Беги и живи - Страница 1

Книга издана при поддержке Фламандского литературного фонда

This book was published with the support of the Flemish Literature Fund.

ELS BEERTEN

LOPEN VOOR JE LEVEN

Сopyright © 2003 by Els Beerten Amsterdam, Em. Querido’s Kinderboekenuitgeverij

© Торицына Е., перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2018

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

Они сидят по ту сторону стола, перед каждым – стакан пива и стопка бумаг. На мой вопрос все трое качают головами. Бормочут то ли друг другу, то ли себе под нос: сумасшедшая.

Они так долго качают головами, что я им напоминаю: мне надо записаться, я хочу успеть разогреться перед соревнованием.

– Еще и наглая, – бурчит тот, что посередине.

Я молчу. Они прекрасно знают, что для женщин запрет на участие снят. И ограничения по возрасту тоже. Они обязаны меня допустить, будь мне хоть шесть лет.

Я терпеливо жду. Я давно приняла это решение. С бухты-барахты марафон не бегут.

– И упрямая, – нарушает тишину первый, который в середине. И вздыхает. Сигара между его мясистыми губами ходит вверх-вниз. Кукла с ярмарки. Снесите ей башку. У вас три попытки.

– А мышцы вроде ничего, – замечает второй, который сидит справа.

Поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он мог оценить меня сзади тоже, спрашиваю:

– Все в порядке?

– И дерзкая, – вздыхает третий.

– А может, она еще всех обойдет, – опять высказывается первый.

И они втроем гогочут, аж заходятся. Мне неловко за них, и я отворачиваюсь.

– Она еще тут, – бормочет третий, догоготав. Я опять стою лицом к столу и, сжимая кулаки за спиной, пытаюсь сохранять спокойствие.

Они переглядываются и вздыхают.

– Где твой тренер? Почему сама записываешься?

– У меня нет тренера, – отвечаю я. – Точнее, есть, но он не готовил меня к марафону. Я сама.

Мне не хочется врать и придумывать, что Тони сегодня не смог прийти потому-то и потому-то.

Они смотрят на меня молча. Я не понимаю, что у них в глазах – восхищение, недоверие или жалость. Тот, что в середине, берет ручку, записывает мои данные и протягивает номер, который надо приколоть к футболке: 11. С этим номером я выиграла мое первое соревнование. Сегодня, конечно, не получится, зато с номером 11 я точно пробегу лучше, чем с каким-нибудь дурацким 86.

– Ты в первых рядах, – он откладывает ручку. – В смысле, из тех, кто записался, – тут же поправляется он. – Ты ведь знаешь, что в восемнадцать лет бежать марафон слишком рано?

– Слышала. – Я пожимаю плечами. – Но мало ли что говорят.

Первый кивает.

– Мало ли что говорят, – повторяет он. Это звучит примирительно.

– Не опоздай к старту, – говорит третий, – и становись сбоку, в сторонке, чтобы здоровые мужики сразу тебя не затолкали.

Я киваю.

– Ну, я пошла.

Все трое смотрят молча.

– Удачи, – наконец говорит первый. – А остальные пусть попадают. – И все трое начинают так энергично кивать, что я боюсь, как бы у них головы не поотваливались.

16 сентября 1977 года. Идет мелкий дождь, даже не дождь, а морось – и зонтик не нужен, и не жарко. Идеальная погода для бега.

На улицах Берхема – воздушные шары и нарядные киоски. Скоро мы побежим мимо всех этих людей и будем бежать и бежать, сколько хватит дыхания. А они будут пить пиво за наше здоровье и реветь «вперед» или «так держать».

Я выбрала себе место задолго до сигнала к старту – впереди, с краю. Мне не терпится начать.

Участников больше сотни, и среди них впервые – горстка женщин. Фавориты – несколько бельгийцев, один румын и англичанин. Рядом перешептываются, что с ирландцами тоже нужно держать ухо востро. Мне не нужно держать ухо востро. Это мой первый марафон. У меня одна цель – добежать до финиша, и если я добегу, то буду счастлива.

