Батюшка сыскной воевода. Трилогия. - Страница 133

— А если свадьба не состоится?

— А тогда и платить не надо! Тока неустойку... в том же разрезе... и чтоб всей семьёй на лето... но ить зато уже без яиц! Чё не так-то, отец родной?

— Дьяк Филька тебе отец, — устало отмахнулся я, шагая на порог. — Заходи давай, у нас тут, кажется, внеочередное расследование на носу. Вечером напомни мне по поводу Абрама Моисеевича, я с ним сам отдельно побеседую.

— Тсс!!!

— Это ты мне?

— Тсс! Ну нешто не слышите, Никита Иванович? — припадая ухом к закрытой двери, умоляюще глянул на меня Митька. — Шум, сопение, стоны, как бы не убивали кого!

— А может, совсем наоборот. — Я вспомнил масляные взгляды домового и нашу бабушку, кокетничающую с ним напропалую.

— Вы о чём энто? — разом набычился маменькин сын. — Негоже такие мысли о своём же почётном сотруднике лелеять, а Назиму ихнему я самолично нос через ухо выверну! Вот ужо, ужо, ужо...

— Отставить засучивать рукава! Давай хоть постучим сначала, как культурные люди...

— Вежливость, она добра молодца завсегда с ног до головы красит, — чинно согласился он и двинул в дверь кулаком. Две доски треснули... Шум внутри на мгновение прекратился, потом раздался гневный мявк Василия и грозное «на шашлык зарэжу, да!», а ещё вроде бы тихий всхлип Яги.

Мы с Митяем, не сговариваясь, ударили плечом в дверь. Короче, мы её практически выломали из косяка... Хотя «мы» — это громко сказано, моя помощь была минимальной. Но не фиг было запираться! Тем более что там действительно происходило убийство... или что-то в этом роде... слегка напоминающее...

— Руки вверх, все арестованы! — как можно громче рявкнул я. Хотя на самом деле... Ох! Только бы не заржать в голос — бабка не простит...

— Никитушка, Митенька... Вы тока гляньте, что ж тут такое деется! — еле слышно пролепетала наша опытнейшая эксперт-криминалистка, обводя руками растерзанную избу. Ну а что особенного — Бородинское поле, говорят, похлеще выглядело...

Белёная печь облита тремя видами соусов, битая посуда на полу скрипит под каблуками. Стол перевёрнут, а под ним, путаясь в сорванных занавесках, насмерть бьются две низкорослые фигурки — наш Васька и наш же домовой! Какая муха укусила их одновременно, да ещё за одно и то же место?

— Младший сотрудник Лобов, примените профилактические меры в виде окунания хулиганствующих элементов в бадью с водой. И макать обоих до полного успокоения!

— То исть покуда не осознают, — сурово кивнул он, сгрёб смутьянов в охапку, сунул в бадью и принялся упоённо полоскать, невзирая на вой и жуткие проклятия. Я поставил табурет в уголок, скромно присел и достал планшетку...

— Заявление будем подавать, гражданочка?

— Дак ить... они ж! Васенька-то, кровиночка родная, первым начал... а Назимушка и не подумал... Ну, и... увлеклись оба... Я уж и так, и так, а ты заявление! Да вот, буду! И подам! Что ты думаешь, раз я сама в отделении без сна, без продыху спину гну, меня милицией и защищать не надо?! А ну пиши сей же час и сажай обоих по всей строгости закона!

От изумления кот и домовой разом прекратили бултыхание в бадье, воззрившись на Ягу круглыми как пятаки глазами. Мой напарник если и удивился чуточку, то виду не подал и процесс окунания продолжал с прежним рвением.

— Составляю протокол, рассказывайте.

— Как тока ты, сокол, по служебным делам отправился, я Васеньку усталого, приезжего, в дом повела, сметанкою баловать. А Назимушка-то и говорит из-за печки...

Далее я не писал ничего, потому что закусил кожаный ремешок планшетки и втихую гоготал, отвернувшись к стене. Благо разгорячённая дачей показаний Яга внимания никакого уже не обращала, а добрейшей души Митенька видел во всём произошедшем истинную шекспировскую трагедию...

Короче, если кто не понял — Васька и Назим не поделили бабку! Как — конкретно, по-пацановски; какую — одну, нашу. Кот не понял, что можно чесать за ухом кого-то, кроме него; домовой неправильно оценил женскую любовь к домашним животным. Слово за слово, зуб за зуб, и пошла потасовка... Сама Яга в это дело не вмешивалась, пускай мужики по-свойски разбираются. Когда «разборки» перешагнули все разумные пределы, появились мы. То есть жутко вовремя, как всегда...

