Беда идет по следу - Страница 7

– Вы – судовладелец? – спросил Крэм у Эрика. – А как он сюда попал?

– Приехал, чтобы подавать ужин.

– Одна из женщин обвинила его в убийстве, – сказал Сэйво. – В изнасиловании и убийстве. Но он не виноват.

– Откуда вы знаете?

– Я врач.

– А я полицейский, однако во многом не уверен.

– Я осмотрел обоих. – Сэйво покосился на Мери.

– Понимаю. Вон там – ее туфли?

– Я могу взглянуть, – предложила Мери.

– Принесите их, – обратился Крэм к сержанту. – Вон они, в ногах кушетки, у окна.

Это были черные лодочки примерно четвертого размера. Взглянув на туфли, Мери подтвердила, что они принадлежали Сью.

– Она была без них, когда вы ее нашли?

– Да, – кивнул я. – В одних чулках.

– Насколько я понимаю, она сняла туфли, чтобы вылезти в окно, – предположил Крэм. – Ну что ж, увижу вас всех на дознании.

– Когда? – спросил я.

– Завтра… А что?

– Я ожидаю транспорта на материк. Не исключено, что он придет завтра. Как вы думаете, смогу я подписать свои показания, если дознание еще не начнется?

– Не можете ждать? А я почем знаю? Все мною помыкают. Самое глупое, что я сделал в своей жизни, – снял военную форму.

– Вы служили в пехоте? – решил уточнить я. – Поэтому не любите флот?

– Армию я тоже не любил. Я побывал на последней войне. Вы меня понимаете?

– По-моему, вам надо выспаться, инспектор. Почему бы вам не поехать домой и не поспать?

– Не могу спать. Скажите, доктор, – обратился он к Сэйво, – что мне делать, если я не могу уснуть?

– Пейте виски, – посоветовал Сэйво. – Нервы успокоятся, если станете напиваться раз в несколько дней.

– Напиться я тоже не могу. С утра до ночи вприпрыжку. И потом, если бутылка виски стоит двадцать пять долларов, то при чем тут я с моим жалованьем?

– Вы бы не могли куда-нибудь прыгнуть и достать нам пропуска? Или они уже лежат в вашей сумке для детенышей?

– В смысле как у кенгуру, поняли, сержант? – спросил Крэм.

– Нет, сэр.

– Что-нибудь придумаем. Я могу довезти вас до верфи. А там уж вы сами.

– А как насчет мисс Томпсон?

– Живет в городе?

– Да, – подтвердила Мери. – Совсем недалеко отсюда.

– Мы вас подкинем. А вы останетесь здесь, – велел он сержанту. – За покойной скоро приедут.

Когда мы спустились вниз, о вечеринке напоминали лишь переполненные окурками пепельницы, опустошенные или отдававшие кислым стаканы с остатками виски да разбросанные в беспорядке стулья, только что покинутые парочками. Тишина и пустота воцарились там, где недавно было людно, шумно и весело. Все уехали домой, остался один Джин Халфорд, который стоял в зале и разговаривал с управляющим.

– Я ужасно огорчился, когда услышал, – сказал мне Халфорд.

– Мы все огорчились. Где вы ночуете?

– Должен был переночевать в городе, но теперь не знаю, как добраться, не уехал на автобусе, потому что дожидался вас.

Любопытство, волнение и жалость промелькнули в его темно-зеленых глазах.

– Ну так какого дьявола раздумывать, едемте с нами, – сердито буркнул Крэм. – В машине уместятся семеро, а утром я вступлю в общество автолюбителей. Моя фамилия Крэм. Детектив Крэм.

– А моя – Халфорд. Вы расследуете убийство?

– Пока не знаю.

– Счастливый вы человек, мистер Крэм. Можете так спокойно относиться к подобным кошмарам.

– Я хотел сказать, что пока не знаю, убийство ли это, – огрызнулся Крэм. – А вы знаете?

– Кончая жизнь самоубийством, женщины обычно предпочитают другие способы, – уверенно заявил Халфорд. – Если, разумеется, у них нет особой причины для того, чтобы безобразно выглядеть после смерти. – Он злобно взглянул на Эрика и тут же отвел глаза. – Любовь не сильнее смерти, в отличие от тщеславия.

Эрику было не до обид, и он не слушал Халфорда. Его светлые глаза застыли, словно камни; ослепший от отчаянья и жалости, он не видел перед собой никого, кроме Сью.

