезнях или помешательствах, некоторые на болезнях глаз, некоторые на болезнях уха, некоторые хирурги специализировались на болезнях горла, некоторые на болезнях кожи – дерматологи, либо хирурги, ибо кожа считалась «нейтральной» территорией, и некоторые – уродствами (ортопедические хирурги). Но, кроме этих вполне естественных специализаций, большая часть врачей и хирургов были вынуждены по требованию публики ассоциировать свое имя с каким-то конкретным органом. Каждый консультирующий хирург или врач должен был считаться хорошим специалистом в узкой области, причем речь вовсе не шла об определенных заболеваниях. Он должен был «взять» какой-нибудь орган – сердце, легкие, желудок, печень, почки, мочевой пузырь, прямую кишку – и либо он должен был написать книгу или даже брошюру в несколько листков по этому вопросу, или он должен был принадлежать к некоторому учреждению, специально посвященному конкретному органу (специальные отделения общих больниц не так выигрышны), или должен был так или иначе, по рекомендации своего собрата по профессии приобрести репутацию узкого специалиста. Практически это был единственный реальный способ занять более-менее высокооплачиваемую нишу. Врачей-светил, которые могли консультировать по всем болезням и подставлять кошелек вышеописанному дождю из гиней, было очень мало. Однако такая практика все же попахивала не очень хорошо. Официально врачебная этика не допускала сговора по взаимной поставке пациентов, но ведь врач, афишировавший свою узкую специализацию, мог существовать только благодаря такой взаимопомощи. Следующий шаг к откровенному шарлатанству состоял в том, что пациентами такой системы становились в основном люди из провинции, приехавшие в Лондон лечиться.
«Пациент приедет из провинции и будет консультироваться у четырех или пяти практикующих врачей – у одного насчет его общего состояния, у другого насчет уха, у третьего – насчет своей груди, еще у кого-нибудь – насчет горла. Второй пациент, который приходит консультироваться у хирурга насчет глаз, попросит рекомендовать ему кого-то еще насчет его кожи, хотя тот же самый хирург может оказаться равно хорошим, или даже лучше, по коже, чем по глазам» – пишет современник-американец.
Врачи общей практики (General practitioners) образовали основную массу медицинской профессии. Они были рядовым составом медицинской армии, генералами и офицерами которой являлись врачи, хирурги, акушеры и наиболее избранные специалисты. Большая часть врачей общей практики имела как медицинскую, так и хирургическую квалификацию, будучи членами Коллегии хирургов Англии и лиценциатами Коллегии врачей либо Общества аптекарей. Эти врачи разделялись на множество категорий – разумеется, имущественных.
Существовали surgeon-chemist или surgeon-apothecary, которые совмещали работу медика с розничным бизнесом аптекаря. Первые просто сидели при лавке или даже небольшой витрине с патентованными лекарствами (без права изготовления), зубными щетками, средствами для ращения волос, мылом и прочим. Медицинская практика в этом случае была побочной деятельностью. Это было то состояние, о котором действительно можно было сказать, что человек «докатился». Вторые имели приемную и зубными щетками не торговали, по крайней мере явно, но лекарства своим больным продавали сами, выдавая пузырек впридачу к консультации. Они часто были полицейскими врачами, вели бесплатный прием за небольшую плату от благотворительных обществ и тому подобное.
Зубные щетки. Рисунок из каталога “S. Maw & Son’s Quarterly price-current”. 1869
В этом классе ключевым словом является «шиллинг», подобно тому, как в верхнем сообществе таким словом является «гинея».
Врачи общей практики более высокого класса вели обычный прием, выписывали лекарства, которые затем изготовлялись у аптекаря рецепты готовятся у аптекаря. Оплата таких врачей зависела от разных обстоятельств, в том числе и от состоятельности пациента и находилась в промежутке между шиллингом и гинеей, если сказать точнее, то между шиллингом и совереном – исчисление гонорара в гинеях все-таки было привилегией избранных. Именно к этому среднему классу врачей принадлежал доктор Уотсон после покупки практики.
Как мы знаем из рассказов «Приключения клерка» и «Палец инженера», вскоре после женитьбы на мисс Мэри Морстон доктор Уотсон приобрел в районе Паддингтон клиентуру у старого мистера Фаркуара, страдавшего от недуга, схожего с пляской Св. Витта.
Катарактальный нож, известный нам по рассказу «Серебряный»
Когда-то у предшественника доктора была обширная практика, приносившая 1200 фунтов годового дохода, но к моменту приобретения ее Уотсоном она давала чуть больше 300 фунтов. Уотсон энергично взялся за дело, полагая, что через несколько лет практика расцветет как прежде. Видимо, в чем-то он оказался прав, потому что уже летом 1889 года в его распоряжении был целый дом неподалеку от Паддингтонского вокзала с отведенной специально под приемную комнатой, и они с женой нанимали горничную. «Практика моя неуклонно росла», – писал об этом времени Уотсон. Почему она неуклонно росла – непонятно, видимо потому, что этого неудержимо хотелось Конан Дойлу. Немолодой уже врач, с плохой, с карьерной точки зрения, репутацией военного медика, к тому же обремененный семьей, никак не мог сильно преуспеть за несколько лет.
Правда, к концу 1890-х большинство хирургов, не состоявших в штате больниц, уже занимались общей практикой. Изменился и социальный статус хирурга, практически сравнявшись с положением врача. Более того, к рубежу столетий хирурги стали даже более ценимы и уважаемы в обществе, чем просто врачи-терапевты.
Жизнь доктора Уотсона в Паддингтоне (а также в Кенсингтоне и на Куин-Анна-стрит) отличалась от его холостяцкой жизни с Холмсом на Бейкер-стрит. Доктор снимал дом целиком.
Фонари у двери врача. Рисунок из каталога “S. Maw & Son’s Quarterly price-current”. 1869
На первом этаже в комнате, выходившей окнами на улицу, размещалась столовая, где в приемные часы посетители дожидались приглашения в кабинет. Остальное время помещение действительно служило столовой. В центре комнаты располагался большой квадратный, круглый или прямоугольный стол с простой столешницей, покрытой скатертью и украшенной сложной композицией из цветов. Вокруг стола ставились стулья с высокими вертикальными спинками: часто эти стулья имели кожаную обивку, так как ее легко было чистить. Во главе стола должно было стоять большое кресло с подлокотниками, предназначавшееся для доктора Уотсона – обычно оно носило название «резчик», поскольку во время трапезы хозяин резал жаркое. Лишние стулья ставились вдоль стен. Скорее всего, большинство стульев стояли там всегда, поскольку Уотсон нигде не упоминает об обедах, которые он давал бы своим знакомым, о своих друзьях он не говорит, и жена его сама предпочитала ездить к подругам. А стулья у стен были удобны для пациентов во время ожидания приема.