Бегущие наобум (ЛП) - Страница 47

Отскочил назад на случай, если он попытается что-либо предпринять, но Слэйд лежал без движения и пялился на телефон. Мне хотелось выть, но предстояло начать действовать.

— Ты ошибся, Слэйд, я в состоянии тебя убить. Сейчас ты знаешь об этом очень хорошо, верно?

Впервые увидел, что он боится. Его толстый подбородок трясся, он не мог сдержать дрожь нижней губы и напоминал в этот момент перепуганно­го мальчишку, который вот-вот разразится ревом.

— Что значит «на обычное место»? — спросил я.

Он бросил на меня полный ненависти взгляд, но ничего не сказал.

Я оказался в тупике. Если бы его убил, уже ничего бы из него не вытя­нул, а с другой стороны, не мог его и слишком покалечить, чтобы он не вызывал нездорового интереса у людей на улицах Рейкьявика.

К счастью, Слэйд не мог проникнуть в мои мысли, поэтому я за­метил:

— Когда с тобой закончу, ты еще будешь жив, однако пожалеешь, что я тебя не убил.

Я выстрелил. Он резко вздрогнул, когда пуля прошла рядом с левым ухом. Как и раньше, выстрел почти не произвел шума. Видимо, Слэйд поработал над патронами, отсыпав часть пороха для уменьшения шума; эта старая штучка годится, если нам нужно не обращать на себя внимание. При удачном исполнении и выстреле с небольшого расстояния пуля не теряет своих убойных качеств. Это более эффектный выход, чем применение глу­шителя, приспособления явно переоцениваемого, которое может оказаться опасным для самого владельца. Глушитель хорош лишь в случае необхо­димости сделать один тихий выстрел, потому что сразу после выстрела стальная вата создает сильное встречное сопротивление, что грозит стрел­ку потерей руки.

— Я неплохо стреляю, но и не так уж и хорошо, — продолжал я. — На этот раз пуля пошла туда, куда и целился, но только ты знаешь возможно­сти своей игрушки. Мне кажется, что пуля уходит слегка влево, поэтому если решу отстрелить тебе правое ухо, ты сможешь проверить крепость своей головы.

Я сдвинул немного пистолет и прицелился. Он не выдержал: нервы подвели.

— Перестань!

Эта разновидность русской рулетки пришлась ему явно не по вкусу.

Я прицелился в его правое ухо.

— Где тебя ждет Кенникен?

Лицо у него лоснилось от пота.

— В Тингвадлаватн.

— В том самом доме, куда меня привезли из Гейсир?

— Да.

— Лучше тебе не ошибаться, — предостерег его. — У меня мало вре­мени, чтобы тратить его на гонки по всей южной Исландии.

Я опустил пистолет, и напряжение на лице Слэйда ослабло.

— Еще рано радоваться, — сказал ему. — Ты ведь не считаешь, что я тебя здесь оставлю.

Я подошел к столику у кровати и открыл чемодан Слэйда. Достал чистую рубашку и бросил ему.

— Разорви ее на полосы и перевяжи себе руку. Не вставай при этом с пола и забудь о таких мудрых идеях, как метание в меня рубашки.

Пока Слэйд неуклюже раздирал ткань, я принялся шарить в его чемо­дане. Нашел две обоймы и положил их себе в карман.

Из шкафа достал плащ Слэйда, который осмотрел еще раньше.

— Стань лицом к стене и надень.

Я не спускал с него бдительного взгляда, опасаясь какого-нибудь под­воха. Знал, что если сделаю хоть один фальшивый шаг, Слэйд его исполь­зует. Нельзя считать глупым человека, сумевшего проскользнуть в самое сердце британской разведки.

Я забрал с кровати паспорт и бумажник Слэйда и положил себе в кар­ман. Бросил ему шляпу, которая пролетела через комнату и опустилась у его ног.

— Прогуляемся немного. Держи забинтованную руку в кармане плаща и веди себя, как английский джентльмен, до которого тебе, кстати, далеко. Одно неосторожное движение, и без колебаний застрелю тебя даже в самом центре Рейкьявика. Ты же отдаешь себе отчет, что Кенникен не должен был поднимать руку на Элин?

Он сказал, стоя лицом к стене:

— Еще в Шотландии я предупреждал, чтобы ты не впутывал в это дело девушку.

