Бэббит - Страница 79

Дня через четыре «компания» затеяла одну из самых веселых прогулок. Бэббит повез их всех на каток, устроенный на реке Чалузе. После оттепели все мостовые покрылись гладкой наледью. Ветер завывал в бесконечных широких улицах, меж деревянных домов, и весь район Бельвю казался окраинным городком. Даже надев цепи на все колеса, Бэббит боялся за машину и, когда пришлось ехать по обледеневшему спуску, поехал медленно, на обоих тормозах. Из-за угла выскочила менее осторожная машина. Ее занесло, и она чуть не зацепила их задним крылом. Обрадовавшись избавлению от опасности, вся «компания» — Танис, Минни Зоннтаг, Пит, Фултон Бемис — заорала: «Ух ты!..» — и замахала руками перепуганному водителю второй машины. И тут Бэббит увидел профессора Памфри — он тяжело подымался в гору пешком и как сыч уставился на веселых кутил. Бэббит был уверен, что Памфри узнал его и видел, как Танис его расцеловала, щебеча: «Ах, вы так изумительно правите!»

На следующий день, за завтраком, он пустил пробный шар, сказав профессору Памфри:

— Ездил вчера с братом и его друзьями. Ну и дорога! Скользкая, как стекло! Кажется, вы в это время шли вверх по Бельвю-авеню?

— Нет, нет… Не шел… Я вас не видел! — виновато заторопился Памфри.

А еще дня через два Бэббит повез Танис завтракать в отель «Торнлей». Она, которая сначала так охотно ждала его у себя, стала часто намекать с печальной улыбкой, что он, видно, ее не уважает, если не хочет знакомить со своими друзьями, не желает нигде с ней показываться, кроме как в кино. Он подумал было пригласить ее в «дамский салон» при Спортивном клубе, но это было слишком опасно. Пришлось бы ее со всеми знакомить, да и вообще люди могли подумать бог знает что, а тогда… Он пошел на компромисс, выбрав отель «Торнлей».

Она была необычайно элегантна, вся в черном; маленькая черная шляпка, короткая каракулевая шубка, свободная и широкая, строгое, наглухо закрытое черное бархатное платье, хотя в том сезоне даже уличные костюмы походили на вечерние наряды. Может быть, она была даже чересчур элегантна. В ресторане, отделанном под дуб с позолотой, все оборачивались, когда Бэббит вел ее к столику. Ему было неловко, и он надеялся, что метрдотель устроит их в укромном уголке, за колоннами, но их усадили в самой середине зала. Танис, как будто не замечая восхищенных взглядов, расточала улыбки Бэббиту, восторгаясь: «Ах, как тут чудесно! Какой веселый оркестр!» Бэббиту было не до восторгов: через два столика он увидел Верджила Гэнча. Вовремя завтрака Гэнч следил за ними, а Бэббит следил, как за ними следят, и делал смехотворные попытки вести себя так, чтобы не испортить настроение Танис. «Сегодня мне так весело! — заливалась она. — Мне ужасно нравится в „Торилее“! Здесь очень оживленно и вместе с тем так… так изысканно!»

Он старался говорить о ресторане, о том, что и как им подают, о знакомых, которых он узнал, обо всех, кроме Верджила Гэнча. Больше ему не о чем было говорить. Он добросовестно улыбался шуткам Танис, он соглашался с ней, что «с Минни Зоннтаг так трудно дружить» и что «юный Пит — ленивый глупый мальчишка, просто негодник!». Но добавить ему было нечего. Сначала он хотел рассказать ей, как его беспокоит Гэнч, а потом решил: «Нет, не стоит, слишком долго придется объяснять и про Верджа, и вообще про все».

Он облегченно вздохнул, усадив Танис в трамвай, а вернувшись в контору, сразу повеселел в привычной простой обстановке.

В четыре часа к нему пришел Верджил Гэнч.

Бэббит заволновался, но Гэнч начал дружески:

— Ну, как живешь? Знаешь, у нас есть один план, и нам очень хотелось бы, чтобы и ты присоединился!

— Отлично, Вердж. Выкладывай!