– Попридержите язык, – пригрозил я Халфорду, – или я его вырву.

Он рассмеялся беззаботно и мерзко.

Проснувшись, я посмотрел на часы, они показывали пять. С минуту я лежал, ощущая внутри пустоту и с напряжением ожидая, когда зазвонит штабной колокол. Затем я понял, не испытав и малейшего облегчения, что нахожусь на верхней койке в Эриковой каюте на эсминце в Перл-Харбор, по которой теперь ни один враг долго-долго не нанесет удара. И все равно я не мог расслабиться. Есть вещи, поражающие воображение куда больше, чем самолеты камикадзе, вот они-то и не давали мне всю ночь покоя.

В каюте горел свет, я придвинулся к краю койки и свесился вниз. Эрик сидел на металлическом стуле, около металлического стола, широко расставив ноги на металлическом полу. Он не разделся, и по его окаменевшей сутулой спине можно было понять, что он сидит тут давно и ужасно устал.

Голос его, впрочем, прозвучал как ни в чем не бывало, когда, услышав, что я зашевелился, он повернулся и сказал:

– Спи, Сэм, еще совсем рано. Тебя беспокоит свет?

– Нет, меня беспокоишь ты. Почему бы тебе не отдохнуть?

– Я попробовал, но не смог заснуть.

Эрик встал и зажег сигарету, быстро и уверенно. В его лихорадочных движениях ощущалась энергия человека, который не просто смирился с бессонницей, но воспринимает ее как нечто само собой разумеющееся. Я наблюдал за ним с ощущением, что сон – это чудо, которое ежедневно случается с теми, кто в него верит: с идиотами, детьми или пьяными до беспамятства. И я понял, что больше и мне не уснуть.

– Кухулин из Ольстера, измученный ранами и утомленный сраженьями, – сказал я, – не отдыхал, как простые смертные. Он находил место, где мог упражняться, сколько хватало сил.

– Ему это помогало? – спросил Эрик. На его лице промелькнуло жалкое подобие улыбки.

– В конце концов он рехнулся.

Я свесил ноги с койки и спрыгнул вниз. Эрик подвинул мне стул и протянул сигарету.

– Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно, – сказал он. – Я неисправимый эгоист и слишком практичен, чтобы не то что свихнуться, а даже сделать вид, что свихнулся.

– Мне показалось, что притворяться ты наконец научился. Но, если ты полагаешь, что я вырвался из объятий Морфея, чтобы обсудить твою персону, ты ошибаешься. Лучше я тебе еще что-нибудь расскажу про Кухулина. Стиви Смит сочинил про него забавный стишок…

– Не отвлекай меня. Я думал о том, что случилось со Сью.

– Хорошо, – согласился я. – Мы поговорим о Сью Шолто. А потом, через пару дней или пару недель, перейдем к твоей жене.

– Моя жена тут совершенно ни при чем, – ответил он монотонно, будто повторяя заклинание, – Надеюсь, Господь не позволит ей узнать о случившемся.

– И тем не менее она узнает. Ты сам ей расскажешь, Эрик. У тебя, парень, такой характер, что ты обязательно попросишь ее тебя утешить. А она – из тех женщин, что непременно утешат. Именно поэтому ты на ней женился и никогда не бросишь.

– Не брошу? – переспросил он печально. – Если бы я только мог предположить, что Сью натворит такое…

– Итак, ты все разложил по полочкам. Она себя убила, потому что не могла заполучить тебя. Знаешь, твоя теория построена главным образом на тщеславии. Ты чувствуешь, что виноват в случившемся несчастье, и, не зная его истинных причин, приходишь к заключению, что Сью убила себя из-за тебя. Если ты чувствуешь себя виноватым, значит, виноват.

– У тебя прекрасные намерения. Столь благие, что ими вполне можно вымостить дорогу в ад. Но факты нельзя изменить с помощью слов.

– Какие факты? Ты не знаешь, совершила ли Сью самоубийство. Возможно, ее убили. Халфорд уверен, что убили.

– Убили? Зачем кому-то понадобилось убивать Сью?

– Не знаю. Детектив Крэм тоже не знает. А ты знаешь?

– Совершенно неправдоподобная идея.

Эрик приучил себя к мысли, что Сью покончила с собой, и предположение о возможном убийстве застало его врасплох, еще раз больно ударив по незащищенному месту.