– Пять минут до старта! – Я оглядываюсь. Кругом одни мужчины, все старше меня.

Нас подбадривают, но крики теряются в шуме голосов и тонут в ярмарочной музыке. Но вот уже всё перекрывает голос из репродуктора: «Дамы и господа, соревнование начинается!» Я оглядываю обочину, никого не вижу. Но все равно знаю, что они там.

Я та, кто я есть, – ради Рози. И Маттиа.

И Линды.

И когда я бегу для себя, то бегу и для них.

Я кладу правую руку на живот и делаю вдох и выдох, как можно спокойнее. Левую руку кладу поверх правой и нащупываю свое кольцо настроения. Не удержавшись, опускаю глаза и вижу, что камень – черный. А чего я ждала?

Подходит человек с пистолетом. Звучит выстрел. И я срываюсь с места. Единственное, что сейчас важно, – бег. 42 195 метров. Яснее ясного.

Все толкаются по-черному. Я бегу, отставив локти, чтобы меня не отшвырнули в сторону. Мужчины сильные, но я тоже сильная. Я давно решила, что постараюсь продержаться в первых рядах, сколько смогу. Выносливость у меня что надо.

Когда-то я совсем не любила бегать.

Я всегда ездила на велосипеде. В школу, например. В смысле, в новую школу, в среднюю. Она далеко от нашей деревни. Есть автобус, но я редко в него садилась. Только когда шел сильный дождь или снег.

Когда едешь на велосипеде, волосы развеваются на ветру. Никто не толкается и не дергает. Нет этого противного запаха, от которого всю дорогу подташнивает. Нет запотевших окон, разрисованных сердечками и буквами, и не надо сидеть в этом аквариуме, где нечем дышать.

А на велике до школы – всего полчаса. Я разведала все дорожки, быстро разобралась, с какой скоростью можно ехать по тропинкам. Научилась читать землю. Видела, где надо ехать внимательно, чтобы не проколоть шину. Где можно разогнаться. Я узнала, что в сухую погоду колеса вязнут в песке, а если идет дождь, то в грязи. Лучше всего, когда не холодно и не жарко. Тогда дорога твердая, и по ней можно спокойно ехать.

Рози не любила долго ездить на велосипеде. Первый год она ездила в школу на автобусе. Когда не опаздывала, конечно. Но иногда она никак не могла встать, или ей нужно было еще причесаться, или одеться, или доделать домашку… Тогда мы вместе ехали на велосипедах. Каждый раз она жаловалась, что я еду слишком быстро, что у нее так спутаются волосы, и одежда съехала набок, и в школе от нее будет пахнуть по́том.

Я иногда сердилась на ее нытье, а иногда только смеялась. Надо чаще тренироваться, говорила я, тогда не будешь так потеть. Она мне, естественно, не верила.

Смешнее всего было, когда метров за двести до школы она останавливалась, доставала зеркальце и расческу и начинала распутывать волосы. Она ворчала, что эти космы невозможно расчесать, и грозилась, что вот возьмет и отрежет их. Но не резала, конечно. Она же была самой красивой девочкой в школе из-за этих кудрей.

Она была моя соседка и к тому же моя лучшая подруга. Мы были вместе всю жизнь. А еще у нее был брат, Матти́а. Когда мне было десять лет, у нас с ним была любовь. Пока однажды я вдруг не поняла, что уже месяц его не видела – и ничего. И решила, что между нами все кончено. Не так уж и жалко. У меня ведь останется Рози.

Через год мы оказались в разных классах. Рози надоело учить латынь. А мне нет. Мне нравились истории, которые рассказывал учитель, а Рози хотела учиться тому, что ей понадобится в будущем. В школе было направление домоводства, туда Рози и пошла. В жизни пригодится, сказала она.