Беда идет по следу - Страница 12

– Что еще за вопросы? – спросила она сонно. Зрачки у нее двигались медленно, будто им мешала их собственная тяжесть.

– Это касается вашего мужа.

– Вы знаете Гектора? А, ну да, вы же морские офицеры. Он ведь на флоте.

Эрик теперь стоял у нее за спиной. Придерживая щеку рукой, миссис Ленд повернулась на табурете и, неосторожно задев стаканчик локтем, опрокинула его.

– Проклятье! – с чувством произнесла она. – Еще один, Боб.

– Может, хватит на сегодня, Бесси?

– Ты всегда так говоришь. А мне всегда мало. Наливай еще один, Боб.

Пожав плечами, бармен наполнил для нее еще один стакан. Миссис Ленд расплатилась, достав деньги из черной кожаной сумки.

Мери, которая все подмечала, не оставила без внимания и эту сумку.

– Хорошая кожа, – шепнула она мне на ухо. – И одета она прилично. Почему, черт возьми, она так живет?

– Пристрастие к спиртному многое объясняет, – ответил я, – но, в свою очередь, требует объяснения.

– Все на свете имеет причину, и пьянство в том числе.

– Она не очень пьяная.

– Не обманывай себя, – сказала Мери так громко, что бармен навострил уши, – уж я-то повидала пьющих женщин, она настолько пьяна, что от нее ничего не добьешься. Мы можем спокойно отправляться домой.

– Молодая дама права, – перегнувшись через стойку бара, доверительно сказал мне бармен. – Бесси бывает тут каждый вечер и не уходит до полуночи, пока мы не закроем заведение. Набраться она может – будь здоров, а иногда балуется абсентом. От него клонит в сон, понимаете?

Наконец я все понял. Женщина дышала медленно и тяжело, как пациент под наркозом. Движения ее были заторможенными и неуверенными. Глаза помутнели.

– Значит, Гектор дезертировал с флота? – пробормотала она и издала смешок, скорее напоминавший стон. – Он давно поговаривал, что сбежит, как только придет время. С тех пор как вступил в «Черный Израиль».

Высокий мужчина в коричневой шляпе и пальто, сидевший по другую руку от Бесси, наклонился и, почти не разжимая тонких фиолетовых губ, процедил:

– Ты несешь чепуху, Бесси. Гектору бы это не понравилось.

Женщина выпрямилась, последние следы улыбки улетучились.

Пианист заиграл «Сьюткейс блюз», и, как ни странно, она стала подтягивать мелодию пьяным контральто. Песня еще не кончилась, а по щекам Бесси уже бежали слезы. Опустив голову на руки, она разрыдалась. Стакан, скатившись со стойки, упал и разбился.

– Я заеду к вам завтра, – обратился Эрик к спине Бесси.

– Вы не думаете, что ее пора отсюда увести? – спросил я у бармена. – Если нужно, мы отвезем ее домой.

– Все будет нормально, если вы оставите Бесси в покое, – ответил тот холодно. – Попробуйте увести ее из бара до полуночи, и она вцепится в вас как тигрица.

– Завтра ты к ней не поедешь, – сказала Элен Сван Эрику. – Надеюсь, ты посидишь дома хоть один день отпуска. И умоляю, давайте уйдем отсюда и вернемся назад к цивилизации, – добавила она капризно.

Возврат к цивилизации означал, что нам придется платить за спиртное втрое дороже и слушать ту же музыку в худшем исполнении. После того как я согласился уйти и навестить миссис Ленд вместо Эрика завтра, настроение у Элен исправилось, а у Мери испортилось. Мы отправились в прокуренный подвальчик, битком набитый посетителями, потому что это было самое модное место в городе, и ей там не понравилось. Немного выпив, она попросила меня отвезти ее домой.

– Прости, Сэм, – сказала она в такси, положив голову мне на плечо. – У меня опять мигрень, придется лечь спать. Доктор сказал, мигрени не пройдут, пока я не научусь спокойно воспринимать то, что мне неприятно.

– Это я виноват. Не стоило тащить тебя в Парадиз-Вэлли. Там было неприятно.

– Завтра придумаем что-нибудь повеселее, договорились?

– Завтра?

– Я бы с удовольствием, – пробормотала она сонно, как ребенок.

