Беги, если сможешь - Страница 3

Нас впустили. В отделении интенсивной терапии постоянно дежурит охрана, а сестринский пост расположен за стеклянной стеной. Одна часть отделения отведена для тяжелых пациентов, таких как Хизер, другая – для тех, кому уже не требуется столь пристальное наблюдение. Когда больным становится лучше, их переводят в отделение этажом ниже, где царят более свободные порядки.

Медсестра осмотрела сумку, которую Даниэль принес жене, – там не должно было быть ничего, что могло навредить ей. Их свадебную фотографию вынули из рамки, с халата сняли пояс. Когда медсестра закончила, я отвела Даниэля в альков в комнате отдыха, где они могли уединиться, оставаясь при этом под наблюдением, и пошла за Хизер.

Войдя, я быстро окинула ее взглядом – она лежала все так же, свернувшись в клубочек. Бледные руки сжимали плечи, словно она пыталась удержать себя.

– Хизер, вы в состоянии встретиться с Даниэлем?

Она вздрогнула и медленно повернулась ко мне. В глазах ее стояли слезы.

– Мне он так нужен, – сказала она умоляюще.

– Хорошо, но вам придется выйти, потому что мы не допускаем посетителей в палаты. Как вы считаете, у вас хватит сил встать?

Она уже пыталась сесть.

Когда мы вошли в комнату отдыха, Даниэль так и подскочил – и замер, увидев за моей спиной жену с перевязанными запястьями, в синей больничной пижаме, по-старушечьи закутанную в одеяло.

– Даниэль! – воскликнула она.

– Милая! – Он обнял ее. – Больше не пугай меня так.

После того как пациент пробудет у нас несколько дней, мы позволяем ему оставаться наедине с посетителями, но сейчас мне необходимо было увидеть, как общаются Даниэль и Хизер – на тот случай, если проблема была в самом Даниэле. Я опустилась на стул в стороне.

Даниэль нежно помог Хизер присесть. Она положила голову ему на плечо, и он обнял ее.

– Прости меня, – хрипло сказала Хизер. – Ужасно, что я так тебя мучаю, и тебе приходится со мной возиться.

Плохой сигнал. Суицидальные пациенты часто пытаются убедить себя в том, что окружающим будет лучше без них.

– Не говори так, – запротестовал Даниэль. – Я люблю тебя. Я тебя не оставлю. Я всегда буду заботиться о тебе.

Словно в подтверждение своих слов, он плотнее закутал ее в одеяло – больничная пижама сползла, обнажив нежную подключичную ямку.

Хизер явно не пугало общество Даниэля, поэтому я решила оставить их вдвоем и закончить обход. Но в этот момент она заговорила вполголоса, и я передумала.

– Я рассказала врачу, что они все время звонят.

– Что ты ей рассказала?

Голос Даниэля не казался мне расстроенным, просто слегка встревоженным.

– Кажется, ничего… Я плохо соображаю, у меня кружится голова. Ты сердишься?

– Я не сержусь, милая. Просто не надо сейчас об этом думать. Поправляйся. Мы потом обо всем поговорим.

Он серьезно смотрел на нее.

– Как ты думаешь, Эмили знает… насчет меня?

– Нет, я думаю, что ей ничего не сказали.

Хизер кивнула и взглянула на камеру наблюдения в углу комнаты. Она уже смотрела на нее, когда села, и я подумала, не приходилось ли ей раньше лечиться в местах, где пациентов держат под наблюдением.

– Может быть, вы хотели бы что-нибудь кому-нибудь передать? – спросила я.

Хизер взглянула на Даниэля. Он чуть заметно качнул головой, и она кивнула, соглашаясь.

– Если вы расскажете, какую программу посещали, это очень поможет лечению, – сказала я.

Хизер, умоляюще глядя на Даниэля, коснулась его колена. Даниэль взглянул на ее бинты и повернулся ко мне.

– Мы жили в духовном центре на реке Джордан. Когда Хизер забеременела, мы уехали, потому что она не хотела там рожать. Нам звонили оттуда, спрашивали, как дела. Там живут хорошие люди.

Я уже слышала об этом духовном центре на реке Джордан, но знала только, что он пользуется хорошей репутацией.

Хизер снова расплакалась. Плечи ее вздрагивали.

– Они говорили, что я сама виновата, что потеряла ребенка.