— Что делать с ослушниками будем? — подняв присмиревших ревнивцев за шиворот, спросил мой младший сотрудник. — По суду судить али по совести? Ибо с моей, товарищеской, точки зрения вина их велика и токмо смертью искупима...

Наша заслуженная сослуживица охнула, схватившись за сердце. Митя удовлетворённо кивнул и продолжил:

— Хотя, с другой стороны, при взгляде незамутнённом видно, что бабуленька наша сама энто противостояние спровоцировала. Я ить давно замечал, как она с котом заигрывала... А тут вона домовому глазки строить начала! Хоть в нём, как в мужчине, и красы-то всей — один нос впечатляющий...

Яга скрипнула зубом и пришла в себя.

— Граждане Василий и Назим что-то могут сказать в своё оправдание? — поспешил вмешаться я.

Кот, чуть развернув корпус, не глядя пнул домового под коленку, тот, подпрыгнув, дал противнику по уху. Мирного разрешения ситуации не предвиделось.

— Мить, выводи обоих во двор, бери еремеевскую пищаль... да, не забудь спросить о последнем желании.

— Это святое, — серьёзно согласился мой младший сотрудник. Переглянувшись, один из задир упал с морды, другой — с лица.

— Никитушка, — очнулась бабка, — а ежели я, тьфу, да и не буду энто заявление писать?

— Поздно. Разрешаю подойти и проститься... — Мне с трудом удалось удержать замогильность голоса и незаметно подмигнуть Яге.

Наша эксперт-криминалистка тоже дурой никогда не была, а потому, кряхтя, подошла к каждому, мелко перекрестила и, молча достав из сундучка чёрный платок, не торопясь повязала его на седую голову. Назим, закатив глаза, молился кому-то по-азербайджански, а Васька всё пытался хрипло мяукнуть что-то жалобное и не по-существу, но под неподкупным Митькиным взглядом сдался окончательно...

— Однако, исключительно из уважения к Бабе-Яге, как опытнейшему и ценнейшему сотруднику нашего отделения, — строго продолжил я, — на первый раз расстрел заменяется устным порицанием. Обещаете больше не огорчать бабушку?

Кот и домовой со слезами бросились в объятия друг друга, изо всех сил демонстрируя дружбу навеки! Примерно в этот вот умилительный момент за окном раздалось знакомое хриплое карканье. Что ж, выслушаем, что нам имеет предложить гражданин отпетый уголовник... Надеюсь, речь пойдёт не о попытке возвращения Олёны? В противном случае даже я из пищали с такого расстояния не промахнусь...

Чёрный ворон размером с хорошую бройлерную курицу ждал меня, нахохлившись, на завалинке. Он неприязненно косил фиолетовым глазом, угрожающе задирая отполированный до блеска клюв. Я по-хозяйски присел рядом, заставляя его подвинуться.

— Чему обязан?

— Давненько не виделись, участковый...

— Работы много... Как родное гнездо, жена, яйца?

— Я по делу, — сухо отмёл все сантименты пернатый посланник Кощея. — Господин мой повелевает тебе, рабу ничтожн... В общем, дальше лучше я своими словами. Встретиться ему надо с тобой и переговорить лично. Дело тонкое, семейное, для лишних ушей недопустимое...

— Так я и думал... Передайте Кощею, что мои личные, семейные дела его уже не касаются. Олёна свободный человек, полноценная гражданка Лукошкина и, находясь под защитой закона, имеет право...

— Да тьфу на тебя с твоими правами! — возмущённо подпрыгнул ворон. — При чём тут бывшая Олёнка-бесовка! У Кощея таких-то небось не одним десятком мерится. О его семейственной жизни речь идёт!

— ..!

Других слов не нашлось. Значит, у этого костлявого маньяка ещё и семья есть! Жена, дети, тёща, зять, свёкор, золовка, троюродная тётя и две прабабушки... не надо сказок!

— Вот тока смеяться тоже не надо! — в тему поправила меня говорящая птица. — Кощей, он, знаешь ли, не чурбан бесчувственный, и ничто человеческое ему не чуждо. К примеру, проведал он, что ни ступы, ни избушки на курьих ножках, ни Сивки-Бурки у вас с собой не наблюдается. Потому господин мой благородно сам сюда пожалует... И просил передать к сведению, что визит его сугубо мирный. Так чтоб и с вашей стороны чего всякого не было — капканов там, волчьих ям, ловушек глупых...