Попрощавшись со мной в холле гостиницы, Мери поднялась к себе на лифте. Меня огорчило, что вечер так закончился, и, главное, я чувствовал, что виноват в том, что у нее испортилось настроение.

Заглянув в ближайший бар, в оставшиеся до закрытия полчаса я успел хватануть три двойных порции виски. Потом я отправился домой и тоже лег спать.

Мой сосед Джо Скотт, как правило, работал в своей газете часов до двух-трех ночи, а потом спал до полудня. Он еще не вернулся, когда я лег, а когда я встал, он еще спал. Хотя мне и надо было кое о чем спросить Джо, я решил его не будить. Возможно, проспавшись, Бесси Ленд сама захочет и сможет рассказать мне о том, что это еще за «Черный Израиль».

Может, Бесси Ленд и хотела, но она не смогла. Я доехал на такси до Чеснат-стрит и вышел на том углу, откуда был виден «Париж. Бар и гриль». Неоновая вывеска погасла, а припорошенные выпавшим за ночь легким снежком безлюдные улицы выглядели благостно. На тротуарах снег был утоптан башмаками ранних прохожих, спешивших на работу. Но сейчас, в десятом часу утра, вокруг не было ни души.

Подняв воротник, чтобы защититься от сердитых порывов ветра, кружившего снег, я направился к дому 214. Изнутри доносились отголоски утренней жизни: плакали и гукали младенцы, играли дети, женские голоса сплетничали и спорили. В холле, однако, было зябко и пустынно: чтобы удержать тепло в комнатах, обитатели поплотнее затворили двери. Третья дверь слева была закрыта, как и остальные, я постучал и стал ждать. Я бы ждал вечно, если бы не нажал на ручку и не вошел.

Бесси Ленд навзничь лежала на кровати, уставившись в грязный потолок. Одна ее рука свисала с кровати, вокруг упиравшейся в пол кисти собралась лужица крови. Белый щенок, поскуливая, облизывал окровавленные пальцы.

Как только я приблизился, щенок уполз под кровать. Глубокая рана на горле у Бесси Ленд бросилась мне в глаза. Разошедшаяся кожа образовала на темной лоснящейся шее кровоточащий эллипс. Хлебный нож с зазубренным лезвием валялся на матрасе возле ее головы. На Бесси Ленд было пальто, но сейчас оно не спасало ее от лютого холода.

Через три минуты после того, как я позвонил из стоявшего в холле автомата, вдалеке послышалась полицейская сирена. Прошло еще тридцать секунд, и она уже выла волком совсем рядом.

Внезапно сирена смолкла, будто от выстрела. Лейтенант полиции в синей форме и человек в штатском шагали ко мне через холл с видом людей, идущих на работу.

– Моя фамилия Кассатери, – представился лейтенант. – Вы ничего не трогали, как я просил?

– Ничего. Только коснулся ее щеки, чтобы убедиться, что она холодная. Она очень холодная.

Тот, что был в штатском, седой мужчина средних лет с неподвижным строгим лицом, осмотрел тело, не дотронувшись до него.

– Вы сказали, она холодная, – заметил он, – быстрозамороженная черная девка. Если тут есть некрофилы, на нее будет спрос.

– Как давно она умерла, доктор? – спросил Кассатери. У него было мясистое лицо уроженца Средиземноморья.

Рот лейтенанта то и дело кривился, так как в правом его углу торчала толстая сигара. Сигарой он пользовался вместо указательного пальца. Руки он не вынимал из карманов.

– Восемь-девять часов. Буду знать точнее, когда вскрою желудок, если от него что-то осталось после всего, что она выпила. Обратите внимание на посмертное посинение.

Я посмотрел. Свисавшая рука набухла от застоявшейся крови.

– Самоубийство? – спросил Кассатери.

– Отпечатки пальцев покажут. Куда, черт возьми, запропастился Рэнди?

– Сейчас явится. Ему надо было собрать инструменты.

Через минуту-другую доктор сказал:

– Да, самоубийство. Следы нерешительности. – Он небрежно ткнул пальцем в перерезанное горло. Я заметил неглубокий порез, идущий параллельно большой ране. – Черный самец перерезает глотку своей девке без раздумий.

– Здесь не тот случай. – Я вкратце изложил им свои соображения.

– Он читал «Тень», – сказал Кассатери.

– И еще про Дика Трейси, – добавил доктор.

– Женщину убили, – настаивал я.