– Они так не думают, милая, никто так не думает. Они просто хотели помочь. Ты очень хорошо держалась.

Хизер уже рыдала. Лицо ее исказилось.

– Они нам вечно указывали. Они…

– Хизер, перестань, ты сама не знаешь, что говоришь.

Даниэль беспомощно взглянул на меня.

– У них там свои правила, доктор Лавуа, но это только для того, чтобы помочь людям сосредоточиться.

Хизер и Даниэль, похоже, были разного мнения по поводу этого центра, но ей не хотелось спорить с ним при мне. Она все время поглядывала на него. Я все правильно говорю? Ты меня еще любишь?

Теперь она смотрела на него, судорожно сжимая одеяло.

– Мне даже не позволили попрощаться с Эмили.

Хизер уже второй раз упомянула некую Эмили.

– Эмили не хотела уезжать с нами, помнишь? Ей там нравится. Я знаю, ты по ней скучаешь, но сейчас тебе надо заботиться о себе и малыше…

Хизер съежилась, словно он ее ударил.

– Боже, милая, прости! Это машинально вырвалось.

Ее взгляд снова стал темным и пустым, руки бессильно упали на колени ладонями вверх.

– Я сама виновата, что потеряла ребенка. Ты на меня злишься.

– Ты ни в чем не виновата, Хизер, и я не сержусь на тебя, – сказал он так нежно и печально, что мое сердце дрогнуло. – Ты для меня важнее всего на свете.

– Нам же говорили не уезжать. Они говорили, что так будет лучше для ребенка. Наверное, они были правы. Я заставила тебя уехать, и малыш умер.

– Перестань, Хизер, – сказал Даниэль, поглаживая ее по спине. – Не говори так. Ну-ка, посмотри на меня.

Но Хизер уставилась на стену. Лицо ее ничего не выражало.

Мне не хотелось давить на нее, особенно теперь, когда она стала выпадать из разговора, но меня беспокоило, что она так упорно винит себя в потере ребенка.

– Почему вы захотели уехать, Хизер?

Она, обхватив себя руками за плечи, принялась раскачиваться.

– Они говорили, что все мы должны быть родителями нашим детям, растить их все вместе. Дети не должны жить только со своими родителями.

На ее лице был написан ужас – ей такая перспектива явно не нравилась.

– Там считают, что для духовного роста ребенку важно ощущать всеобщую любовь, – пояснил Даниэль. – Там живут квалифицированные воспитатели.

Судя по всему, в этом центре стремились контролировать своих клиентов. Я повернулась к Хизер.

– А вам не хотелось делить с кем-то ребенка, так?

Она кивнула и посмотрела на Даниэля, который снова уставился на ее бинты. Казалось, она хотела сказать еще что-то, но вместо этого подалась вперед и взяла Даниэля за руку. Он сжал ее ладонь.

– Наверное, я была неправа, – сказала она. – Надо было остаться. Тогда у меня не было бы выкидыша.

– Почему вы решили, что в центре у вас не было бы выкидыша? – спросила я. – Вам сказали, что вы сами виноваты в происшедшем?

– Они не говорили, что Хизер виновата, – сказал Даниэль. – Они волновались, что Хизер подвергла себя стрессу из-за переезда.

То есть они подразумевали, что она сама во всем виновата.

– Как называется этот центр? – спросила я.

Даниэль выпрямился.

– Духовный центр «Река жизни», – гордо ответил он.

У меня в голове что-то щелкнуло. Желудок неприятно сжался.

– А кто его возглавляет?

– Аарон Куинн. Он ведет все программы в центре.

Аарон Куинн. Аарон Куинн.

Не может быть!

– Мы называем это место коммуной, – почти шепотом сказала Хизер.

Коммуна. Я много лет не слышала этого слова. Мне не хотелось его снова слышать. Я смотрела на Хизер, пытаясь собраться с мыслями. Кровь тяжело стучала в ушах.

– Доктор Лавуа, – позвала Хизер. В ее голубых глазах плескалась боль. – Вы тоже думаете, что я сама во всем виновата?

Мне потребовалось мгновение, чтобы взять себя в руки. У меня пациентка, и ей нужна моя помощь.

– Нет, я так не считаю. Вы приняли решение, которое считали лучшим для своего ребенка. Вы заботились о нем.