— Помнишь, как во время войны мы весь этот нежелательный элемент, всех красных, с их делегациями, ну и вообще всяких там разных ворчунов — всех прижали к ногтю, да и после войны им ходу не было, но люди забывают об опасности, а этим смутьянам только того и надо, они снова начали исподтишка свою работу, особенно эти салонные социалисты. Так вот, надо людям разумным, сознательным объединиться и помешать этому сброду. Один парень там, в восточных штатах, именно для этой цели организовал Лигу Честных Граждан. Разумеется, и Торговая палата, и Американский легион, и все остальные изо всех сил стараются, чтобы порядочные люди взяли верх, но у них столько других дел, что этой задаче они не могут отдавать достаточно времени. Но Лига Честных Граждан — ЛЧГ, — она только этим и будет заниматься. Конечно, для видимости у Лиги должны быть и другие задачи — скажем, тут, в Зените, Лига будет поддерживать проект насаждения новых парков и городской комитет плановой застройки, а кроме того, она будет представлять определенные слои общества, в нее войдут только избранные, и, скажем, при устройстве вечеров и тому подобного можно будет не приглашать всяких смутьянов, а, как известно, нет ничего сильнее общественного бойкота, когда речь идет о людях более или менее заметных, которых ничем другим не проймешь. А если и это не поможет, Лига в конце концов пошлет небольшую депутацию к тем, кто слишком распоясался, члены Лиги укажут, что надо держать себя в рамках пристойности и не трепать языком почем зря. Тебе не кажется, что такая организация может принести огромную пользу? Мы уже получили согласие лучших людей города и, конечно, хотим, чтобы и ты присоединился. Как ты на этот счет?

Бэббиту было очень не по себе. Он чувствовал, что его насильно тянут назад, в ту стандартную жизнь, от которой он так бессознательно, но так настойчиво старался убежать. Он неловко забормотал:

— Наверно, вы особенно будете нападать на таких, как Сенека Доун, — хотите их тоже припугнуть…

— Вот именно, можешь голову прозакладывать! Слушай, Джорджи, друг, ведь я-то ни на минуту не верил, что ты всерьез защищаешь Доуна и забастовщиков и все такое, когда ты за них вступался в клубе. Я знал, что ты просто разыгрываешь всяких дурачков, вроде Сидни Финкельштейна… Ей-богу, хочется верить, что ты их разыгрывал.

— Да, конечно… только, видишь ли… — Под беспощадным проницательным взглядом Гэнча Бэббит почувствовал, как неубедительно звучит его голос. — Да ты сам знаешь, чем я дышу! Разве я какой-нибудь агитатор? Я — деловой человек, всегда, везде и во всем. Но… но честно говоря, я не думаю, что Доун такой уж вредный, и потом не забывай, что он мой старый товарищ!

— Знаешь, Джордж, когда речь идет о борьбе за наши порядки, за безопасность наших очагов, против шайки ленивых псов, которым только и нужно, что пить пиво на даровщинку, ты должен порвать даже самую старую дружбу. «Тот, кто не со мною, тот против меня!»

— Д-а-а, может, это и верно…

— Так как же? Вступаешь к нам, в Лигу Честных Граждан?

— Надо подумать, Вердж.

— Ладно, как знаешь. — Бэббит обрадовался было, что все так легко сошло ему с рук, но Гэнч снова заговорил: — Джордж, я не могу понять, что с тобой приключилось, и никто из нас не понимает, мы о тебе не раз говорили. Сначала мы думали, что тебя расстроила эта история с несчастным Рислингом, мы прощали тебе все, что ты болтал, но это дело давнее, Джордж, а мы до сих пор никак не поймем, что с тобой творится. Сказать по правде, у меня уже терпение лопнуло. Да и все наши — и в Спортивном, и в клубе Толкачей — злы на тебя за то, что ты нарочно хвалишь этого Доуна и его проклятую шайку, болтаешь, что надо, мол, быть терпимым — а по-нашему, это значит слюнтяем! — и даже уверяешь, что этот чертов проповедник, Ингрэм, вовсе не профессиональный сутенер. А как ты себя ведешь! Джо Памфри говорил, что видел тебя вчера с какими-то непотребными бабами, пьяного в дым, а сегодня черт тебя дернул явиться прямо в «Торнлей» с этой… нет, я ничего не говорю, может быть, она и вполне порядочная женщина, настоящая леди, но вид у нее был что-то слишком легкомысленный, с такими не ходят завтракать, когда жены нет в городе! Нехорошо это выглядит. Что за чертовщина с тобой творится, Джордж?

— Слишком вы все суете нос в мои личные дела, я и сам про себя того не знаю, что вы…