Беглая монахиня - Страница 89

Пока толстяк держал ответ, солдаты выложили на судейский стол петлю из проволоки, растрепанные бумаги, бутылку с таинственным содержимым и зловонную одежду. Зрители изо всех сил тянули шеи.

Рыночные торговки, у которых процесс вызывал особый интерес и которые привыкли к дурным запахам, заткнули себе носы. А аптекарь из квартала Занд, худой, как щепка, человечек со стеклами для глаз на носу, пискнул:

— Осветительное масло из источника святого Квирина в монастыре Тегернзее! Я прекрасно помню! Какой-то незнакомец купил его у меня пару дней тому назад. Легко воспламеняется, очень, между прочим, дорогое и, в отличие от сальной свечи, воняет так, что хоть святых выноси.

— То есть вполне сгодится, чтобы поджечь дом? — уточнил староста.

— Лучше ничего не придумаешь, ваша честь! — Ответ аптекаря вызвал возмущение публики, раздались крики, тре-

бующие запретить торговлю таким дьявольским средством, иначе весь мир рано или поздно вспыхнет.

Староста раздраженно отмахнулся и углубился в бумаги, найденные солдатами в комнате доктора Фауста, которые были одна загадочнее другой.

На одном листе была записана формула: Satan Adama Tabat Amada Natas. На другом можно было прочесть: HICIACCOD.

— Странный, похоже, тип, этот доктор Фауст, — пробормотал себе под нос староста, но так, чтобы это услышал каждый в зале. — На все у него наготове волшебная формула. Наверное, наколдовал и испарился из города вместе со своим спутником.

Неразборчивые записи относились к Мильтенбергу, Майнцу и Вюрцбургу и, очевидно, содержали только географические приметы. Староста оторопел: на одном пергаменте Фауст записал:

Осведомленные:

Атанасиус Гельмонт +

Ксеранта +

Венделин Свинопас

Магдалена Вельзевул

Судья протянул Свинопасу пергамент:

— Не часто случается, что убийца составляет список своих жертв и после выполненного дела помечает крестом. Видимо, память его подводила.

Свинопас испугался и передал пергамент Магдалене.

— Боже мой, — прошептала она и покачала головой, словно стараясь стереть из памяти строчки.

— Если нужно доказательство вашей невиновности, то оно на этом пергаменте, — объявил староста. — Вы свободны!

Публика в зале разразилась криками радости, однако раздавалась и похабная брань тех, кто настроился увидеть

в этот пятнадцатый день первого осеннего месяца душераздирающее зрелище.

Магдалена слышала весь шум словно издалека. Она обернулась и, рыдая, бросилась на шею Маттеусу.

— Не надо плакать, — произнес Маттеус Шварц и ласково погладил ее по волосам, ставшим за время их разлуки более длинными и волнистыми.

— Я не плачу, — по-детски попыталась оправдаться Магдалена. При этом по ее щекам катились крупные слезы. — А если и плачу, то только от радости.

— Что ты свободна?

— И это тоже. Но главное то, что ты приехал.

Посланник Фуггеров вытер ей слезы изящным носовым

платком.

— Ты задала мне нелегкую задачу. Найти тебя было совсем не просто. Иногда я сам себе казался охотником в зимнем лесу. Следов было сколько угодно, но когда я думал, что уже у цели, ты опять пропадала.

Венделин Свинопас деликатно держался в стороне. Магдалена подошла к нему и, не говоря ни слова, обняла. Это объятие вызывало в ней совсем другие чувства, чем те, что дарил ей Маттеус.

— Вы спасли нам жизнь, — слабо улыбнулся Свинопас посланнику.

Шварц махнул рукой и посмотрел на Магдалену.

— Это был перст судьбы. Я ведь понятия не имел, где вы находитесь. Когда я нанес визит епископу Вейганду, чтобы напомнить ему о его долгах, я спросил, не может ли он помочь мне в поисках близкого человека, и назвал твое имя. Епископ сразу стал серьезным и сообщил мне, что тебя обвиняют в убийстве и завтра, скорее всего, ты будешь приговорена к казни через повешение. Я ведь не знал, что случилось, и планировал простить князю-епископу его долги, если он посодействует побегу — твоему и твоего спутника. Я не сомневался, что Вей-ганд Редвиц пойдет на это, потому что он в отчаянном положении. Но потом все произошло с неожиданной быстротой.