— Ох, какой умный! Но если с ней что-нибудь случится, ты будешь грызть землю. Может, ты и был прав, утверждая, что я не могу убивать, но сейчас тебе уже нечего на это рассчитывать, ибо кусочек ногтя Элин значит для меня больше, чем вся твоя паршивая туша. Я не остановлюсь ни перед чем для ее защиты.

— Верю, — тихо сказал он и вздрогнул.

Я знал, что он говорит правду. Ему стало ясно, что имеет дело с чем- то более глубоким, чем патриотизм или лояльность. В игру входили более фундаментальные понятия: он прекрасно отдавал себе отчет, что, целясь в шпиона, я мог бы еще сомневаться, но без малейшей жалости я убил бы любого, ставшего между мной и Элин.

— Ну, хорошо, — нарушил я тишину. — Бери шляпу и пойдем.

Я вывел его в коридор, приказал закрыть дверь и забрал ключ. Пере­бросил через руку один из его пиджаков, скрывая под ним оружие. Шел за ним шаг в шаг с правой стороны. Мы вышли из отеля и двинулись по улице к месту, где я оставил автомобиль Нордлингера.

— Садись за руль, — приказал я.

При посадке в машину мы продемонстрировали несколько сложных балетных па, потому что, открывая дверцы и усаживая его за руль, я дол­жен был внимательно следить, как бы он не воспользовался случаем, и одновременно стараться чтобы наши пируэты не привлекли внимание про­хожих.

Наконец удалось усадить его и самому устроится на заднем сидении.

— Будешь вести машину, — сообщил ему.

— А моя рука? — запротестовал он. — Я не в состоянии сидеть за рулем.

— Справишься, меня твоя рука не интересует. Поедешь, даже если будешь выть от боли. Не превышай скорость выше пятидесяти километров в час и выбрось из головы мысль об аварии. У меня есть кое-что для избав­ления от подобной идеи.

Я приложил к его шее холодный металл пистолета.

— Он будет твоим спутником всю дорогу. Представь, что ты узник, а я один из сталинских соколов из давних, злых времен. Тогда распространен­ным видом казни был внезапный выстрел в затылок, верно? Если будешь непослушным, пуля тебя достанет. Ну, поехали, только осторожно, потому что мой палец на спуске очень чувствителен к резким толчкам.

Ему не нужно было говорить, куда ехать. Мы выехали за город. Он вел машину молча. Когда оказались на шоссе, выполняя мою инструкцию, ни разу не превысил скорость пятьдесят километров в час. Думаю, однако, так случилось не из-за его послушания, а потому, что при переключении скоро­стей боль в руке усиливалась. Наконец он прервал молчание:

— Чего ты хочешь этим добиться, Стюарт?

Я оставил его вопрос без ответа, так как занимался содержимым его бумажника. Там не оказалось ничего, что, казалось, должно быть у мастера шпионажа и одновременно двойного агента — никаких чертежей супер­нового управляемого снаряда или смертоносного лазерного луча. Толстую пачку банкнот и кредитных карточек я переложил в свой карман, они могли пригодиться, операция в Исландии крепко ударила по карману. Если бы Слэйду удалось каким-то чудом сбежать, отсутствие денег значительно ухудшило бы его шансы.

Слэйд и не думал сдаваться.

— Кенникен не поверит ни одному твоему слову. Он не среагирует на твой блеф.

— Лучше, чтобы поверил! — твердо сказал я. — И для тебя же лучше. К тому же мне не придется блефовать.

— Тебе будет очень трудно переубедить его.

— Не старайся слишком часто это подчеркивать, — холодно посо­ветовал. — Я могу убедить его, показав твою правую руку с перстнем на среднем пальце.

Это заставило его на время затихнуть, переключив внимание на дорогу.

Шевроле подпрыгивал и покачивался на мягких рессорах, попадая колесами в трещины и выбоины разбитой дороги. При большой скорости езда была бы более приятной, но при таком раскладе мы преодолевали в отдельности каждую горку и каждую долинку.

Многое отдал бы, чтобы как можно быстрее оказаться рядом с Элин, однако увеличение скорости было слишком опасным: при пятидесяти кило­метрах в случае преднамеренной аварии, устроенной Слэйдом, у меня оста­вались шансы застрелить его и выйти из ситуации целым и невредимым.

Я обратился к Слэйду:

— Вижу, ты уже отказался уверить меня в своей невиновности.