Судебный зал тем временем опустел.

— Ты выглядишь на редкость спокойной, — заметил Маттеус, выглянув в окно, где на рыночной площади плотники начали разбирать виселицу. — А ведь тебе пришлось приготовиться к худшему. Как-никак вас обвиняли в убийстве, даже в двойном убийстве!

— Нет, — возразила Магдалена, — мне не было страшно. Я с самого начала верила в справедливость. Наверное, я очень наивна. А ты? — спросила она Венделина.

Венделин все еще был белым как мел.

— Если честно, я давно уже простился с жизнью, — признался он. — В последние дни я все время восхищался твоим мужеством, твоей верой в Бога — или же в саму себя. Лично я не верю в справедливость. Справедливость — это для сильных мира сего.

— Кстати, хотел бы спросить, — вмешался Маттеус, пытливо взглянув на Магдалену, — а что побуждало тебя паломничать то вверх по течению Майна, то вниз, словно в поисках вечного блаженства?

— Может, я нашла его, — пошутила Магдалена. — Оставим это. Придет время, и я расскажу тебе о своих истинных мотивах. Надеюсь, ты поймешь меня.

Таинственные намеки Магдалены заинтриговали Шварца, но он предпочел не развивать эту тему.

С горы Михельсберг зазвонили к «Ангелусу», благодарственной молитве «Ангел Господень». В пустом зале судебных заседаний все еще резко пахло осветительным маслом.

— Мы все потеряли, — сказал Свинопас, когда они вышли на улицу.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Шварц.

— Дом, который поджег Фауст, принадлежал булочнице. А ведь мы у нее квартировали.

— Тогда, значит, поджог был направлен против вас!

— Думаю, в этом нет никакого сомнения.

Маттеус Шварц притянул к себе Магдалену. Она не противилась, однако не ответила на его ласку.

— Имуществу и деньгам можно найти замену, — шепнул он ей.

— Если бы только это... — начала она, но осеклась на полуслове.

Шварц счел целесообразным не задавать лишних вопросов. Он чувствовал, насколько близко к сердцу она принимает все события.

Вместе они направились в «Преисподнюю», прошли по мосту через реку, и в нос им ударил едкий запах. От дома булочницы осталась куча пепла, из которой торчали обугленные балки.

— А может, так оно и лучше, — прошептала Магдалена себе под нос. Венделин понял, что она имела в виду. Лишь Шварц терялся в догадках.

В гостинице «У бирюка» тучный хозяин принял их с подчеркнутой любезностью. Маттеус Шварц послал его к торговцу одеждой в квартал Занд, дав наказ заново экипировать женщину и мужчину среднего роста, причем сделать это еще сегодня.

Трактирщик поинтересовался, что делать с багажом улизнувших постояльцев. Едва ли можно было рассчитывать на возвращение Фауста и Эразма.

Шварц заметил, что с удовольствием взглянул бы на оставленные беглецами вещи. Вместе с Магдаленой они зашли сначала в комнату, где квартировал Эразм Роттердамский.

Дорожный багаж ученого был крайне скромен: пара панталон и черные чулки, присборенная на груди рубаха, складной пюпитр со всеми принадлежностями и стопка книг, перевязанная ремешком, которую венчало его собственное

произведение Colloquia familiaria,то есть «Разговоры запросто». В комнате царил беспорядок, свойственный многим холостяцким жилищам.

Зато в комнате Фауста они столкнулись с идеальным порядком. Тюфяк был тщательно разглажен, одежда висела на крючке у двери и была аккуратно перекинута через спинку стула. В дорожном кофре, помимо белья, находились географическая карта, бумага и письменные принадлежности. Был еще сундук, обращавший на себя внимание прежде всего своим изрядным весом и тем, что его крышка была прибита гвоздями.

Шварц приподнял с помощью кочерги крышку и разразился хохотом:

— Честно говоря, я думал, что этот Фауст таскает с собой сокровища. И что я вижу? Камни, обломки — и все! Ты можешь мне это объяснить?